— Вирус попал в сеть три дня назад, — с пафосом произнес Юрок. — Страшный, как атомная война! Ни одна из наших антивирусных программ не смогла с ним справиться.
— А ты, значит, справился? — с сомнением спросила Эмма.
— Конечно, — ответила за Юрку я. — Ведь именно он его туда и запичужил. Так, Юрик?
— Нет! Клянусь!
— Не клянись. Бог накажет. Твой компьютерный бог с процессором вместо сердца. — Я обернулась к Соньке. — Он как узнал, что ты вместе со мной в санаторий едешь, тут же разработал сей вероломный план. Юрка у нас тот еще стратег.
— А почему вы так вырядились? — оторопело произнесла Сонька, теперь она зачарованно пялилась на монументальные Зоринские ноги в полосатых тирольских гольфах.
— О! — воскликнул Юрка, обрадованный сменой темы. — Вам нравится? Это последний писк моды!
Мы недоверчиво хмыкнули, даже не знакомая ни с одним из модных писков последнего десятилетия Эмма Петровна не поверила, что клетчато-полосатый ужас может быть актуален.
— И где вы этот писк приобрели? — спросила она, растеряно улыбнувшись. — На блошином рынке?
— Скорее всего, на распродаже списанных цирковых костюмов, — хихикнула Сонька.
— Вот и не угадали, — надулся Зорин. — Лев, скажи им, где мы прибрахлились! Ну скажи!
— В бутике, — гордо провозгласил Лева Блохин.
— Где? — в один голос выкрикнули мы.
— Не просто в бутике, — поправил друга Зорин. — А в элитном бутике.
— И там вам сказали…
— … что в нынешнем сезоне все кино-звезда так ходят.
Я вновь окинула взглядом прикид «сладкой парочки». Значит, писк моды. Значит, в бутике купленный. Значит, все кино-звезды… Интересно, кому из мировых дизайнеров и с какого перепоя пришла в голову мысль сделать ансамбль из тельняшки и клетчатых «Бермуд». Разве что Жан-Полю Готье или Вивьен Вествуд… Или Галиано, после лошадиной порции кокаина…
— А как тот бутик назывался? — спросила Сонька.
— «Вещи из Европы», — доложил Лева.
— Как? Прямо так и назывался?
— Да. Элитный сэконд-бутик «Вещи из Европы», так и назывался…
После этих слов мы не просто рассмеялись — заржали! Надо же, до чего наши старьевщики не додумаются, чтобы заманить вот таких простаков. Сэконд-бутик! Мне бы даже с перепоя такое в голову не пришло.
Пока мы смеялись, тот же бодро-гнусавый голос, что сообщал про время, объявил:
— Скорый поезд номер триста сорок один Нижний Новгород-Адлер прибывает к третьей платформе шестому пути. Повторяю…
Эмма Петровна встрепенулась.
— Мальчики, помогите мне. Ты, Лева, возьми сумки, а ты, Юра, чемодан, остальные котомки мне донесут девочки…
Лева с энтузиазмом вцепился в ремни сумок, мы послушно подхватили котомки, а вот Зорин чемодан взять и не подумал:
— Вы что, Эмма Петровна, с ума сошли? — возмутился он. — Мне тяжести понимать нельзя. У меня больная спина…
— Юра, как не стыдно? Такой большой, такой… — какой «такой» Зорин мы так и не узнали, потому что Эмма замолчала и начала хватать ртом воздух.
— Что вы так переживаете? — испугался Лева. — Вы не беспокойтесь, я ваш чемодан донесу… Мне не трудно.
Но Эммы не думала успокаиваться, она покраснела, затрясла головой, заохала и мертвой хваткой вцепилась в мое запястье, будто без моей поддержки она не устоит на ногах.
— Вам плохо? Сердце? Или что? — перепугалась я.
— Леля, — прохрипела Эмма. — Леля! Посмотри… какой стыд…
Я резко обернулась.
Сначала ничего особенного я не увидела. Двухэтажный вокзал, деревья, ларечки с горячими пирожками, лавки, на лавках люди, ожидающие того же поезда, что и мы, забегаловка с громким, но неуместным названием «Акватория», из «Акватории» выплывают какие-то пьяные личности (нажрались в девять утра — какой кошмар!), рядом стоянка такси… Стоп! Пьяные личности кого-то поразительно напоминали…
— Маруся! — ахнула я, узнав в шатающейся лохматой брюнетке свою подругу, с которой проработала бок о бок без малого пять лет.
— И не только она, — обретя голос, гневно выкрикнула Эмма. — Обе Маринки и Княжна! Все! И все пьянущие! Какой стыд!
Я пригляделась к подругам. Точно! Все пьянущие. Более-менее выгладила только Маринка- маленькая (рост сто пятьдесят сантиметров, по этому «маленькая»), она и шла ровно, и не гоготала в голос, как остальные. Хуже всех Маринка-большая (на семь см. выше «маленькой» по этому «большая»), она не только шаталась и хохотала, но еще и норовила прилечь отдохнуть прямо на асфальт. Я ее такой ни разу не видела, что не удивительно, так как она практически не пьет, разве что шампанское по праздникам. Две оставшиеся подружки Маруся и Княжна (это не титул, а прозвище) были потрезвее Большой, и попьянее Маленькой, короче, находились в промежуточной стадии опьянения, то есть между предпоследней «ты меня уважаешь» и последней «мордой в салат». Этих я тоже в таком состоянии ни разу не сподобилась лицезреть, что тоже не удивительно, потому что норма Княжны — три стопки, а Маруськина — четыре, больше, как правило, в них не помещалось.
— Чего это они? — испугался трезвенник Блохин. — Заболели? Или что?
— Нарезались, — хохотнул Юрка. — Во дают!
— В девять утра! Как не стыдно, — продолжала сокрушаться Эмма.
— Да уж, — поддакнула Сонька (хотя чья бы уж корова мычала, но об этом позже…).
А пьяная гоп-компания, между тем, добрела до нас. С гиканьем, ором и писком все четверо бросились меня обнимать, целовать, валить с ног, потом до кучи повисели на шеях и у всех остальных.
Удовольствие от этих объятий получил только завсегдатай порно-сайтов эротоман Юра Зорин.
— Вы когда успели нарезаться? — оторвав от себя последнюю из подружек, спросила я. — И почему вы не на работе? Вы же должны были помахать мне ручкой в восемь сорок пять, а потом ехать на работу…
— А мы приехали… ик… махать… — залепетала Маринка-большая, вытирая сопливый нос рукавом своего нежно-голубого платья. — А тебя еще нет…ик…
— Ну да! — подхватила Княжна, вытаскивая из кармана джинсов смятую пачку сигарет. — Мы и решили посидеть в «Акватории» кофейку попить… Марусь, дай огоньку.
— С чем был этот кофе? Со спиртом?
— Не… — Княжна сунула в рот сигарету, правда, не тем концом, прикурила. — С коньяком… Марусь… чего-то не куриться…
— Это вы с кофе такие? — удивилась я, вытаскивая изо рта Княжны тлеющую сигарету.
— Не-е, — замотала головой Маринка-большая. — Мы сидели, пили кофе… А тут ребята пришли. Хорошие такие… Сосо и Кацо.
— Сама ты Сосо, — замахала на нее своей худенькой пятерней Маруся. — Вано и Серго. Братья мои…армяне… — Никакой армянкой она не была, но неизменно объясняла свою жгучее брюнетистость кавказскими корнями (иногда армянскими, иногда абхазскими, иногда азербайджанскими).
— Они тоже на этом поезде поедут. С вами, — вклинилась в разговор не такая «более-менее», как на первый взгляд, Маринка-маленькая.
— Поедет только Вано, а Серго его провожал, — перебила Маруся. — Они к нам подсели, шампанского предложили…
