женщин, бесстыдно борющихся за его внимание. Так было всю эту неделю, на всех банкетах и вечеринках. Они роились вокруг него как очумелые бабочки, они хвостом тянулись за ним повсюду, он передвигался, окутанный разноцветным облаком женских платьев. И сегодня картина повторялась, она стала уже привычной.
Или все совсем не так?
Пока Гирайз наблюдал, грандлендлорд Торвид Сторнзоф пробился сквозь сомкнутые ряды поклонниц к своему племяннику. Тот быстро оглянулся, и Гирайз уловил на секунду появившееся выражение сильного отвращения, возможно, смешанного со злобой, которое тенью скользнуло по лицу Каслера и тут же сменилась привычным покоем.
Каслер Сторнзоф ощутил легкую тяжесть на своей руке и, быстро оглянувшись, увидел стоявшего перед ним грандлендлорда Торвида. Подавив сильный порыв неприязни, он невозмутимо повернулся лицом к своему дяде.
— Можно тебя на пару слов? — попросил Торвид.
Каслер отрицательно качнул головой:
— Я не хочу продолжать наши бесконечные ссоры, грандлендлорд.
— Ха, пришло время покончить с нашими глупыми разногласиями. Мы члены одного Дома, этого нельзя изменить, и мы не должны этого забывать. Ты забыл чувство долга, если не желаешь уделить пару минут главе твоего Дома.
Каслер слегка склонил голову.
— С глазу на глаз.
Вдвоем они покинули Длинную галерею. Никто из них не заметил, что Гирайз в'Ализанте тихо пошел за ними следом.
Торвид шел по коридору в сторону пустого вестибюля. Они вошли, и он, захлопнув дверь, закрыл ее изнутри. После чего достал из кармана портсигар, вынул черную сигарету, прикурил и глубоко, с наслаждением вдохнул, заметив с удовлетворением:
— Ну вот, теперь лучше. — Ответа не последовало, и он продолжил: — Ну что ж, племянник, я рад, что ты хочешь раз решить все наши разногласия сегодня, поскольку это последняя возможность, когда мы можем что-нибудь сделать. Завтра я возвращаюсь домой.
— Желаю вам счастливого пути.
— А ты? Я так понимаю, что твой отпуск подходит к концу.
— Так точно. Я уже получил приказ и завтра утром отправляюсь на разаульский фронт.
— Да, не очень завидное место дислокации.
Каслер пожал плечами.
— Похоже, ты впал в немилость у своего начальства. Не удивительно, принимая во внимание твое публичное поражение, которое ты потерпел от женщины. Нет сомнения, что абсурдность ситуации только усугубила низость падения.
— Никакого падения.
— Интересно, согласятся ли с тобой твои новые подчиненные солдаты и офицеры. Многие из них делали значительные ставки на твою победу, возможно, они считают тебя виновником своих потерь. Ты готов принять на себя их негодование?
— Я готов.
— Ну что ж, мужайся. Год-два отбудешь в знак наказания в холодных полях Разауля, возможно, это искупит твои ошибки, а после этого мое ходатайство перед императором сократит твою ссылку.
— Я не прошу о вашем ходатайстве, грандлендлорд. Мне оно не нужно.
— Да? Ты предпочитаешь более длительный срок искупления? Или, может быть, ты стремишься похоронить свои ошибки в неведомых далях Разауля?
— Я не признаю за собою никаких ошибок, и будь у меня возможность вернуться в прошлое, я бы не изменил ни одного из своих решений, принятых на протяжении всего маршрута Великого Эллипса. Если моя репутация пострадала, я восстановлю ее собственными усилиями.
— Да неужели? Ты даже представить себе не можешь, как я рад слышать это от тебя.
Каслер метнул взгляд в сторону дяди. Грандлендлорд улыбался с выражением непонятного одобрения. Такого рода расположение было нетипичным для него и беспокоило. Он ждал.
— Ты что так опешил? Уверяю тебя, я говорю искренне. Твое желание восстановить блеск имени Сторнзофа радует меня, и возможность для этого как раз подвернулась. Сегодня вечером ты реабилитируешь себя полностью в глазах всего мира. Слушай, я объясню как.
Дверь открылась, и Лизелл незамедлительно поднялась с кушетки. Король Мильцин IX вошел в комнату, и она сделала глубокий реверанс. Его выпученные глаза утонули в вырезе ее декольте. Она поднялась, и взгляд переместился с ее груди на лицо.
— Мисс Дивер, я так рад наконец-то лицезреть вас. Позвольте мне выразить самые искренние поздравления и мое глубочайшее восхищение. — Улыбаясь, он вытянул вперед обе руки.
Она не знала, что ей следует делать. Готовясь к этой встречи, она изучала придворный этикет Нижней Геции, но книги не подготовили ее к такому непринужденному обращению. Полагаясь на инстинкт, она также вытянула вперед обе руки, которые король тут же схватил. Он притянул ее к себе и радушно поцеловал в щеку, после чего отпустил. Его густые усы щекотали, и она подавила нервный смешок. Она уловила запах дорогого одеколона и пудры для волос.
Не такое уж плохое начало. Она должна произвести приятное впечатление.
— Ваше Величество оказал мне честь, — пролепетала она.
— Глупости, моя дорогая. Это вы почтили нас своим присутствием. Вам известно, что с самого первого момента, когда я увидел вас в городской мэрии, я был уверен, что вы победите? — спросил король. — В то утро, когда начались гонки, я посмотрел на вас, стоящую в таком сиянии уверенности и решимости, что все знал наперед. Иногда у меня бывают такие вспышки предвидения, и они никогда меня не обманывают.
— Сир, вы удивили меня, — призналась Лизелл. — Во время старта Великого Эллипса я была в толпе, окруженная остальными участниками гонок. И я даже и мечтать не могла, что Ваше Величество удостоит меня своим вниманием.
— О, вы не знаете собственной силы воздействия. Моя дорогая, вас нельзя не заметить. В тот день все, что я мог сделать, так это не смотреть на вас, но сегодня это уже выше моих сил.
— Ваше Величество очень любезен, — она, как и подобает в таких случаях, потупила глаза.
— Вовсе нет, я говорю чистую правду, — Мильцин уселся на алую кушетку. — Ну что ж, моя дорогая мисс Дивер — такая сводящая с ума, но такая отстраненная, такая холодная. Я надеюсь, вы не обидитесь, если я буду называть вас Лизелл. Это более непринужденно, не так ли?
— Пожалуйста, Ваше Величество.
— Конечно же, так лучше. Иди сюда, моя дорогая Лизелл, сядь рядом со мной. Давай поговорим, давай узнаем друг друга поближе.
Она осторожно присела на кушетку, не так близко, чтобы показаться распушенной, но и не настолько далеко, чтобы быть за пределами досягаемости.
— Шампанское?
— Спасибо, сир.
На небольшом столике возле кушетки стояло серебряное ведерко со льдом с двумя запотевшими от холода бутылками, пара бокалов на высоких ножках и документ, старательно украшенный штампами и печатями. Мильцин IX наполнил бокалы, протянул один Лизелл и галантно поднял свой:
— За победу.
— А, пока я не забыл, — он взял в руки документ и протянул его ей. — Вот, моя дорогая. Предписание о присвоении титула, это и балует и портит победителя. Или победительницу? Я не могу с
