А может, крысы? Они так быстро прыснули из-под ног путешественника, что тот не успел припомнить сведений из зоологии. На кассовом окошечке висела табличка: «Вернусь в четверг». Начальника не было, туалета тоже. Нигде ни следа живой души, спинки скамеек поросли мхом.
Машинист покончил с маневрированием и, довольный тем, что все кончилось благополучно, мыл руки в луже.
— Что-то маловато пассажиров? — дружелюбно начал Мефф.
Ответствовало молчание.
— Когда отходите?
Из жеста машиниста, старика с лицом влажным как высыхающий сыр, следовало, что вот-вот. Только теперь путешественник заметил, что рельсы, заросшие травой, покрыты толстым слоем ржавчины.
— Редковато сюда приезжаете?
Опять жест, однозначно говорящий, что не приезжает вообще.
— Тогда зачем приехали сегодня?
— Велели, вот и приехал, — проговорил бывший немой, забираясь в будку, — а вам советовал бы…
Дальнейшие слова заглушил свист пара. Состав тронулся, и единственный вагончик, поспешающий за архаичным паровозом, быстро скрылся из глаз.
Время установить было сложно. Окружающая Меффа серость равно могла быть дождливым утром, тоскливым полуднем либо мерзостным вечером.
Куда не глянь — стены леса, ни одного человека, у которого можно было бы спросить о дороге или хотя бы о времени. Часы путешественника — новейший японский «Сейко» с калькулятором, радиоприемником и малюсеньким телевизором, гарантия 250 лет — несколько часов назад остановились и не подавали признаков жизни, несмотря ни на какие увещевания и удары по краю скамьи.
На листке с адресом было написано название станции, соответствующее выцветшей вывеске, и краткое замечание: «Дальше — прямо!»
Поэтому он двинулся вперед, тем более, что от станции вела только одна дорога, точнее, дорожка, некогда асфальтированная, а ныне заросшая островками редкой травы. Дорогой явно пользовались нечасто. Мостик через ручей провалился под бременем лет. Сама дорожка извивалась, упорно взбираясь кверху. На вершине одного из холмов ее пересекала другая тропинка. Мефф остановился в нерешительности. Броде бы, в приглашении было написано «прямо», но кто знает, что имел в виду автор?
Задумчивость Меффа прервал шорох, и на боковой тропинке возник мужчина на дамском велосипеде с ружьем через плечо и болтающимся на поясе зайцем.
При виде путешественника он притормозил и поклонился, а в его глазах блеснули искорки непонятного удивления. Потом он наклонил голову и снова закрутил педалями. За хозяином, обстоятельства встречи с которым говорили о том, что он браконьер, появился пес — веселый подзаборный дворянин, средоточие множества собачьих пород. Мефф любил животных, поэтому протянул руку. И тут произошло нечто поразительное: псина съежилась, словно ее хлестнули невидимой плеткой, и глухо воя умчалась в кусты.
Внезапно опустились сумерки.
Внезапно, потому что незадолго до сумерек небо просветлело, как бы для того, чтобы тьма опустилась как можно неожиданнее. Мефф только вздохнул. Дорожки почти не было видно. Фонарик остался в саквояже. Где-то ухнул филин. Путь можно было распознать только по светлой полоске неба над головой. Вдруг тьма еще более сгустилась. Нечто неприятно влажное и пахнущее кожей ударило Меффа по лицу. Это нечто висело на шнуре, привязанном к ветке.
— Саквояж!
Он почувствовал себя бодрее. Настолько бодрее, что не удивился, каким образом его багаж, исчезнувший на одной из предыдущих станций, ухитрился опередить его в этих лесистых горах. Внутри все оказалось на месте. Сейчас, при свете вновь обретенного фонарика, он прочел кривую надпись на листочке бумаги, который кто-то пришпилил к ручке: «Еще есть время, вернись!»
Путешественник пожал плечами. Сделал шаг вперед и тут его залили потоки света и пригвоздили короткие, но весьма содержательные слова:
— Стоять! Не двигаться! Руки вверх!
Седой с трудом сдерживал нервы. Большинство подчиненных никогда не видело шефа в столь отвратном состоянии. Впрочем, последнее время они вообще редко видывали его. Их контакты ограничивались совместным проведением праздников и торжественных собраний.
— Плохо, что о данном факте мы узнали с опозданием. Еще хуже, что нам до сих пор не удалось его задержать. А ведь он вообще не должен был покинуть континент.
Альбинос, сидевший на краешке стула, беспокойно шевельнулся.
— У меня связаны руки, — сказал он. — Всему виной злосчастный приказ, запрещающий воздействовать на объект посредством силы! Иначе я сбил бы его самолет, либо…
— Ты же знаешь, что принципы поведения от меня не зависят, — Седой беспомощно развел руками и ногами. — Кто мог ожидать. А ты как думаешь?
Призванный отвечать, пышненький херувимчик в проволочных очках, подскочил, словно его ткнули булавкой.
— Чего же тут скрывать! Долгие годы мы больше занимались регистрацией, нежели вмешательством. Разумеется, у нас под наблюдением были строго очерченные секторы, но ничего действенного не предпринималось. Некоторым из нас уже казалось, будто так будет во веки веков. И практически мы не учитывали того, что они неожиданно начнут действовать…
— Кончайте пустословить! — прервал шеф. — Давайте придерживаться фактов. Вызов дошел до адресата три дня назад. Мы знаем, кто его вызвал, знаем — куда, однако не имеем понятия — зачем. Существует серьезная вероятность, что они готовят нечто паршивое. Из предварительного анализа следует, что это человек не случайный, а сама операция может оказаться тяжелейшим из испытаний, которым мы подвергались за многие годы.
— Криптоним «Три шестерки?» — спросил Альбинос.
— Возможно даже «Шесть шестерок». Кабалисты говорят о неблагоприятном расположении небесных тел, поля пессимистических предвидений перекрываются… Разумеется, все это лишь наиболее серьезная гипотеза, однако исключать ее нельзя.
Наступила тишина. Несколько молодых сотрудников, окруживших стол, вперило очи в шефа. Впрочем, некоторые, поспешно призванные из удаленных точек, видели его впервые. Шеф взглянул на часы.
— Сейчас он должен уже находиться недалеко от цели. Каковы у нас возможности осуществить вариант Ц-67?
— Практически никаких, — ответил Альбинос. — Линию вмешательства включили с запозданием в тридцать одну минуту.
— Стало быть, остается П-94: притормозить хотя бы немного деятельность противной стороны, пока мы не разберемся в их намерениях.
— А что, если попробовать Д-8? — неожиданно спросила молчавшая до тех пор блондинка.
Седой только покачал головой.
— Канули в Лету времена нашего всемогущества. Наши возможности сократились. Кроме того, существует директива номер 5, запрещающая действовать напрямую. Это разрешено делать только через посредников, а на кого сегодня можно положиться?
— Нельзя ли хотя бы узнать, как выглядит этот человек? — пробормотала худощавая рыжуля.
— Извольте, — сказал шеф. Свет в овальной комнате пригас, на картину, изображающую Судный день (Седой ужасно любил ее), опустилось полотно экрана. — Изображение!
Снимали, видимо, скрытой камерой. Несколько кадров на улице, в аэропорту, в бюро. На кадрах в бюро рядом с мужчиной фигурировала женщина. Мужчина за тридцать, темный блондин в очках, развязывал галстук. Женщина, опирающаяся на письменный стол, поднимала юбочку…
