еще остался смысл в дарованных ей пяти чувствах, что не напрасно она все еще способна видеть, слышать, обонять и осязать. И тут она встретила этого молодого человека, который глядел на нее как на светлое видение, который привлек ее к себе и положил руку ей на плечо. Она почувствовала, как жизнь возвращается в нее, пусть даже это возвращение отозвалось болью, и вдруг, передавая через стол обычную чашку чая, она вдруг снова стала сама собой.

Останься она в живых, мы получили бы и другие доказательства того, что она не желала мириться с данностями. Но тогда я боялась той цены, которую про себя, быть может, называла «несчастьем», упуская из виду, что несчастье это порой довольно божеская цена за отказ поддакивать. Тогда мы еще казались себе героями в хорошо скомпонованной пьесе, конец которой неизбежно принесет с собой разрешение всех сложностей и всех конфликтов, так что каждый наш шаг, неважно, по доброй воле мы его совершили или были вынуждены к нему, наконец, под занавес, непременно найдет свое оправдание. Вероятно, Криста Т. в ту пору выпала из рук этого более чем доброжелательного, хотя и весьма банального драматурга. Вероятно, она вдруг начала допускать возможность не вполне благополучного, а то и вообще никакого конца, вероятно, что-то побудило ее предпринимать именно те шаги, которые никуда не ведут.

Вот чем была эта запретная, или как там ее назвать, любовь. Давайте посмотрим, как может опрокинуться стол, давайте взглянем на лица, какими их можно наблюдать только при подобного рода событиях. Давайте-ка взглянем на мое лицо, когда все еще раз окажется под вопросом. Она не могла выискивать для себя обстоятельства и поводы, которые помогли бы ей заново вступить в игру при столь малом количестве карт, помогли бы заново повысить ставки.

Потом, конечно, все расчеты теряют силу, потом отказывают зрение и слух.

18

Когда я снова увидела ее, об «этой истории» разговор уже почти не вставал, и горечи в ней больше не осталось, и ничего от прежнего томления, опасного и беспредметного. Она стояла у плиты и манипулировала кастрюлями, потом вдруг сказала, что снова ждет ребенка, сказала с едва уловимым оттенком торжества в голосе, который, надеюсь, был правильно мною истолкован. Вот как вы разрешаете свои проблемы, сказала я, и мы обе засмеялись.

Это было во время последнего нашего визита к ней на старую квартиру, под новый, шестьдесят второй год, когда она показывала мне материю для занавесок, новую посуду и новые пластмассовые коробочки для кухни, которые ей особенно нравились. Ее спальня была заставлена корзинами и чемоданами, мы сели на пол и принялись раскладывать стопками ее приобретения. Она хотела начать совсем заново, чтобы ничего из старья не проникло в новый дом.

После обеда мы впервые увидели его: новый дом. Затихнув от волнения, мы свернули с шоссе на проселочную дорогу, проковыляли через деревню — самый плохой кооператив во всем районе, прокомментировал Юстус, — и даже одолели ужасный кусок вверх по холму.

А на холме стоял он, голый, неотделанный, очень одинокий под огромным облачным небом и куда меньше, чем мы его себе представляли. Нам показалось, что его нужно поддержать в борьбе против огромного вспененного озера и темного неба. Мы видели, что он храбро стоит на своем посту, видели также, что природа сопротивляется, но не обменялись по этому вопросу ни единым словом. Мы перешагнули через неструганую доску, которая покамест заменяла порог, медленно прошли по комнатам нижнего этажа, где еще не был наведен потолок, вскарабкались по лестнице-времянке на второй, в детские спальни. Крепкий ветер задувал сквозь все щели.

Ветер у тебя точно такой, как ты его описывала, сказали мы, умолчав, однако, находим ли мы и в остальном такие же совпадения. Но она была неколебима. Она прекрасно знала, что этот неотделанный, продуваемый всеми ветрами дом куда дальше от завершения, чем сказочный, воображаемый дом на чертежах, на бумаге, белый и прекрасный в тот счастливый вечер в приморском ресторане. Но она поняла за это время и другое, что реальный материал сопротивляется сильней, чем бумага, и что предметы, пока они находятся в становлении, надо неуклонно подгонять вперед. Мы увидели, что она давно уже держится не за свои проекты, а за эти нетесаные камни. Мы стояли вокруг холодного камина и толковали насчет подходящих зимзов, мы спорили о стилях и разновидностях камня, а про себя сомневались, как всегда сомневаешься незадолго до конца, доведется ли нам когда-нибудь съесть хоть одно блюдо, приготовленное на этой кухне.

Но сомнения наши оказались малодушием, блюдо мы съели. Семь месяцев спустя, в конце июля, мы все сидели за большим круглым столом. Гладкое, сверкающее под солнцем озеро через окна почти вливалось в комнату, дверь на лужайку была открыта, блестели молодые, острые ветки тополей, а из кухни пришла Криста Т., грузная и располневшая, неся большую миску отварной картошки с зеленью.

Это было одно из тех мгновений, когда можно опасаться зависти богов, но я втайне предложила им выкуп: пусть они зачтут страх, испытанный нами, когда мы приехали, пусть они удовольствуются этим страхом, и не ищут мести, и умерят свой разрушительный пыл, и остановятся на том, чего уже достигли.

Не знаю, могла ли она что-нибудь прочесть на моем лице. Когда мы ненадолго остались одни, она сказала, как бы желая опередить меня: я постарела. Я пропустила мимо ушей вопрос, звучащий в ее словах, ответила уклончиво, а про себя подумала, что «постарела» не совсем то слово, хотя и о постарении можно было говорить, но только в том случае, если бы на все эти изменения ушло семь лет, а не пустячок, каких- то семь месяцев. У нее было отечное лицо, кожа сухая, шелушащаяся, на руках и ногах набрякли вены.

Я приписывала все это беременности, она отрицательно помотала головой, назвала лекарство, которым пользуется. Как ни странно, я помню это название до сих пор и приведу его здесь. Преднизон, сказала она, в больших дозах. Единственное средство, но волей-неволей приходится мириться и с побочным действием.

Она думала, что говорит, и знала, что думает. Мы, остальные, были отделены от нее отсутствием известного опыта, другими словами, отстали от нее. Опыта, который можно добыть только самому, который нельзя приобрести через сочувствие и к которому никоим образом нельзя приобщиться. Мы понимали, что наше смущение неуместно и сознание вины тоже, но как прикажете «уместно» воспринимать опыт в смерти?

Мы напрасно старались отговорить ее, когда пошли купаться. Она сбросила на берегу купальный халат и торопливо зашагала по мелкой, позеленевшей от ряски воде к глубокой ложбине, где можно было плавать. Она велела мне держаться за ней, чтобы не запутаться в водорослях, она хотела ввести меня в свое озеро. Некоторое расстояние мы проплыли рядом, темп задавала я и спустя немного притворилась усталой. Она мне не поверила, надо было держаться начеку, чтобы она не догадалась, что ее щадят.

Юстус знаками просил меня поговорить с ней: утром она несколько часов корчевала в саду сорняки, она работает как одержимая и совершенно не считается со своим… своим состоянием. Слово прозвучало двусмысленно, мы оба это заметили, но он ничего не добавил к сказанному. Я же не воспользовалась случаем выспросить у него, что говорят врачи. Мы оба придерживались молчаливого соглашения не говорить о ней у нее за спиной. Мы оказались в положении людей, которые должны опасаться, что дыхание произнесенного ими слова обрушит землю под их ногами.

После еды мы уговорили ее прилечь, а сами поехали с Юстусом на старый, полуразрушенный постоялый двор, где коптились для него угри, полученные в рыбацкой артели. Ему выдали большой, завернутый в газетную бумагу пакет. Он познакомил нас с животным миром двора, старым, полуослепшим псом и одичавшей недоверчивой кошкой, для которой он привез средство от лишаев. На обратном пути мы толковали о том, что можно сделать из этого двора, попади он в хорошие руки, какое это могло бы стать отличное место для пикников, поистине золотое дно, сказал Юстус. Впрочем, я должен радоваться, что они не привлекают сюда все эти орды машин и моторок… Я до сих пор вспоминаю и этот постоялый двор, и его животных, и наш разговор, поскольку не могу забыть, что оба мы прекрасно понимали: говорить нужно совсем о другом, нужно, но нельзя.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату