грязные слова вонзались в трясущуюся студенистую тушу страха как чугунные ядра, кромсали ее, рвали на куски и разбрасывали в стороны. Белая “ауди” летела по дороге как пуля, и даже быстрее – как призрак пули. Двигатель бархатно ревел, позади клубилась снежная муть пополам с паром, сквозь которую поблескивали фары начавших понемногу отставать джипов.
– Ага!!! – закричала Ирина. – Струсили, чекисты! “Чекисты” и вправду немного струсили, поскольку, в отличие от Ирины Бородич, им было, что терять. Предстоящие служебные неприятности здесь, на заснеженной лесной дороге, казались не такими уж страшными по сравнению с перспективой погибнуть в груде исковерканного холодного железа.
Двигатель “ауди” вдруг чихнул, заработал как-то неуверенно, словно сомневаясь, стоит ли продолжать эту самоубийственную гонку, снова чихнул, жалко затарахтел и заглох. Машина несколько раз мучительно содрогнулась и замерла посреди дороги.
– Не сметь, тварь! – закричала Ирина, терзая стартер.
Фары джипов неумолимо приближались. Стартер кудахтал, как курица, пытающаяся снести яйцо величиной с арбуз, но двигатель был мертв. Ирина изо всех сил хватила кулаком по рулю и вдруг заметила полыхающий на панели тревожный красный огонек.
В баке “ауди” не осталось ни капли бензина.
Захлебываясь матерной бранью пополам со слезами, Ирина распахнула дверцу и выскочила на дорогу. В лицо ударил тугой ледяной ветер, сразу прохвативший ее до костей, обутые в теннисные тапочки ноги утонули в снегу. Моторы джипов ревели уже совсем близко, отблески фар плясали по дороге, и Ирина увидела свою колеблющуюся длинную тень.
Побег не удался.
Ирина поняла, что другого шанса у нее уже не будет. После всего, что произошло, Губанов забьет дверь ее комнаты гвоздями, а может быть, даже заложит кирпичом. Возможно, он окажется настолько милосердным, что оставит в кирпичной кладке небольшое отверстие, через которое ее будут кормить, как дикого зверя, просовывая в щель еду на алюминиевой тарелке. Но, если разобраться, зачем ему это? Не проще ли покончить со всем раз и навсегда, попросту спустив курок? Эта компания отлично умеет заметать следы, в этом искусстве им нет равных.
Ей вдруг представилось, что приближающиеся автомобили набиты не людьми, а кровожадными чудовищами, выращенными в специальных лабораториях. Оборотни, трансформеры, внуки Франкенштейна… Как ни назови, суть от этого не меняется.
Ирина бросилась в лес.
Снег здесь оказался неожиданно глубоким, и под ним скрывалась масса коварных ловушек. Ирина немедленно зацепилась ногой за какой-то сук и с негромким отчаянным вскриком повалилась в обледеневший малинник, который сухо затрещал, расступаясь перед ней. Она сильно оцарапала щеку и левую ладонь и едва не лишилась глаза. Позади, на дороге, с громким шорохом затормозил автомобиль, захлопали дверцы и послышались возбужденные голоса охотников. Ирина вскочила и бросилась бежать.
Это была пародия на бег. Она брела, спотыкаясь и увязая в сугробах, цепляясь за стволы деревьев и поминутно оглядываясь назад. В нетронутом снегу позади нее оставалась широкая, пьяно петляющая борозда, между стволами деревьев мелькали слепящие пятна света – у загонщиков, конечно же, были мощные ручные фонари. Ирина задыхалась, ставшие дряблыми за время ее затворничества мышцы отказывались работать, от мокрой одежды валил пар, она раз за разом падала, лишь огромным усилием воли заставляя себя подниматься и идти вперед. Облепленный снегом пистолет оттягивал руку, как пудовая гиря, а позади, неумолимо приближаясь, раздавались злые азартные возгласы, треск ломаемых ветвей и хруст снега.
Ирина почувствовала, что больше не может бежать, и повернулась к преследователям лицом, привалившись спиной к шершавому сосновому стволу. Она подняла пистолет и нажала на спуск, целясь в ближайший фонарь. Пистолет молчал, как двигатель оставшейся на дороге “ауди”. Ее молитва не была услышана, вещи одна за другой предавали ее.
– Проклятая идиотка, – сквозь зубы сказала Ирина.
Пистолет стоял на предохранителе. Это открытие вдруг сделало Ирину собранной и готовой ко всему. Она сдвинула флажок предохранителя и умело передернула затвор. Руки тряслись от усталости, холода и страха, и она взяла пистолет двумя руками. Ствол плавно пошел вверх и остановился на уровне глаз. Когда луч фонарика ударил в зрачки, Ирина плавно спустила курок.
Пистолет свирепо подпрыгнул в ее руках, выбросив из дула комки снега и короткий сноп бледного пламени.
Фонарь, кувыркнувшись, нырнул в сугроб, раздался короткий треск ломающихся веток и шум падения, Ирина поняла, что попала, плавно перевела ствол пистолета влево и выстрелила еще раз, невольно моргнув и поморщившись от оглушительного раскатистого хлопка. Ей сразу же стало ясно, что пуля прошла мимо цели, и она выстрелила снова.
В воздухе кисло запахло пороховой гарью, и Ирина Бородин вдруг подумала, что никогда раньше не жила так полно и остро, как сейчас. Страх вовсе не исчез, но в данный момент он существовал как бы отдельно от нее. Это была свобода, самая настоящая свобода!
Ирина еще раз выпалила по пляшущим между деревьями пятнам электрического света и повернулась, чтобы бежать дальше, но тут неизвестно откуда на нее рухнуло тяжелое, твердое, пронзительно пахнущее дорогим лосьоном и мужским потом, затянутое в качественное импортное сукно и великолепно выделанную телячью кожу тело – рухнуло, сбило с ног, больно ударило по правому запястью и всей своей огромной тяжестью вдавило в снег, нашаривая ее руки, сдавливая, заламывая, закручивая узлом. Пистолет отлетел в сторону и бесшумно ушел в сугроб. Ирина чувствовала себя так, словно спьяну один на один схватилась с самцом гориллы или попала в огромную промышленную электромясорубку: сопротивление казалось столь же бессмысленным, сколь и болезненным. Она крутнула головой так, что едва не вывихнула шейные позвонки, вывернулась из мертвого захвата и впилась зубами во что-то холодное, воняющее кожгалантереей, сразу же что было сил стиснув челюсти. Лежавший на ней человек вскрикнул от боли и неожиданности, выругался, немного привстал и нанес ей тяжелый удар по голове, целясь в висок.
Ирина упала лицом в снег, ощутив кожей лба и щек его обжигающий холод, и потеряла сознание.
Глава 14
Начкар тяжело поднялся, стряхивая с себя снег и с болезненной гримасой потирая левое предплечье. В лесу было темно, но он и без света, на ощупь чувствовал глубоко впечатавшееся в кожаный рукав куртки ровное полукружье – след зубов этой чокнутой.
С хрустом, шорохом и пыхтением набежали остальные – всего четверо. Пятый остался лежать метрах в пятнадцати от этого места, слегка припорошенный осыпавшимся с потревоженных ветвей снегом. Лучи четырех карманных фонариков скрестились на женской фигуре, напоминавшей втоптанную в разрытый снег тряпичную куклу.
– Красиво, Егорыч, – сказал один из охранников. – Как на занятиях.
– Пистолет найдите, – проворчал начкар, потирая предплечье. – Что с Лопатиным?
– Был Лопатин, – сказал кто-то, – да весь вышел. – Прямо промеж глаз засадила. Не баба, а чеченский снайпер.
– А из баб самые лучшие снайперы получаются, – шмыгая носом и шумно переводя дыхание, сообщил еще кто-то.
– Пистолет, – не повышая голоса, напомнил начкар. – И отнесите Лопатина в машину.
Люди разбрелись и принялись пинать ногами сугробы, раскапывая их в поисках отлетевшего в сторону табельного пистолета майора Губанова. После коротких препирательств двое подошли к застреленному Ириной Лопатину, взяли его под мышки и волоком потащили к дороге. Запрокинутая голова
