куртки, – так-то будет лучше.
Уже через полчаса три машины мчались от офиса Бутакова на Кутузовский проспект, туда, где стоял изувеченный взрывом огромный черный джип.
Сам Бутаков не поехал, он метался по кабинету, словно загнанный зверь. Происшедшее с Львом Кирилловым не укладывалось ни в какие рамки.
«Кому мог мешать Кириллов? Он маленькая сошка, почти ничего не знает. А если целились не в Кириллова, если хотели убить меня? Кто? Кто? – именно этот вопрос волновал Бутакова. „Почему“ и „за что“, он знал. А вот устранить его желающих хватало. – Наверное, убийцы предполагали, что я нахожусь в машине», – решил Григорий Германович.
Странная цепочка выстраивалась из рассуждений бывшего полковника ФСБ. Убиты его люди, сидевшие в засаде на квартире Савиной, убит Кириллов, погибла Эмма Савина. Но все это было каким-то нелепым, непонятным, и именно своей непонятностью пугало Бутакова, который больше всего на свете боялся того, что не поддается логике.
Между улицами Сретенка и Трубная в Колокольниковом переулке Григорий Германович Бутаков снимал небольшую двухкомнатную квартиру на третьем этаже пятиэтажного дома – старого, дореволюционной постройки. Но сама квартира была оборудована и отделана по последнему слову техники. Появлялся здесь Бутаков поздно вечером, иногда ночью. Из его людей о квартире в Колокольниковом переулке знали лишь несколько человек, но Шафраиского и Белова уже не было в живых, подорвался в машине и Лев Кириллов.
Остался только Груздов.
Имея за плечами огромный опыт, Бутаков понимал, что все конторы, даже прекрасно охраняемые, доступны для человека, решившего что-то украсть. К тому же, есть риск, что офис могут накрыть и бывшие коллеги. Поэтому самое ценное Бутаков хранил в своей квартире. Под паркетом, в глубокой бетонной нише он устроил маленький сейф с хитроумным замком. Денег в сейфе было немного, зато там лежали три дискеты со всей информацией, необходимой Григорию Германовичу. Хранились в сейфах и оригиналы документов, и фотографии, с помощью которых можно было шантажировать известных людей, и все негативы, переданные фотографом Вяткиным.
Квартиру в Колокольниковом переулке Сиверов выследил, но на ожидание времени не было. Бутаков уже напуган, это Глеб чувствовал. Он видел, как нервничает бывший полковник ФСБ, однако, серьезных промахов и ошибок пока не было. Правда, после взрыва джипа люди, связанные с Бутаковым, тоже занервничали. Они наседали на Григория Германовича, требуя объяснений случившемуся.
– Не знаю, не знаю, – кривя тонкие губы, отнекивался Бутаков, – может, Кириллов кому-то сильно мешал.
В своих подозрениях Бутаков не признавался.
– Разберись с этим делом, Григорий Германович, обязательно разберись. Нам неприятности ни к чему, мы затеяли большую игру и прокалываться на мелочах нам нельзя. Так что, разберись.
– Да-да, разберусь, обязательно разберусь. Не волнуйтесь, Петр Сергеевич, все будет в порядке.
Бутаков старался делать вид, что ничего серьезного не произошло, и, надо сказать, ему это вполне удавалось. Человек он был выдержанный и свои слабости показывать не любил.
В офисе по его приказу провели чистку компьютеров и уничтожили все бумаги, которые могли скомпрометировать самого Бутакова и его людей.
Поздним вечером, попетляв по московским улицам, Груздов на черном «мерседесе» с тонированными стеклами привез Бутакова в Колокольников переулок. В машине кроме них находился еще один человек из охраны. Люди Бутакова проводили своего хозяина до квартиры, все осмотрели, а затем уехали. Григорий Германович опустил ролеты, проверил замки в двери и, вытащив из кармана пистолет, с которым он в последние дни не расставался, положил его на стол.
'Что все это значит? Мистика какая-то. Неужели охотятся на меня? Но кто, кто? – усевшись в кресло, размышлял Бутаков. Перед ним на столе лежали пистолет и трубка мобильного телефона. – Я должен во всем как можно скорее разобраться.
Все это мне не нравится, слишком мало времени осталось, слишком большая игра должна вскоре начаться. Неужели меня хотят вывести из игры? Кто же заказал убрать меня? Кто?'
И уже в сотый раз Григорий Германович перебирал в уме фамилии тех, кому могла быть выгодной его смерть. Список получался внушительным, а значит, вероятность правильного ответа на этот вопрос была ничтожно мала.
Во дворе, где Бутаков снимал квартиру, уже шестой месяц велась реставрация дома, который должен был перейти к управлению культуры. Днем подвозили стройматериалы, мешали бетон, заливали, укрепляя уже сильно обветшавшее дореволюционное здание. Ночью на стройке объявился человек с тяжелой спортивной сумкой на плече.
Минут через двадцать после того, как Бутаков приехал к себе домой, мужчина проник на стройку через пролом в заборе, сделанный рабочими, чтобы быстрее можно было добираться до коммерческих киосков на Сретенке, откуда они возвращались, как Правило, с бутылками дешевой водки. Мужчина двигался осторожно, абсолютно бесшумно, казалось, что он, как тень, скользит над ступеньками, над бетонными плитами, переступает через арматуру.
Хотя было темно, он двигался уверенно, словно стоял ясный день и светило солнце.
Мужчина остановился у пустого оконного проема на третьем этаже.
– Ну, вот, кажется, все, – негромко произнес он, глядя на пятиэтажный дом.
Подъезд был виден прекрасно, хорошо просматривались и окна квартиры Бутакова, закрытые коричневыми ролетами.
«Давай, Глеб, готовься к делу».
Сиверов опустил сумку, тихо открыл молнию замка и, продолжая следить за домом напротив, стал собирать снайперскую винтовку с оптическим прицелом. Закончив сборку, он с облегчением вздохнул. Затем извлек маленький термос, развинтил, налил в крышку кофе, запах которого мгновенно распространился в морозном воздухе.
'Вот это я напрасно, – досадовал на себя Глеб, – этого делать не стоило. Но чертовски холодно, а здесь, кроме двух пьяных сторожей, никого нет. Сторожа в вагончике, в дом они не полезут, не сумасшедшие же, в потемках бродить по стройке!
Здесь черт ногу сломит, пожалуй, только я и могу пройти в такой кромешной тьме, – Глеб посмотрел на часы, затем завернул крышечку термоса. – Ну вот, теперь остается только ждать и, может, довольно долго'.
В семь тридцать утра в Колокольников переулок въехал черный «мерседес». Сиверов видел, как машина медленно подрулила к подъезду.
'Ну, вот и все, остались лишь последние штрихи.
Они должны закончить задуманную мной картину, должны связать, склеить воедино все мои логические построения. И если я рассчитал правильно, то все должно получиться именно так, как я задумал'.
Примостив винтовку с оптическим прицелом на подоконнике, Глеб припал к окуляру. Он видел, как из машины вылезли два охранника, водитель остался на месте. Осмотревшись, охранники вошли в подъезд.
– Ну, ну, давай, давай! – шептал Сиверов, его палец лежал на рифленом спусковом крючке. Глеб целился очень тщательно, как, возможно, не целился еще никогда в жизни, ведь ошибка исключается, выстрел должен быть идеально точным.
Через четыре минуты появился один из охранников. Он внимательно оглядел двор, затем открыл дверь подъезда и пропустил Бутакова, которого прикрывал своим телом второй охранник. Григорий Германович, в кожаном пальто, в черной шляпе, поблескивая стеклами очков, шел к машине, втягивая голову в плечи. Один из людей Бутакова, тот, что вышел первым, остался у подъезда, перекрывая путь для нападения с этой стороны.
«Сейчас охранник обойдет машину…»
