беспомощность.
Наконец, прервав размышления, Сиверов спросил:
– Где твой ребенок?
– Ребенок?
– Да.
– Она у сестры, – уже немного успокоившись, ответила Эмма, и робкая улыбка впервые за этот вечер появилась на ее губах. – У двоюродной, у Ольги.
– Послушай, а Бутаков знает, что у тебя есть сестра?
– Конечно, знает! – Эмма сжалась от страха, поняв, куда клонит Сиверов.
– Надо немедленно забрать ее.
– И что дальше?
– Я знаю, что делать. Пойдем, пойдем отсюда скорее!
Глеб помог Эмме одеться, и они покинули ставшую такой опасной квартиру. Мобильный телефон, найденный у одного из людей Бутакова, Сиверов прихватил с собой.
Во дворе дома не оказалось ни одной живой души. Город словно вымер, как будто на него несколько часов назад сбросили нейтронную бомбу.
Все было нетронутым – дома, деревья, автомобили. Лишь люди пропали, не доносился даже шум проезжающего транспорта.
– Ну идем, идем! Ты сядешь в свою машину, а я поеду следом.
Савина подчинялась этому странному мужчине уже безоговорочно, понимая, что, возможно, лишь с его помощью ей удастся спасти свою жизнь и жизнь дочери. За короткое время, которое они провели вместе в ее квартире, она успела рассказать ему все или почти все, что ей было известно самой. И теперь, поддавшись порыву и совершенно незаметно для себя перейдя на «ты», говорила то, что считала самым важным и о чем до сих пор молчала:
– Они убили Вяткина, представляешь? Убили!
Я сама видела, он мертв. Эдуард никогда не баловался наркотиками, никогда. Еще днем он заезжал ко мне, он был жив! Он был жив… – шептала Эмма Сиверову и ей казалось, что ее голос гулким эхом разносится над спящим городом, буквально сотрясает дома.
– Ты сможешь вести машину? – с беспокойством спросил Глеб.
– Да, смогу, – не слишком уверенно ответила Эмма.
– Тогда садись за руль. И, пожалуйста, осторожнее, не гони, – он уже знал, что надо делать. – Скорее!
Глеб сам открыл дверцу ее машины.
– За руль и аккуратно…
Эмме с трудом удалось выехать, слишком много машин стояло на проезжей части двора и на тротуаре. Оказавшись на пустынной улице, она немного успокоилась. Автомобиль Глеба двигался следом.
«А может, ну его? – пришла вдруг шальная мысль. – Ну его к черту, этого странного мужика? Бросить все и уехать! – но тут же Эмма одернула себя. – Не знаю, кто он, на кого работает, но пока ничего плохого он мне не сделал. А от добра-добра не ищут. Если я останусь одна, Бутаков меня найдет, найдет! И тогда со мной случится то же, что произошло с Вяткиным – он убьет меня! Или не он, а кто-то из его прихвостней. У него полно людей. Кто-нибудь из его помощников перережет мне горло!» – почему-то Савиной казалось, что Бутаков желает не просто убить ее, а именно таким способом, отдаст приказ перерезать горло, и все.
Возможно, лишь это удержало ее от неосмотрительного поступка, от безумного, панического бегства, когда бросают все, даже самое ценное, самое дорогое.
Наконец, Савина въехала во двор дома своей сестры. Сиверов подпер ее машину бампером своей, выскочил и сделал знак рукой, чтобы Эмма не спешила. Затем проводил ее до квартиры.
– Я туда не пойду, не стоит мне показываться, – сказал Глеб, – ступай сама. Возьми дочку, а потом я вас спрячу. Быстрее!
– Но она спит.
– Это неважно. Забирай дочку,.' уходим. Чем быстрее, тем лучше.
– Я боюсь!
– Обещаю, что все будет хорошо.
Уже через двадцать минут Эмма выходила из квартиры сестры со спящей дочкой на руках. Она прижимала ребенка к груди и шептала:
– Спи, спи, родная.
Девочка была одета наспех. Уже на улице Эмма поставила ее на ноги.
– Мама, мамочка, куда мы? Куда?
– Садись скорее в машину, едем!
Глеб Сиверов, хотя времени у него было в обрез, разработал операцию так, как опытный режиссер строит мизансцену с ограниченным количеством актеров.
Минут десять он тщательно инструктировал Савину:
– ., делай все, как я тебе сказал.
– Зачем?
– Лучше не спрашивай, долго объяснять. Но поверь, это единственный шанс выбраться из западни и остаться в живых. Ты меня поняла?
– Конечно, я тебе верю, – и Эмма почувствовала, что это действительно так.
Надежду вселяло то, что дочка была с ней, а человек, спасший ей жизнь, похоже, знал, что делает.
В том, что Бутаков решил расправиться с ней, Савина уже не сомневалась.
– Ну давай, вперед!
Эмма села за руль.
– Мама, мама, а куда мы едем? – полусонным голосом спросила дочь, дремавшая на заднем сиденье. – И почему дядя едет не с нами, а в своей машине?
– Не бросит же он ее на дороге. Ты лучше спи, не задавай лишних вопросов. Придет время, все узнаешь.
– Ладно, мама, хорошо, я буду спать.
Автомобиль Эммы Савиной подъехал к заправке.
И тут симпатичная женщина с заплаканными глазами превратилась в нервную склочницу. Она кричала, ругалась, скандалила, обвиняя двух полузаспанных сотрудников заправки в том, что в бак ее машины недолили около литра бензина. Причем разорялась она так, что рабочим на заправке ее истерика и ругань изрядно надоели.
– Задавись ты!
– Вот сволочь, – прошептал один другому, – шкура, одно слово! Денег у нее – прорва, а из-за каких- то трехсот граммов скандал устроила, милицией грозит.
Бензин на заправке действительно не доливали, но меру знали. И Эмму обманули не на литр, а граммов на двести-триста. Однако в запале, войдя в роль, порученную ей Глебом, она через пять минут уже утверждала, что ей не долили даже не литр, а два.
– Ладно, ладно, не шуми. Сейчас мы тебе нальем столько, что из бака польется.
– А мне, чтобы лилось, не надо, себе наливай! Я хочу лишь свое получить, на ту сумму, которую заплатила. Кругом жулье, так и норовят обворовать!
– Мы тебе больше нальем, только не шуми. И проваливай.
– Я сейчас милицию вызову! У меня есть знакомые в милиции, они вас, мошенников, быстро на чистую воду выведут! Воспользовались тем, что женщина с ребенком, одна, беззащитная!
Думали на мне нажиться? Не выйдет! На меня где залезешь, там и слезешь. Слышишь? Слышишь, ты, небритый? Не знаю, как тебя зовут… – Эмма настолько искусно разыграла скандал, что даже Сиверов был потрясен и, выглянув из окна своего автомобиля, мысленно аплодировал ей.
«Да, не зря Бутаков пользовался ее услугами. Мало того, что она красива, так еще и дьявольски
