вывернуть, не упереть ему в грудь.
Руки у Глеба уже подрагивали от напряжения, на лбу выступил пот. Противники почти не двигались, оба боролись из последних сил. Они напоминали намертво сросшихся «сиамских близнецов». В глазах навалившегося сверху мужчины Глеб видел лишь одно желание – убить, и как можно скорее.
Сиверов понял, что долго ему не продержаться, слишком силен был противник.
«Если ему так хочется развернуть пистолет, надо позволить ему это сделать, маленькая хитрость может привести к победе», – решил Глеб.
Он чуть-чуть ослабил хватку, рука задрожала сильнее. Пистолет стал поворачиваться. И тут Сиверов резко отпустил руку. А так как противник действовал изо всех сил, кисть его повернулась слишком резко. Ствол, оцарапав Глебу шею, качнулся в другую сторону, а Глеб помог этому, выворачивая мужчине запястье. Секунда, и ствол пистолета уперся противнику в нижнюю челюсть.
Мужчина дернулся, пытаясь отвести оружие, и в этот момент чуткий спуск сработал, раздался выстрел, тихий, глуховатый, какой бывает всегда, когда стреляют в упор с глушителем.
Мужчина мгновенно обмяк, и Глеб еле успел отпрянуть от него, чтобы не испачкаться кровью.
«Ты сам этого хотел! Я на спуск не нажимал», – подумал Глеб, мгновенно вскакивая на ноги.
Он не стал даже подходить ко второму. Тот лежал неподвижно, из пробитого виска тонкой струйкой текла яркая кровь.
– Ну и дела! – проговорил Глеб. – Ни тебе здравствуйте, ни тебе до свидания.
«Что-то эта ночь явно не задалась. То пьяные идиоты, то профессиональные убийцы. Ну да ничего, Бог миловал. Брошенное всегда возвращается рикошетом».
И тут же память послушно подсказала: «Пускайте хлеб свой по водам, и он к вам вернется».
Сиверов погасил свет, вид крови его раздражал.
В темноте он видел неплохо, зато цвета становились почти неразличимыми, они были лишь обозначены.
'Кстати, может, у них при себе есть документы?
Ага, сотовый телефон…
– Глеб выкладывал содержимое карманов обоих мужчин на журнальный столик.
Чтобы лучше рассмотреть свои находки, он зажег ночную лампу. Сквозь плотно задернутые шторы свет не пробивался. Никаких документов не было, даже водительских удостоверений. Ключи, сигареты, пистолеты, ножи, дубинки, у одного оказались наручники. На связке болтался ключ от машины с брелоком сигнализации. Но где стоит автомобиль и какой он марки, по ключу определить было невозможно.
«И что теперь делать? Если эти двое ждали Савину, значит, были уверены, что рано или поздно она здесь появится. Рано или поздно – понятие растяжимое. Но другого варианта нет. Ждали они, значит, и мне ничего другого не остается, кроме как ждать».
Глеб посмотрел на сотовый телефон.
«В любой момент он может зазвонить. И что тогда делать? Отвечать или нет? Допустим, я сымитирую, что телефон неисправен, будто звонивший соединился с другим номером, или просто аппарат барахлит. Но это может проскочить один или два раза, долго не протянешь. Да и с трупами надо что-то делать. Сообщать Потапчуку пока не стоит, это я всегда успею».
По отсутствию документов Глеб понял, что мужчины, поджидавшие Эмму Савину, не из милиции и не из ФСБ, хотя, возможно, раньше нам и служили. Парни крепкие, обученные, умеющие за себя постоять.
«Если бы нарвались не на меня, исход борьбы был бы в их пользу. Но им не повезло, зато повезло мне, – Глеб грустно улыбнулся. – Хотя какое уж тут везение – два трупа? И не известно, появится ли здесь Савина и где она сейчас. Но эта квартира – единственная зацепка».
По сему видно, что хозяйка была тут совсем недавно, живет в квартире постоянно. Документы, вещи, невымытая посуда, оставленная, скорее всего, с утра. По остаткам еды Глеб определил, это был завтрак. Да и дорогие украшения на месте. Такие украшения, уезжая, как правило, берут с собой.
Внутренняя дверь оставалась открытой, Глеб сидел в кресле, на полу лежали два трупа. Свет был погашен. Сиверов дремал, чутко прислушиваясь к тому, что происходит в доме. Он слышал, как в квартире этажом выше ходит мужчина. То, что это мужчина, Глеб сначала предположил, а затем и убедился, когда услышал надсадный кашель. Так кашляют по утрам заядлые курильщики, у которых хронический бронхит – обычное явление.
Зашумел лифт.
«Кто-то поднимается, но входная дверь не хлопала».
Глеб напрягся, прислушиваясь к шуму двигателя. Лифт остановился на том же этаже, где располагалась квартира Савиной, негромко загремела дверь. Человек на площадке мешкал.
«Один, или их несколько?»
Сиверов бросился к двери и припал к глазку, благо в квартире было темно. На площадке – Глеб мгновенно узнал ее – стояла Эмма Савина. Она была чем-то напугана, причем очень сильно. Скорее всего, этот страх был вызван чем-то произошедшим раньше, глаза женщины покраснели от слез.
Она держала в руке ключ, словно раздумывая, открыть дверь самой или позвонить. Затем ее рука медленно потянулась к замочной скважине.
Сиверов отступил в сторону. Дверь открылась, и Эмма осторожно зашла. Глеб шагнул на свет и абсолютно спокойно произнес:
– Заходи, я пришел защитить тебя. И закрой дверь.
Савина вздрогнула, но послушно исполнила то, о чем просил незнакомый мужчина.
– Кто вы? – сразу вырвалось у нее, когда захлопнулась дверь.
– Сейчас я не могу сказать, – голос Сиверова звучал успокаивающе.
– Вы от.., вы с ними?
– С кем? – переспросил Сиверов.
– Не знаю, но я видела, они…
– Вот, кого видела, тот и должен тебе ответить.
Ты знаешь, у кого спросить.
– Но мне же Григорий Германович велел… А почему вы свет не зажигаете? – Эмма схватила Сиверова за куртку и начала трясти.
– Тише, не шуми, – Глеб приложил палец к губам женщины, и она тут же затихла.
Сиверов мало напоминал тех амбалов, которых Эмме приходилось видеть в окружении Бутакова, поэтому она никак не могла понять, что происходит. Эмма попыталась заглянуть в комнату, но, во-первых, там было темно, а во-вторых, Сиверов прикрыл дверь, оставив лишь узкую щелку.
– Что случилось? Кто вы?
– А кто такой Григорий Германович? – вопросом на вопрос ответил Сиверов.
– Как?! – воскликнула Эмма и тут же осеклась, с подозрением глядя на Сиверова, пальцы ее разжались, руки безвольно опустились.
– Проходи. Только не кричи, – Глеб решил нанести психологический удар.
Он пропустил Эмму в комнату и резко включил свет. Савина хоть и обещала молчаливым кивком, что не будет кричать, тут же вскрикнула, увидев два трупа в своей квартире. И если бы Глеб не поддержал ее за локоть, она бы непременно упала. Сиверов усадил ее в кресло.
Зубы Эммы выбивали частую дробь. Испуганная женщина при всем желании не могла сказать ни слова и лишь с мольбой смотрела на Сиверова, не в силах понять, что произошло.
– Ты их знаешь?
Эмма, собравшись с силами, кивнула.
– Ты не хотела приходить сюда? Боялась с ними встретиться?
Вновь кивок.
– Чьи это люди?
Савина мелко затряслась, вжалась в кресло, словно ответ на этот вопрос таил в себе смертельную угрозу. Но Эмма уже поняла, что приговор ей вынесен, и, возможно, этот незнакомый мужчина спас ей сейчас жизнь. Не известно, правда, надолго ли, но пока она жива.
– Это люди полковника Бутакова, – немного успокоившись сказала Эмма, – Шафранский и
