прежнему пуста, Сиверов оторвал пакет. Тот оказался увесистым: внутри лежал семнадцатизарядный 'глок' с двумя запасными обоймами и высокоэффективным заводским глушителем. Кроме того, в пакете лежал почтовый конверт, внутри которого Глеб обнаружил фотографию незнакомого молодого араба с записанными на обороте именем и адресом, упаковка одноразовых шприцев и коробка с ампулами без каких бы то ни было маркировок, а также паспорт на имя гражданина Австрии Райнхарда Денкера, со страницы которого на Сиверова глянул его собственный портрет.
Глеб полистал паспорт. Тот выглядел как настоящий. Вероятнее всего, таковым он и являлся на самом деле. Следовало отдать должное здешней хваленой резидентуре: как к ним ни относись, а работать они действительно умели.
Затем он осмотрел пистолет, который оказался вполне исправным и, судя по виду, ни разу не бывшим в употреблении. Глеб навинтил на ствол глушитель, опустил стекло слева от себя и, выставив наружу руку с пистолетом, прицелился в пивную банку, которую кто-то оставил на парапете в дальнем конце площадки. Негромко хлопнул выстрел, банка, вертясь, подпрыгнула, дернулась, когда в нее угодила вторая пуля, и беззвучно исчезла за парапетом.
– Гут, – удовлетворенно произнес герр Райнхард Денкер, пряча пистолет.
Он не поленился подобрать гильзы и выбросить их за парапет, и лишь после этого синий 'фермерский лимузин', покинув смотровую площадку, направился в сторону Зальцбурга.
Этот город дал миру великого Моцарта.
Глава 7
Серый 'сааб' вкатился на стоянку перед закусочной в маленьком городке и остановился с таким видом, словно принял твердое решение остаться здесь на веки вечные и больше никуда не ездить.
– Зачем ты остановился? – спросила немолодая, когда-то, наверное, очень красивая дама у своего пожилого спутника в смешной тирольской шляпе с перышком.
Мимо них, зудя, как гигантский комар, на большой скорости пронесся мотоцикл с пригнувшейся к рулю безликой фигурой в черной кожаной куртке и шлеме с непрозрачным пластиковым забралом.
– Во-первых, мне не нравится этот тип, – кивнув в сторону мотоциклиста, сообщил господин в тирольской шляпе. – Он уже давно за нами увязался. А во-вторых, я просто устал и не прочь немного перекусить.
– Здесь? – дама с преувеличенным ужасом воззрилась на вывеску придорожной закусочной. – Стоит ли так рисковать?
– Через час-полтора будем дома, – немного невпопад ответил ее спутник. – Избавимся от этой консервной банки, а потом поедим по-настоящему. А здесь мы можем просто выпить кофе.
– Если хочешь, я могу сесть за руль, – предложила дама.
– Не стоит, – отказался он. – Чашечка эспрессо – и я буду в порядке.
– Эспрессо? Не слишком ли это крепко? Твое сердце...
– Да, сердце... – мужчина в тирольской шляпе грустно улыбнулся и принялся набивать трубку, уминая табак большим пальцем. – Старое сердце, старые глаза... Удивительно, что кто-то еще считает возможным прибегать к моим услугам. А как тебе этот юноша?
– Он мил, – уклончиво ответила дама, – но из-за своих темных очков напоминает булгаковского Абадонну.
– Я видел его глаза, – усмехнулся мужчина, – и пока не умер.
Он закурил, окутавшись облачком ароматного дыма, и приоткрыл окно слева от себя. В нагретый салон потянуло холодком, дым заколыхался и начал выползать в щель.
– Я видел его глаза, – повторил мужчина, – и я не дам за жизнь этого аль-Фаттаха ломаного цента.
В том, как он это произнес, было что-то заставившее женщину повернуть голову и внимательно вглядеться в его лицо.
– По-моему, ты взволнован, – сказала она.
– По-моему тоже, – согласился он. – Появление этого человека чревато для нас большими волнениями и неприятностями, но дело, наверное, не в этом. Видишь ли, он показался мне... настоящим.
– Настоящим?
– Другого слова я не подберу. Да ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Он такой, каким когда-то хотел стать я, но так и не стал. Он не тратит свою жизнь на коллекционирование и тщательную проверку слухов...
– То, чем занимаемся мы с тобой, тоже необходимо, – возразила женщина. – Может быть, даже более необходимо, чем то, что делает он.
– С этим я не спорю, – с горечью сказал мужчина. – Работа ассенизатора тоже необходима, причем куда больше, чем наша или этого парня. Если профессия существует, значит, это необходимо. Другое дело, что одни профессии нам нравятся, а другие нет, к одним у нас лежит душа, а другие вызывают скуку и недоумение... Пойдем выпьем кофе.
Когда они вошли в распахнувшиеся перед ними стеклянные двери закусочной, из-за угла на малой скорости выкатился мотоциклист. Под ним была мощная японская 'хонда' – не рокерское чудище, от рева которого дрожат оконные стекла, а современный скоростной мотоцикл, двигатель которого почти не производит шума, работая на малых оборотах. Мотоциклист медленно вкатился на стоянку и остановился позади белого грузового микроавтобуса. Не снимая шлема, только подняв черное пластиковое забрало, спешился, обошел микроавтобус и, оглядевшись, тенью скользнул между припаркованными перед закусочной машинами. Никем не замеченный, он присел за багажником серого прокатного 'сааба', раздернул молнию куртки и засунул что-то под днище. Затем сделал резкое движение рукой, почти по плечо скрывавшейся под задним бампером машины, все так же бесшумно и незаметно скользнул под прикрытие высокого грузового микроавтобуса, оседлал свою 'хонду' и с места дал полный газ.
Мужчина в тирольской шляпе обернулся, держа в руках блюдце, на котором стояла, курясь ароматным паром, чашечка эспрессо, но зудящий рев работающего на высоких оборотах мотоциклетного двигателя уже стих в отдалении. Его спутница взяла себе стакан апельсинового сока. Они сели за столик возле большого, во всю стену, окна, откуда хорошо просматривалась стоянка, и, болтая о пустяках, просидели так около четверти часа.
Когда они садились в машину, уже начало смеркаться. Часы на приборной панели показывали только три с небольшим, но короткий зимний день уже подошел к концу. Мужчина завел двигатель, включил фары и вывел машину на дорогу, которая вскоре должна была привести их в Вену, откуда они выехали несколько часов назад.
Под днищем 'сааба', прикрепленный магнитом к выхлопной трубе, медленно тлел фосфорный запал. Он должен был сгореть в течение сорока минут – при том условии, что двигатель автомобиля останется выключенным. В противном случае соединенный с запалом заряд должен был взорваться, как только нагреется выхлопная труба. Это было старое, проверенное еще во Вьетнаме боевое диверсионное средство для поджога, придуманное американцами и успешно использовавшееся против них же вьетконговцами. Существует масса других, гораздо более современных средств, но в данном случае вполне годилось и это – по принципу 'чем проще, тем лучше'. Тут не было электроники, всегда норовящей выйти из строя в самый ответственный момент; достаточно было потянуть проволочную петельку, и фосфорный запал воспламенялся.
Когда 'сааб' миновал указатель с названием населенного пункта, прикрепленный к его выхлопной трубе заряд уже дымился. Этот дымок, смешанный с выхлопами двигателя, был незаметен в начинающихся сумерках. Отдохнувший мотор работал негромко и ровно, шкалы приборов уютно светились, из вентиляционных решеток тянуло сухим теплом.
– Знаешь, – неожиданно нарушил установившееся молчание мужчина, – по-моему, я уже очень давно не говорил, что люблю тебя.
