– Мне самому трудно поверить в то, что я сейчас скажу, – признался он, – но новостей нет. Мне не удалось узнать ничего сверх того, что передавали по телевидению.
Одноглазый изумленно поднял бровь.
– В это действительно трудно поверить. Чем же ты занимался все это время – бродил вокруг дома, глазея на развалины?
– Не на развалины, – поправил Гамид, – а на забор, который их окружает. Да, именно так, клянусь Аллахом, все и было! Все оцеплено полицией. Власти не хотят пугать туристов, но, как только пытаешься приблизиться к дому, немедленно возникает один из этих типов в штатском, который готов отдать все на свете, лишь бы взглянуть на твои документы и узнать, что ты здесь потерял.
– Не думал, что это может послужить для тебя препятствием, – кротко заметил одноглазый.
– Клянусь Аллахом, нет! Конечно, я проник во двор и осмотрел то, что осталось от дома. Поверь, сказать что-то определенное очень трудно. Разрушения самые обыкновенные, они вполне могли произойти от взрыва газа. Не понимаю, как Фарух мог такое допустить. Клянусь, я обшарил все, но не нашел даже стреляной гильзы.
– Это говорит лишь о том, что австрийская полиция умеет работать на месте происшествия, – вставил одноглазый.
– Да, клянусь Аллахом, наконец-то научились! – горячо воскликнул Гамид. – Но нам от этого, как ты понимаешь, не легче, поскольку делиться с нами результатами своей работы они вряд ли станут.
– Это так. А что говорят наши люди в городе? Ну же, Гамид! Неужто Аллах даровал тебе язык только затем, чтобы тебя за него тянули?!
Гамид пожал мощными плечами.
– В этом городишке никогда не было много наших, – с отвращением сообщил он. – А те, что есть, ничего не знают. Был взрыв. Поздно вечером, почти ночью. Был большой пожар. Пожарным было трудно подъехать... Потом пламя потушили – вернее, как я понимаю, оно само погасло, но пожарники приписали это себе. Наши люди видели издалека, как полиция загружала в фургон какие-то пластиковые мешки, похожие на те, в которых перевозят трупы, но сколько их было и что находилось внутри, никто не знает. С тех пор ни Халида, ни Фаруха, ни кого-либо из охраны никто не видел. На связь они не выходили. Зная аль-Фаттаха, я могу предположить, что он столкнулся с какой-то серьезной проблемой и увез Халида, инсценировав свою гибель. По крайней мере, это выглядит более правдоподобно, чем какой-то дурацкий взрыв бытового газа.
– Это выглядит более утешительно, – поправил его одноглазый. – Что же до правдоподобия...
В дверь кабинета постучали, и сразу же, не дожидаясь ответа, в нее бочком вдвинулся дворецкий Саймон, нагруженный серебряным подносом с чаем и всем прочим, что, по мнению британцев, должно сопутствовать чаепитию. Собеседники, хоть и говорили по-арабски, предпочли замолчать, дав старику возможность сервировать стол. Дворецкий подвергся многократной перекрестной проверке на предмет сотрудничества со спецслужбами. Проверка не выявила ничего подозрительного, но вероятность того, что Саймон владеет арабским и старательно стенографирует все подслушанные в доме разговоры, все равно нельзя было сбрасывать со счетов.
– Что же до правдоподобия, – продолжал одноглазый, когда англичанин, слегка согнувшись в величественном полупоклоне, убрался наконец из кабинета, – то это станет ясно только после того, как Халид даст о себе знать. Или не даст.
– Это может тянуться довольно долго, – заметил Гамид, наливая себе чаю. Он заглянул в сливочник, брезгливо сморщился, понюхал печенье и пренебрежительно бросил его на поднос. – Кто знает, что могло с ними случиться? Быть может, они в плену.
– Быть может, – сказал ему одноглазый, жестом отказавшись от молчаливо предложенной порции чая, – может все. Для того я и отправил тебя в Австрию, Гамид, чтобы не гадать на кофейной гуще.
– Все верно, – смиренно склонив голову, согласился тот. – Но, аллах свидетель, я сделал все, что мог!
– Я верю, Гамид. Знаешь, у меня такое ощущение, что кто-то очень серьезный сидит у нас на хвосте. Не у 'Аль-Каиды', а именно у нас с тобой. Ты веришь в случайные совпадения? Я – нет. За день до этого злополучного взрыва Фарух сообщил, что едет в Вену, потому что там возникла какая-то проблема с человеком, передававшим наши послания на Кавказ и в некоторые другие места. Похоже, того человека кто-то вычислил и взял в крутой оборот. Разумеется, Фарух его убрал. Он даже утверждал, что убрал неверного, который приходил к нашему австрийскому другу. Но уже вечером следующего дня дом моего племянника в Зальцбурге взлетел на воздух, и с тех пор мы ничего не слышали ни о нем, ни о Фарухе. Ты чувствуешь, Гамид, какая получается цепочка?
– Довольно короткая, – озабоченно ответил гость.
– Верно! И кто-то идет по ней, перебирая звено за звеном, прямо ко мне.
– Может быть, стоит уехать из Англии?
– Куда? И где гарантия, что они не добиваются именно этого? Я подозреваю, Гамид, что мы имеем дело не с государством – неважно, каким именно, – а с человеком или несколькими людьми, которые за что-то очень сильно меня не любят. В противном случае дом уже был бы окружен спецназом, а воздух потемнел бы от ракет, готовых упасть на наши головы. Но этого, как видишь, не происходит, а значит, враг не так уж силен. Хотя в ловкости ему не откажешь, и удача пока на его стороне. Но я не стану помогать ему, покидая надежное укрытие и бросаясь в поисках спасения как раз туда, где меня поджидают американцы со своими танками и вертолетами!
Гамид пригубил чай и аккуратно вернул чашку на блюдце.
– Мы не знаем, существует ли на самом деле тот враг, о котором ты говоришь, – осторожно вставил он.
– Враги были, есть и будут, – ответил одноглазый. – Если мой племянник просто сменил место жительства, забыв поставить меня в известность, я буду очень рад. Тогда нам с тобой опасаться нечего. Но пока от Халида нет вестей, мы должны, да простит меня Аллах, считать его и Фаруха погибшими и в любую минуту ожидать нападения. А пока, Гамид, присмотрись как следует к нашему – к моему – ближайшему окружению. Например, этот новый тренер, Закир Рашид. Он турок, ты знаешь?
– Да, это мне известно.
– А известно ли тебе, что его жена и дети погибли во время взрыва, устроенного одним из наших смертников?
– Этого я не знал.
– А между тем он этого не скрывает. Возможно, по неведению, а может быть, это такой способ маскировки – притворяться идиотом, который ничего не замечает и не способен верно истолковать даже то, что лежит у него перед носом.
– О Аллах!
– Воздержись от бессмысленных возгласов, Гамид. Проследи за ним. Если надо, подружись с ним, войди в доверие, узнай, чего он хочет. И докладывай мне о каждом новом человеке, появившемся на горизонте.
– Я так и сделаю.
– Не сомневаюсь. И вот еще что: пожалуй, я вернусь в Лондон. Здесь слишком пусто. Я чувствую себя заметным, как черный верблюд посреди великой пустыни. Подготовь все к отъезду, отоспишься в городе.
– Я все сделаю, – повторил Гамид и, оставив на столе недопитую чашку чая, с поклоном покинул кабинет.
Одноглазый проводил его взглядом, а потом налил чаю в чистую чашку и сделал несколько медленных глотков, даже не подозревая, что в этот самый миг в другом полушарии планеты генерал ФСБ Андреичев так же медленно и с огромным удовольствием пьет из квадратного стакана русскую водку за упокой его далеко не безгрешной души.
Глава 14
