общения с журналистами Рашид.
– Корреспондент агентства 'Рейтер' Алек Сивер, – как будто не поняв смысла вопроса, вторично представился этот назойливый тип. – Моя визитная карточка у вас в руке. Меня интересуют вопросы социальной адаптации мусульманской молодежи в странах Евросоюза...
– Еще бы они вас не интересовали! – невольно хмыкнул Рашид, делая охраннику знак не торопиться с применением силы. – После того что творилось в Париже этой осенью, не осталось, наверное, ни одного француза, которого бы это не интересовало! Ведь 'Рейтер', если не ошибаюсь, именно французское агентство?
– Именно! – радостно подтвердил Сивер. – В высшей степени французское! Послушайте, – добавил он доверительным тоном, – давайте потолкуем, мсье Рашид! Ну что вам стоит? Я отдам этому мсье, – он снова кивнул в сторону охранника, – камеру и диктофон. Если хотите, я даже позволю ему себя обыскать. Я ничего не стану записывать и нигде не упомяну ваше имя. Мы с вами просто поговорим, идет? Вы мне растолкуете, что здесь происходит и для чего все это нужно. Заметьте, это уникальная возможность подать информацию в выгодном для вас свете... То есть, пардон, я хотел сказать: в истинном свете. Ведь что получится, если вы сейчас просто выкинете меня за дверь? Что я тогда смогу написать? Как уважающий себя журналист, я ничего не стану выдумывать и честно, без прикрас, напишу, что баскетбол, оказывается, не такое благовидное занятие, каким оно представляется широкой публике. И доказательством служит тот факт, что корреспондента агентства 'Рейтер' просто вышвырнули за дверь, как будто он проник не на тренировку баскетбольной команды, а в хранилище ядерных боеголовок...
– Будь проклят этот Рэмси, – крякнул Рашид. – И угораздило же его уехать именно сейчас!
– Мистер Рэмси – владелец клуба? – немедленно уцепился за прозвучавшую фамилию журналист.
– Казначей и менеджер, – неохотно разъяснил тренер.
– А имя владельца?..
Тут Рашид слегка растерялся, поскольку до него только теперь дошел тот простенький факт, что он не знает имени своего нанимателя. Тот каким-то образом ухитрился не назвать себя при встрече, и все, с кем турок общался по работе, упоминали о нем без имени – 'хозяин', 'наниматель', 'босс' и даже просто 'он'. И Рашид подумал, что француз прав: что-то уж очень много секретов и тайн его наниматель развел вокруг такой простой вещи, как баскетбольный клуб. И еще этот искусственный глаз, будь он трижды проклят!
– Владелец предпочитает сохранять инкогнито, – удачно, как ему показалось, вырулил из неприятной ситуации Рашид. – Клуб представляет собой не коммерческое, а благотворительное предприятие, и владелец, как человек скромный и действующий из самых лучших побуждений, не хочет дешевой популярности.
– Звучит весьма туманно, но я, кажется, вас понимаю, – задумчиво произнес Алек Сивер. – А что же это за лучшие побуждения? Уверен, что намерение завоевать кубок НБА в их число не входит, в противном случае ваш наниматель просто... гм... находится в плену иллюзий.
– Послушайте, мистер Сивер, – почти умоляюще сказал Рашид, – я думаю, вам действительно лучше дождаться мистера Рэмси. Я здесь всего вторую неделю, да и говорить складно не мастер. А мистер Рэмси, если согласится дать интервью, все разложит по полочкам.
– К дьяволу мистера Рэмси! – с горячностью, которая очень пришлась по душе Закиру Рашиду, воскликнул француз. – Судя по тому, как вы его рекомендовали, он обычный клерк, ничего не смыслящий ни в баскетболе, ни в проблемах мусульманской молодежи. Меня интересует не финансовая отчетность клуба, а живые люди – как они живут, о чем думают, что чувствуют... Мистер Рэмси! Да войдите же, черт подери, в мое положение! Я совершенно неожиданно натыкаюсь в этой дыре на кумира своих юношеских лет, а он, вместо того чтобы хлопнуть меня по плечу и предложить выпить, подсовывает мне какого-то мистера Рэмси!
– Чтобы считать меня своим кумиром, – расплываясь в невольной улыбке, заметил простодушный Рашид, – надо очень хорошо знать историю баскетбола. Я никогда не играл в командах первого эшелона...
– Я не знаток, – признался Сивер, – но меня всегда интересовало качество продукта, а не фирменные ярлыки. Если большой талант в силу каких-то причин всю жизнь бросает мяч в ржавое кольцо, приколоченное к стенке сарая на заднем дворе, он от этого не перестает быть талантом. К примеру, вон тот, – он указал на площадку, – седьмой номер. Сыроват, конечно, но, если его направить и подтолкнуть...
– Да, из парня будет толк, – согласился тренер, оглянувшись через плечо. – Вы действительно кое- что в этом понимаете, мистер Сивер. Или надо говорить 'мсье'?
– Безразлично, – отмахнулся журналист. – Я гражданин Франции, но корни у меня русские. Это не значит, конечно, что ко мне следует обращаться 'товарищ', – добавил он, смеясь.
– Русский? – улыбаясь еще шире, переспросил Рашид. – Я знавал русских. Отличные ребята! Мне доводилось с ними играть. Класс у них не слишком высокий, но это настоящие тигры! А как они пьют водку – это что-то неописуемое!
– Ну, об этом можете не рассказывать, – усмехнулся Сивер. Он все больше нравился Рашиду, потому что действительно разбирался в баскетболе, а главное, вел себя просто, по-товарищески, не лез в душу и не задавал каверзных вопросов. – Я и сам не дурак выпить. Наверное, наследственность дает о себе знать. Кстати, здесь неподалеку, за углом, есть неплохое местечко, где подают все, что можно налить в стакан, а оттуда переправить в глотку. В том числе и русскую водку. К черту интервью! Я готов плюнуть на все и попытать счастья где-нибудь в другом месте – хотя бы и с вашим мистером Рэмси, – если вы не откажетесь со мной выпить. Здесь невозможно разговаривать, слишком шумно, да и вы заметно нервничаете из-за того, что я вломился сюда, нарушив здешние правила. К тому же я не нравлюсь вашему охраннику. Он все время пялится на меня, не давая сосредоточиться, а входная дверь, которую он должен сторожить, между прочим, так и стоит незапертая...
– Если вы так настаиваете, выпить можно, – нерешительно произнес Рашид, вдруг осознав, что смертельно соскучился по хорошей компании и понимающему, внимательному собеседнику. – Но учтите, мистер, или как вас там, что я не намерен давать интервью. Если в газетах появится мое имя, клянусь Аллахом, я достану вас из-под земли и сверну шею голыми руками!
– Я ведь сказал: к черту интервью, – спокойно и даже небрежно ответил француз. – Если этого мало, я даю вам честное слово, что не стану не только упоминать в печати ваше имя, но даже использовать в своем материале то, что вы мне скажете – неважно, что именно, что угодно.
Закир Рашид никогда не считал себя тонким психологом и знатоком человеческих душ, но обычно чувствовал, когда собеседник лжет, а когда говорит правду. Француз, похоже, не лгал. Рашид представил себе одинокий вечер перед телевизором, по которому идет бесконечное и унылое юмористическое шоу, служащее живым опровержением расхожего мнения о тонкости английского юмора, и, ничего больше не обдумывая, сказал:
– Тогда договорились. Сразу после тренировки, идет?
– Буду ждать вас в баре, – сказал француз и, дружески помахав рукой охраннику, вышел из зала.
Взяв разбег, тяжелый 'Боинг' с неправдоподобной для такой громадины легкостью оторвался от рубчатого бетона взлетной полосы и начал набирать высоту. Генерал Андреичев смотрел в иллюминатор. Там, за толстым кварцевым стеклом, на глазах превращаясь в скопление детских кубиков, уходил под крыло огромный город, по улицам которого он так и не успел пройтись. Рождественские ярмарки и распродажи, магазины готовой одежды, знаменитые на весь мир музеи и концертные залы, Уолл-стрит и Пятая авеню – все проваливалось вниз, сливаясь в сплошную массу, а потом и вовсе подернулось серой пеленой низких облаков и окончательно исчезло из вида. Смотреть за окном стало не на что, и Дмитрий Владимирович, подавив вздох, отвернулся от иллюминатора.
Его соседка, весьма аппетитная дамочка бальзаковского возраста в строгом деловом костюме и с острыми звездами бриллиантов в мочках аккуратных розовых ушей, уже спала, нацепив на глаза специальную повязку, которая почему-то живо напомнила генералу лошадиные шоры. Возможность
