– Не каркай! – вскочил со своего места щуплый и сутулый Дьяк. – Ты вечно каркаешь, кличешь беду на нашу голову.
– Я не каркаю, я рассуждаю. Если они смогли убить восемь человек, то на этом не остановятся.
– А зачем им ты или я? Дочку Бортеневский забрал, наехать на него мы не можем и, как говорят, дело закрыто.
– Можем наехать, – сказал Седой, – мы пристрелим его. Я заплачу свои деньги. А если не хватит, то я возьму у тебя.
– Тише, тише, успокойся, – попытался урезонить Седого Дьяк.
Но тот уже принял решение. Он ходил по гостиной, сжимая и разжимая пальцы, ходил широкими ровными шагами, весь собранный в комок, готовый к действиям.
– Он труп, я тебе это обещаю. Только надо нанять таких же профессионалов, как нанял он. Я хочу, чтобы мертвыми были он, его жена и его дочка.
Богаевский сцепил пальцы, украшенные перстнями, хрустнул суставами, затем поднялся и тоже заходил, заложив руки за спину. Опять гостиная напоминала дворик тюрьмы, а они – двух заключенных, обдумывающих план побега.
– Как ты думаешь, сколько это будет стоить? – спросил Седой, не останавливаясь.
– По максимуму тысяч двести пятьдесят – триста.
– Ты найдешь такого человека? – задал следующий вопрос Седой.
– Можно попробовать.
– Но потом надо будет сделать так, чтобы и этот человек исчез.
– Да, я понимаю, – сказал Дьякон.
Он остановился, сбросив свой шикарный пиджак, остался в белой рубашке и галстуке, на котором сверкала заколка с маленьким бриллиантом. Он расслабил галстук, сосредоточенно размышляя.
Глава 10
Прошла неделя. Мартынов и Богаевский вернулись из Питера в Москву. Младший брат медвежатника Седого Цыган был похоронен с большими почестями на одном из лучших кладбищ. Гроб был итальянский, на похоронах играл лучший оркестр, на могиле воздвигли большущий мраморный крест, на котором были высечены такие слова: «Невинно убиенному рабу Божьему… от брата и друзей». Стояли даты.
Могила тонула в пышных венках из живых цветов. На похороны, затем на поминки в ресторан собрались чуть ли не все знаменитости воровского мира. По количеству шикарных автомобилей и охранников можно было подумать, что в загородном ресторане отмечают день рождения или свадьбу кого- нибудь из членов правительства.
Вся территория была оцеплена охранниками с рациями в руках, никто из посторонних в банкетный зал не был допущен. Звучало много добрых слов в адрес Седого и его покойного брата.
Полковник Соловьев был осведомлен обо всем, что происходит в Питере. А вот банкир Бортеневский нервничал. Ведь ему вновь дважды позвонили и предупредили, что он уже не жилец на этом свете и что как бы он ни пытался скрыться, его достанут даже из-под земли, достанут и убьют. Но не просто убьют выстрелом в голову или ножом в сердце, его будут убивать медленно. Его заставят мучиться, и мучения будут бесконечно долгими.
Бортеневский связался с Соловьевым. Они встретились в кабинете его банка, и бледный, с дрожащими губами Бортеневский принялся пересказывать суть разговоров с бандитами.
– Сергей Васильевич, дорогой, поймите, – стуча золотым наконечником авторучки по дубовой крышке стола, говорил банкир, – я вне себя. Если быть честным и откровенным, а иначе я и не могу себя вести, то признаюсь: я боюсь. И не столько боюсь за свою жизнь, как за жизнь жены и дочери.
Соловьев все это внимательно выслушал, покуривая сигарету и стряхивая пепел в старинную мраморную пепельницу в серебряной оправе. Немного помолчал, затем потер виски ладонями.
– Знаете, что я вам скажу, Альфред Иннокентьевич, – им больше ничего не остается, как вас пугать. Правда, я думаю, что угрозы бандитов далеко не пустые.
– Так что, Сергей Васильевич, вы считаете, они действительно могут расправиться со мной и с моей семьей?
– Вполне могут. Но не думаю, что так быстро.
– Что значит – «так быстро»? Сколько времени у меня есть, чтобы скрыться?
– Мне кажется, вы, Альфред Иннокентьевич, думаете не в том направлении.
– Как это не в том? Моей жизни угрожают.
– Да, угрожают. Ведь им ничего уже не осталось. Вы не пошли с ними на сделку, ваш банк остался чистым, им он не подчиняется.
– Да-да, я все это понимаю, – быстро заговорил Бортеневский, – но все же, как это ни странно, мне хочется жить.
– Но убегать вам не стоит, – спокойно сказал Соловьев, глядя на серую горку пепла на дне мраморной пепельницы. Горка пепла была похожа на могильный холмик.
Бортеневский проследил за взглядом Соловьева и посмотрел на дно пепельницы.
– Я не могу спокойно уснуть, у меня полный дом охраны, я боюсь выходить из офиса, боюсь подходить к машине.
– Я рассуждаю несколько иначе, Альфред Иннокентьевич, – вновь так же спокойно, покачиваясь в глубоком кожаном кресле, заговорил полковник Соловьев, – вы им интересны как партнер, а не как враг. И поэтому, думаю, они вновь постараются заполучить ваш банк. Насколько я понимаю, их прибыль от соглашения с вами была бы огромна.
– Да-да, но я ведь не пошел на это! И убит брат этого бандита, убиты еще какие-то люди. Мне кажется, Сергей Васильевич, ваши сотрудники перестарались.
– Нет, там не было другого выхода, и они действовали, исходя из обстоятельств.
Соловьев вспомнил все то, о чем ему рассказал Глеб Сиверов, и его немного передернуло. Действительно, слишком уж много трупов. Но самое главное – деньги они заработали, и доля Соловьева уже лежала на его счету в банке.
– Я хочу опять вернуться к тому же разговору, – вдруг сказал Бортеневский, вышел из-за стола, обошел его и остановился напротив Соловьева.
Он приблизил свое бледное лицо к лицу Соловьева и заговорил почти шепотом.
– Мне кажется, их надо убить Другого-то выхода нет? Не так ли, Сергей Васильевич? Мне кажется, что и вы думаете аналогично.
– Да, в ваших рассуждениях есть определенная логика, – пожал плечами Соловьев. – Но я же вам говорил, это будет стоить очень дорого. Убрать Мартынова и Богаевского не так уж просто. Кроме того, это вызовет переполох в преступном мире. Они начнут вычислять, начнут искать концы, и, я думаю, тогда вам точно несдобровать.
– Так что же делать? Сидеть и ждать, когда они доберутся до меня и до моей семьи? – срываясь на визг, выкрикнул Бортеневский. Его руки дрожали, пальцы сжимались и разжимались.
– Не волнуйтесь, я все улажу. И скорее всего, убрать надо будет не двоих, а одного – либо Мартынова, либо Богаевского.
– Я нахожусь в какой-то западне. И куда ни бросишься – петля на моей шее затягивается туже и туже, – в сердцах промолвил банкир.
Затем он сел в кресло, извлек из кармана безукоризненно чистый белоснежный носовой платок и принялся вытирать лицо, которое покрыла испарина.
– Самое главное сейчас – не сделать опрометчивого шага, – сказал полковник Соловьев.
– Так что вы мне посоветуете? – задал вопрос Бортеневский.
– Быть предельно осторожным – вот мой совет. А со всем остальным я разберусь.
