Девушка молчала. Поняв свою ошибку, Сиверов поправился:
– Меня зовут Глеб Петрович.
Ему было непривычно вновь произносить свое настоящее имя и имя своего отца. Он так отвык от них, что охотнее назвался бы Федором. Но почему-то врать своей неожиданной спутнице не стал.
– Так вот, Глеб Петрович, зовут меня Натальей.
– А можно, я буду звать тебя просто Наташей?
– Иначе вы не умеете?
– Иначе мне придется называть тебя по имени-отчеству.
– Тогда давайте.
Глеб отошел, пропуская девушку внутрь купе.
– Спасибо, – манерно ответила та, занимая свое место, с которого была так бесцеремонно выдворена проводником.
Вскоре появился и он сам, неся на подносе несколько пачек печенья в красочной упаковке и пакетики с сахарным песком. После чего, взяв поднос в одну руку, он вновь движением фокусника извлек откуда-то из-за спины бутылку коньяка «Белый аист».
– Простите, но лучшего нет. Публика все какая-то несерьезная ездит, не то что вы.
– Не то что он, – мрачно заметила девушка, указывая кивком головы на Глеба Сиверова. – Кстати, предупреждаю: пить будете в одиночестве.
– Я бы на вашем месте не поступал так опрометчиво, – улыбнулся Глеб.
– Почему опрометчиво?
– Если я напьюсь, могу совершить глупость.
– А если мы напьемся вдвоем, то глупость совершу я? – Наталья уже хотела подняться и уйти.
– Останьтесь.
– Нет, уж лучше я переночую на полу в тамбуре.
– Ой, красавица, зачем обижаешь? – встрял в разговор проводник.
– Прости, дорогой, – в тон ему ответил Глеб, – но по-моему, ты забыл выйти.
– Ухожу, – проводник, не удержавшись, подмигнул Сиверову, оставив Наталью саму решать, как ей поступать дальше.
– Ладно, – наконец-то решил не мучить девушку двусмысленностями Глеб, – давай отбросим все, что было до этого. Ты села в это купе в Москве, заплатила проводнику и ничем мне не обязана. Я зашел на первой же станции, поздоровался, поставил свои вещи, и мы познакомились. Давай от этого момента начнем отсчет времени.
– Не получится, – возразила Наталья.
– Почему?
– Если бы так было, я уже спала бы.
– Хорошо, ложись, – Глеб встал.
– Нет, не надо.
– Так, – уже в который раз за этот день терпению Глеба наступал конец.
– Что «так»? – Наталья поняла, что слишком привередливой быть не стоит.
– Я сказал «так», потому что хотел ехать до Адлера в одиночестве, купил у перекупщика за двойную цену четыре билета. Но теперь понимаю, что единственное спокойное место – это тамбур, и если я хочу доехать без приключений, то мне нужно выйти вместе с матрасом и устроиться там на полу.
– Простите, Глеб Петрович.
– То-то же, – Сиверов сел и откупорил бутылку коньяка. – Ах черт, мне что-то не хочется звать вновь этого… – Глеб хотел сказать «мудилу».
По выражению лица Натальи сразу можно было понять – она додумала за него это слово и была благодарна мужчине за то, что он его не произнес.
– Ну конечно же, чистые стаканы он забыл принести! – исправил свою не высказанную ошибку, Глеб.
– Можно, я схожу? – попросила Наташа.
– Нет, сиди.
– Почему?
– Тебе хочется увидеть еще раз его гнусную рожу?
– Честно говоря, нет.
– Тогда мы сделаем с тобой вот так: ты любишь кофе с коньяком?
– В общем-то, несколько раз пробовала.
– А чай с коньяком пила?
– По цвету это в общем-то одно и то же, – замялась Наталья.
– Ну так вот, – и Глеб уже было протянул руку, чтобы плеснуть коньяк в ее стакан.
Наталья накрыла его ладонью.
– Не надо, я не буду пить.
– Это категорический отказ или стоит настаивать?
– Я прекрасно знаю, что думают мужчины о пьющих девушках.
– Только хорошее, – улыбнулся Сиверов.
– Каждый понимает под «хорошим» свое.
– А я хороший или нет? – Глеб не удержался, чтобы не съязвить.
– Вы пока что никакой.
– А это хорошо или плохо?
– Для вас, может быть, и плохо, а для меня пока что хорошо. Посмотрим. Все еще впереди, и я смогу узнать, галантный вы кавалер или же…
– Или же кто? – насторожился Сиверов.
– Пьяный мужчина в купе не всегда ведет себя адекватно, – это последнее слово девушка проговорила с таким видом, словно окончила философский факультет университета.
– Если ты думаешь, Наташа, что мне очень улыбается ехать вместе с тобой, то ошибаешься. Единственной моей мечтой за последние годы было остаться одному. И вот, кажется, этой мечте не суждено сбыться.
– Я знаю, какой была бы следующая мечта, – хитро прищурилась девушка.
– Ладно-ладно, можешь не говорить, я и сам догадываюсь. После одиночества всегда приходит желание побыть с кем-то.
– Излить душу… – уточнила Наталья.
– Вот этого я делать не собираюсь, – насупился Глеб. Его всегда раздражал этот типично женский вопрос: кто ты, откуда и чем занимаешься. Как будто неважно, что человек сидит рядом с тобой и может говорить только о том, о чем ему хочется, нет, обязательно нужны признания, какие-то тайны… Как будто без этого не может быть близости.
«Близость… близость, – подумал Глеб, – почему это идиотское слово лезет мне в голову, лишь только я остаюсь наедине с женщиной? Как будто не существует другого варианта развития событий?»
И, сделав над собой усилие, он заставил себя смотреть не на Наталью, а в окно. Но оказалось, что мир за то время, пока они едут в поезде, исчез окончательно, во всяком случае, перестал быть видимым. Ни огонька, ни звездочки на небе, ни даже краешка луны – сплошная битумно-черная темнота, словно поезд проносился в неосвещенном тоннеле.
– Посмотри, – произнес Глеб дрогнувшим голосом, – вот это и есть ничего.
– Что? – не поняла Наталья.
– Я говорю, то, что лежит за окном, называется «ничего». Я часто в детстве хотел себе представить, что же прячется за этим словом. И теперь понял.
– А-а, – протянула Наталья, но тут же увлеклась предложенной игрой.
Девушке хотелось как-то возразить своему собеседнику, иначе, она понимала, разговор вновь вернется в прежнее русло.
– Нет, «ничего» должно выглядеть иначе.
– А как же?
