– Бог, если ты существуешь…
И вот это «если ты существуешь» было, наверное, основной частью его души, без которой Сиверова как личности не существовало бы.
Он забросил сумку на плечо и вышел в погруженный во тьму двор. Двери спасательного эллинга оказались открытыми. Одна выходила на сторону, обращенную к пансионату, вторая – к дощатому настилу, на котором стояли столик и два стула. Лодка, выкрашенная словно бордюр военной части перед приездом генерала, отливала лаком в глубине эллинга. На ее корме повис какой-то совсем немыслимый флаг.
Глеб зашел в эллинг, приподнял полотнище флага двумя пальцами за край и изумился. Пиратский! Точно такой же, как его рисуют на иллюстрациях приключенческих романов: скрещенные кости и череп.
– Ты что, решил флибустьером заделаться? – спросил он спасателя.
Тот криво улыбнулся, продолжая ковыряться во внутренностях мотора длинной отверткой. Он никак не мог попасть в прорезь регулировочного винта, расположенного под цилиндром.
– Что, не нравится?
– Да нет, каждый плавает под таким флагом, который ему нравится.
– А мне нравится этот. К тому же мы решили с тобой совершить этой ночью прогулку, за которую нас, если поймают, по головке не погладят.
– Но и сажать нас за нее не посадят – не те времена, – Глеб присел на край лодки и похлопал ладонью по дюралевой обшивке носа.
– Я с этим флагом только по ночам плаваю. А днем у меня, как и положено, российский.
– А абхазский флаг ты не хотел бы повесить?
– Один черт, ночью его не видно. Так что не поможет. И если нас с тобой примут за грузинский десант… – мужчина рассмеялся.
– А что, там до сих пор так напряженно?
– Да нет, война в общем-то замерла, но отучить людей убивать друг друга очень трудно. И поэтому до сих пор оружие из рук никто не выпускает. Так что не удивляйся, приятель, теперь на тебя там будут смотреть немного настороженно.
– А я и не собираюсь попадаться на глаза. Так ты что, один здесь на весь пансионат?
– Вроде бы так, – пожал плечами мужчина. – Да ты не сиди.
Он откинул брезентовый полог, под которым стоял ящик с наклеенными на нем этикетками томатного сока. В нем ровными рядами лежали одинаковые, словно сошедшие с конвейера, рыбьи тушки, вполне аппетитно пахнущие и отливающие золотом.
– Бери, бери, угощайся. Если хочешь, в сумке еще буханка хлеба лежит.
Глеб уселся на носу лодки и принялся чистить рыбу.
«Странная вещь, – подумал Сиверов, – когда слышишь запах рыбы, но не видишь ее саму, она кажется тебе несъедобной. А потом, стоит распробовать, и уже невозможно остановиться, начинаешь жевать, словно семечки, одну за другой».
Мужчина без предупреждения потушил свет в эллинге и распахнул главные ворота. Лодка стояла на рельсовой тележке, словно космический корабль, готовый к запуску.
– Садись, сейчас мы с тобой совершим маленький круиз.
Спасатель с не правдоподобной для его комплекции ловкостью перескочил через борт лодки, придержавшись за него лишь рукой, и принялся распутывать канат, державший тележку на привязи. Легонько скрипнули колеса, а затем лодка вместе с тележкой понеслась по аппарелям к морю. Это было и впрямь захватывающее ощущение. Пиратский флажок на корме затрепетал под ветром, нос лодки, зашитый дюралем, вонзился в набежавшую волну. Глеба обдало брызгами. Но он даже не присел, а стоял, держась руками за ветровое стекло.
Спасатель дернул за тросик, мотор взревел, и лодка, сперва тяжело, а затем перейдя на глиссирование, легко заскользила по изломанной волнами поверхности воды. Прилагая немалые усилия, спасателю удавалось удерживать штурвал в руках.
Лодка, круто накренясь, уходила к еле различимому в темноте мысу.
– Далеко до Абхазии? – беззаботно поинтересовался Глеб.
– Да вот этот мыс минуем, да еще следующий. А там, если повезет, будет и Абхазия. Но только смотри, мы пойдем открытым морем, так до Пицунды ближе. Тебе к какой ее стороне нужно: той, что ближе к Гаграм или к Сухуми?
– А мне все равно, – глядя в размытую линию горизонта, ответил Глеб.
– Так ты что, сам не знаешь, куда едешь?
– Да нужно мне одного дружка увидеть, не знаю, жив он сейчас или нет.
Глеб почувствовал, как плещется вода на дне лодки, ощутил, как промокают его кроссовки.
– Да, сейчас в Абхазии многих можно не отыскать, – задумчиво проговорил спасатель. – Он грузин или абхаз?
– Русский, – безотносительно кого-либо сказал Глеб. – А что, сейчас прожекторами не светят?
– Да меня тут любая собака знает, разве что на новенького нарвешься или захочет командир заставы с тебя дань взять.
Лодка обогнула мыс, и впереди показалась серебряная линия реки, уходящая к самым горам.
– Ну вот она, твоя граница. И знаешь, приятель, что меня всегда удивляло?
– Что?
– Вот прямо по этой реке и проходит граница не только между Россией и Абхазией, но и между субтропиками и средней полосой. Я как приехал сюда, никак не мог привыкнуть: какая же это к черту Россия, если вдоль дорог пальмы растут?
Вот если бы березки – это другое дело. А потом до меня дошло: Россия – это там, где русские. Ведь понимаешь, на том, на абхазском берегу реки цитрусовые растут – мандарины, лимоны, апельсины, а на нашем берегу – хрен.
По тону, каким говорил спасатель, Глеб не мог догадаться, имеет ли он в виду то, что на российском берегу растет хрен, или то, что там хрен растут цитрусовые.
– И что же?
– А дело в том, что абхазы работать умеют, в отличие от нас. Я как посмотрел, так они же каждый день весь свой огород с мотыгой в руках переворачивают, а иначе от солнца земля каменной станет. Вот и растут у них апельсины с лимонами. Они землю с гор на плечах в свои огороды носят. А меня хоть убей – не заставишь. Раньше жена была, так она все помидоры сажала. Так тоже странная закономерность: на той стороне, где субтропики, они по два урожая снимают. Октябрь приходит, а они рассаду сажают. А на нашем только раз в год помидоры снять можно.
Полное отсутствие патриотизма у местного жителя, плавающего по ночам с пиратским флагом, немного позабавило Глеба Сиверова.
– А что ж они тогда такие бедные, если работать умеют?
– Ты что, бедные… Сколько денег у них на войну ушло, а все равно в домах барахла… Да и сами дома – не чета нашим.
– Ты знаешь, в космос они все-таки не летают.
– Наверное, потому такие и богатые.
Подобный поворот разговора озадачил Глеба, и он какое-то время молча всматривался в абхазский берег, вдоль которого они уже плыли добрых минут десять. Горы, резко уходящие вверх почти от самой воды, редкие коробки пансионатов на берегу с погасшими окнами… Глебу даже показалось, что все побережье вымерло.
И он прошептал:
– Как после нейтронной бомбы…
– Что? – не поняв, спросил спасатель.
– Говорю, как после взрыва нейтронной бомбы – людей нет, а дома остались.
– Ничего, скоро увидишь и дома разбомбленные, – решил утешить его сочинский антипатриот.
Но то ли описание разрушений в газетах были из разряда фантастики, то ли война не прошлась по
