Пахло чем-то знакомым – медикаментами, что ли, да еще, пожалуй, дезинфекцией. Лежать было удобно, мягко. Едва заметно шевельнув пальцами, он почувствовал жесткую от крахмала ткань и понял: простыня. Накрахмаленная простыня, подушка под ноющей головой, а сверху, надо полагать, одеяло. Не сквозит, не дует, рядом кто-то мирно посапывает во сне, горелым ниоткуда не пахнет, а значит, разбитая водокачка и засевший на ней снайпер временно отменяются. И вообще, снайпер на водокачке был сто лет назад, совсем в другой жизни.
Откуда ему тут взяться, снайперу? Приснилось, наверное, что-то не то…
Придя к такому выводу, Юрий Филатов открыл глаза. Голова у него сразу же закружилась пуще прежнего, будто норовя оторваться от шеи и, бешено вращаясь, со свистом улететь в мировое пространство. Он терпеливо переждал это ощущение, потому что был к нему готов, а когда мир перестал вертеться вокруг него и нехотя замер на месте, огляделся по сторонам и без труда догадался, что лежит в больничной палате.
Догадаться было нетрудно: облицованные белым кафелем стены, застекленная дверь, сквозь которую в палату проникал свет синих дежурных ламп, и в особенности стоявший рядом с кроватью штатив капельницы говорили сами за себя. Игла капельницы торчала у Юрия в вене, и прозрачная жидкость из укрепленного в штативе пластикового пузыря по гибкой трубке поступала непосредственно в его пострадавший организм. Черт его знает, что там было, в этом пузыре, – физиологический раствор, глюкоза или какая-нибудь тормозная жидкость, – но Юрий, еще раз прислушавшись к своим ощущениям, решил, что его уже достаточно подлечили, отклеил белевший на локтевом сгибе кусок пластыря и выдернул иглу.
Ничего страшного не произошло. Тогда Юрий опустил закатанный выше локтя рукав сатиновой нательной распашонки с тесемками на спине, какими в некоторых больницах до сих пор наделяют лежачих больных, и согнул руку – не повязка, конечно, но сойдет, дырка-то пустяковая. Повернув голову, он увидел соседнюю кровать, на которой спал какой-то сильно нуждавшийся в бритье гражданин лет семидесяти. Голова у гражданина была забинтована, нога висела на растяжке, а под кроватью стояла и тихо пованивала пластмассовая «утка». Юрий скосил глаза вниз и увидел, что из-под его собственной кровати выглядывает закрытое пробкой широкое горлышко точно такого же сосуда. «Ну, дудки, – подумал он. – Это вы, как говорится, хрен угадали».
Левая рука у него была намертво прибинтована к туловищу, на голове тоже красовалась марлевая чалма.
«Лихо они меня отделали, – подумал он. – Вот только до конца работу не довели, нагорит им за меня от начальства. Начальство не любит незавершенку, так что придется ребятам устранять недоделки. И, если я буду долго здесь загорать, жрать манную кашу и пользоваться подкладным судном, недоделки будут устранены в лучшем виде. И, что характерно, вместе со мной…»
Все еще лежа на спине, он прикинул предстоящий маршрут: спинка кровати – раковина умывальника – кислородный кран на стене – дверная ручка. Ну, а дальше – как карта ляжет. Ничего, мы аккуратненько, по стеночке… Знать бы только, куда меня занесло.
А вдруг это какое-нибудь Бирюлево? Отсюда по снежку не больно-то до дома добежишь, да еще босиком, в распашоночке…
Юрий осторожно спустил ноги с кровати и медленно сел. Голова кружилась, но терпимо, и вообще все пребывало в пределах допустимых отклонений: выходить на ринг ему, конечно, было рановато, а так – ничего, жить можно. Вот только руку они зря зафиксировали, неудобно это. Подумаешь, травма – порез!
Рядом с кроватью обнаружились клеенчатые больничные шлепанцы. «Елки-палки, – подумал Юрий, – а говорят, что в больницу нужно приходить чуть ли не со своим постельным бельем! Или это стратегический запас времен второй мировой? Держат, понимаешь, НЗ специально для таких, как я, на улице подобранных…»
Он сунул ноги в шлепанцы, встал, придерживаясь за спинку кровати, и без особых затруднений проделал заранее намеченный маршрут, по дороге ухитрившись завернуть до упора плохо закрытый водопроводный кран, из которого со сводящей с ума монотонностью капало в раковину. Капель прекратилась; сосед Юрия по палате всхрапнул, почмокал губами и попытался повернуться на бок, но подвешенная на растяжке нога его не пустила, и он, пробормотав сквозь сон что-то неразборчивое, опять засопел тяжело и ровно. Юрий мысленно пожелал ему приятных сновидений, толкнул дверь и выглянул в коридор.
Его побег закончился, не успев как следует начаться, потому что столик дежурной сестры, как выяснилось, стоял прямо у двери его палаты, и сестра, вопреки здравому смыслу, не спала! Склонив голову к плечу, как прилежная ученица, она что-то быстро писала в пухлом растрепанном журнале. Подняв голову на звук открывшейся двери, она встретилась глазами с Юрием и быстро вскочила.
Сестричка была совсем молоденькая, с недурной фигуркой, но чрезвычайно носатая и в слишком сильных для ее возраста очках. Юрий попытался обворожительно улыбнуться, но, как видно, с физиономией у него тоже было что-то не то, и вместо ожидаемого эффекта его улыбка вызвала на лице медсестры выражение детского испуга.
– Больной, вы что?! – свистящим шепотом воскликнула она. – Вам нельзя вставать! Немедленно вернитесь в постель!
– Да-да, – сказал Юрий, – конечно. Сию минуту, я только.., ну, вы понимаете… В общем, мне надо.
– Немедленно в постель! Что значит – надо?
– Ну, надо! Неужели непонятно?
– Для этого у вас утка под кроватью стоит, – сообразив, о чем речь, без тени смущения сказала сестра. – Если вам трудно с одной рукой, я могу помочь.
– М-да? – чувствуя, что намерен сказать лишнее, и все же будучи не в силах удержаться, с сомнением произнес Юрий. – Вы знаете, я не против, но как-нибудь в другой раз, когда я буду здоров и сумею по достоинству оценить вашу помощь.
– Он еще и хамит! Немедленно вернитесь в постель, пока я не вызвала дежурного врача! Вас выпишут за нарушение режима!
– О, – сказал Юрий, – вот это идея. Валяйте, зовите врача, а сами пока принесите мою одежду.
Тут она, кажется, по-настоящему обиделась. У нее даже губы задрожали, и Юрий подумал: «Ну что за черт? Когда, наконец, я начну хоть что-нибудь понимать в женщинах? Ведь девчонка, пигалица, вчерашняя выпускница медучилища, работает наверняка по распределению, получает считанные копейки, и все ей должно быть по барабану – и дежурство, и больные, и главврач, – а вот поди ж ты! Я-то думал, что сестры милосердия только в кино остались!»
– Да вы не обижайтесь, – сказал он, для надежности прислоняясь здоровым плечом к стене. – Просто мне действительно некогда отдыхать в вашем санатории. Честное слово! Я вам искренне благодарен за спасение моей молодой жизни, но мне, ей-богу, надо идти.
Это была тактическая ошибка. Сестричка живо почуяла в его голосе слабину, мигом забыла о своей обиде и перешла в решительное наступление.
– Никаких разговоров! – отчеканила она. – Сейчас же в постель! Утром доктор вас осмотрит, а через недельку-другую, может быть, выпишет домой.
«В морг он меня выпишет», – хотел сказать Юрий, но промолчал: что толку спорить с девчонкой, которую к тому же так и распирает от сознания своего высокого долга?
– Врача разбудите, пожалуйста, – попросил он. – Не хочется с вами ссориться, но, если вы сами его не разбудите, я тут устрою такой тарарам, что вся больница проснется.
– Ни стыда у вас, ни совести, – заявила непреклонная соплячка, внутри которой, похоже, был спрятан каркас из сверхпрочного титанового сплава. – Доктор сутки отдежурил на «скорой», и сразу сюда. Дайте вы ему хоть немного отдохнуть!
Это был удар ниже пояса. Юрий немного растерялся, не зная, что сказать, но тут открылась соседняя дверь, и оттуда выглянула заспанная личность в мятом белом халате, криво нахлобученном крахмальном колпаке, трехдневной щетине и с малиновым рубцом от подушки на правой щеке.
– Что у вас тут за птичий базар? – хриплым спросонья голосом осведомилась личность, сонно щурясь и прикрывая глаза рукой от света настольной лампы. – Кому не спится?! – он протяжно, с
