рад ходить по пятам двадцать четыре часа в сутки, но дверь уже захлопнулась, и автобус укатил.
– Куда это Самарин укатил? – спросил Сергей у Кравцова.
– А я откуда знаю, – пожал плечами тот. – Мужик деловой, мне не докладывает.
Он сразу смекнул, что оставшийся в ресторане Самолет по телефону ввел Владика в курс дела. Самарин неспроста смылся с корабля перед самым их приездом, и теперь Кравцов мучительно ломал голову над вопросом: посвящать Дорогина в то, что в ресторане был еще один человек Владика, или не посвящать?
Так ничего и не решив, он вырулил на причал, по рассеянности чуть не съехав в воду. У него снова мелькнула мысль о том, что это, возможно, было бы наилучшим выходом из сложившейся ситуации, но он тут же отогнал ее: слова Дорогина заронили семя надежды. Надежда хотя слабенькая, но она все-таки была, и, выходя из автобуса, Кравцов все еще колебался: сказать или не сказать?
В конце концов он решил оставить все как есть: пусть Владик и этот сумасшедший разбираются между собой сами, а он, улучив момент, попытается улизнуть. Может быть, эти двое перегрызут друг другу глотки, и тогда он будет свободен.
Дорогин тем временем заложил руки за спину и двинулся к сходням. В правой руке у него был зажат пистолет Шурупа. Кравцов поспешно пристроился Дорогину в затылок, изображая конвоира. На палубе откуда ни возьмись возник загорелый мускулистый бородач в замызганных полотняных штанах, подвернутых до колен. Он как-то странно держал руки, и, только дойдя до середины сходней, Кравцов разглядел, что в руках у него автомат – тупорылая импортная машинка, способная в считанные секунды превратить человека в ситечко для чая. Лицо бородача было Кравцову смутно знакомо, и он приветливо замахал рукой.
– Здорово, братан! Узнаешь?
Бородач вгляделся и кивнул.
– Узнаю, – сказал он. – Что надо?
– Как что? – очень натурально удивился Кравцов, стараясь не слишком заметно бегать глазами от автомата к зажатому в ладони Дорогина «ТТ». – Владик велел доставить этого человека.
– А, – сказал часовой. – Так он уехал.
– Да я в курсе, мне сторож сказал. А этого куда?
– А я знаю? Ну, запри его в инструменталке.
– Так там же эта баба, – сказал Кравцов.
– Не, – лениво ответил бородач. – Бабу Самарин увез.
Дорогин многозначительно шевельнул спрятанным за спиной пистолетом, и Кравцов опять удивился.
– Увез? Как увез? Куда?
– А черт его… Кажется, к старпому домой, в Ильичевск.
– А адрес?
– А зачем тебе адрес? – насторожился бородач.
– Мне Владик срочно нужен. Доложить, и вообще…
– Тенистая, восемь, – лениво ответил часовой.
Кравцов словно наяву увидел, что сейчас произойдет. Пуля часовому, а потом вторая серия кошмара: поездка в Ильичевск и штурм усадьбы старпома, в котором ему придется принимать самое непосредственное участие. Живым не уйти, понял он. Либо Владик шлепнет, как предателя, либо этот псих догадается, что он ему не все сказал, и тоже шлепнет.
– Слышь, братан, – сказал он часовому и скорчил страшную рожу, указывая глазами на Дорогина. Часовой удивленно приподнял брови, не в силах понять, чего от него хотят. – Ты, это… Мочи его, это чужой!
Дорогин, который, как в зеркале, видел гримасы Кравцова в удивленно приподнятых бровях часового, не оборачиваясь, выстрелил назад и тут же, вскинув руку, еще раз нажал на спусковой крючок.
Кравцов схватился за простреленное бедро и головой вперед упал в узкую щель между стенкой причала и бортом «Москвички», с тяжелым плеском погрузившись в грязную стоячую воду затона. Вслед за ним полетел автомат вахтенного, а сам бородач, прижав ладони к пробитой груди, медленно опустился на колени и лицом вниз повалился на палубу.
Откуда-то из внутренних помещений корабля раздался топот бегущих ног, но Дорогин на несколько секунд задержался на сходнях, вглядываясь в колышущуюся под ногами полосу грязной воды. Наконец радужная нефтяная пленка раздалась в стороны, и на поверхности появилась голова Кравцова. Водитель отфыркивался и жадно хватал ртом воздух, беспорядочно молотя руками по воде.
– Помоги… – прохрипел он, увидев склонившегося над водой Дорогина.
– С удовольствием, – ответил Сергей, поднял пистолет и дважды нажал на спуск, сразу же пожалев о потраченном впустую втором патроне, потому что первая пуля без промаха угодила в голову водителя.
Он успел нырнуть под прикрытие широкой кормы автобуса, прежде чем с борта «Москвички» вдогонку ему ударила автоматная очередь. Впрочем, стрелок сразу же прекратил огонь, поняв, что это бесполезно.
Сергей взобрался в кабину, запустил двигатель и, задев бортом ржавый бак, за которым минувшей ночью прятались Сеня и Мартын, выехал с причала.
Минуту спустя сверкающий двухэтажный автобус со свежей вмятиной на правом борту, все увеличивая скорость, снес закрытый шлагбаум и, вырвавшись на шоссе, повернул в сторону Ильичевска.
Глава 13
От Одессы до Ильичевска каких-то сорок с небольшим километров – час езды на рейсовом автобусе. Это сущая ерунда, но Мартын, всю жизнь проживший в Одессе, так ни разу и не побывал в Ильичевске – в этом просто не было нужды. Да и то сказать, что делать такому человеку, как Станислав Мартынов, в этой дыре?
Правда, за последние годы он неоднократно посещал затон Ильичевского судоремонтного завода – с тех самых пор, как Владлен Михайлович Самарин сделал его своим агентом и купил корабль, – но до самого города не добрался ни разу, хотя половина команды «Москвички» проживала именно в Ильичевске. В записной книжке Мартына записаны их адреса и телефоны, но это вовсе не значило, что он регулярно посещал этих людей.
Свой первый и последний визит в город Ильичевск Станислав Мартынов помнил смутно. Строго говоря, запоминать было, в общем-то, нечего: в кузове Сениного грузового микроавтобуса отсутствовали окна, а если бы и были, то валявшийся на грязном железном полу Мартын не смог бы ничего разглядеть.
Последние несколько часов он мечтал только об одном: чтобы его наконец пристрелили. Для разнообразия можно было бы умереть от болевого шока или потери крови, но смерть все не шла, и Мартын периодически начинал кричать слабым сорванным голосом, надеясь привлечь внимание. В конце концов ему заклеили рот полоской лейкопластыря, совсем как той бабе, что лежала на железном полу рядом с ним, не подавая признаков жизни, сначала в инструментальной кладовой на корабле, а потом в кузове «транспортера».
Мартына перевязали. Точнее, он перевязал себя сам какой-то сомнительной тряпкой, которую небрежно швырнул ему Пузырь. Теперь тряпка насквозь пропиталась кровью, потяжелела и начала сползать, через нее сочилась тягучая полусвернувшаяся жижа. Поправить повязку Мартын не мог: перед тем как посадить в машину, ему связали руки за спиной. Попросить кого-нибудь об этой услуге он тоже не мог, поскольку рот у него был заклеен. Оставалось только смотреть на свою несчастную, безнадежно изуродованную ногу и плакать медленными беззвучными слезами.
