контролем. Знаем мы, что это такое – держать все под контролем… А если у них снайперская винтовка? С глушителем, а? Хлоп, и нету Пузыря. Лопнул, исчез, разлетелся кровавыми лохмотьями, пошел на дно… Всадить ему пулю промеж глаз, и к ящикам… А дальше что? Нет, он прав конечно, теперь мне от этой информации толку – ноль. Одна нервотрепка…
– Зачем… – Пузырь поперхнулся, откашлялся, хлебнул виски, не почувствовав никакого вкуса, и повторил:
– Зачем вы мне сказали?
Он вдруг похолодел, подумав, что это неспроста: обычно Владик делался разговорчивым перед тем, как отправить собеседника на тот свет.
– Не дрожи, – сухо сказал Самарин. – Сам должен понимать, не маленький. Дело будет сложное. Те, кто придет за золотом, знают, за чем они пришли. Само собой, у них может возникнуть соблазн. Ты должен быть полностью в курсе, чтобы наилучшим образом обеспечить безопасность. Команда будет в полной боевой готовности, но это – тупые исполнители, статисты.
Все будет зависеть от нас с тобой. Сделаем все, как надо, – не обижу, ты меня знаешь. Десять штук – ничто по сравнению с тем, что ты получишь. А если что-то сорвется.., ну, тогда мы оба просто подохнем.
Пузырь вздохнул, медленно приходя в себя.
Двадцать три пуда… Сколько же это будет в баксах?
Черт его знает, какой сейчас курс… А я с пистолетиком, как сраный политрук…
– Я возьму автомат, – сказал он.
Самарин уставился на него недоумевающим взглядом, потом понял и кивнул.
– Да хоть баллистическую ракету. Главное, чтобы они тихо и спокойно забрали ящики, так же тихо и спокойно передали мне сертификат о переводе денег и мирно отвалили к чертовой матери в свою Турцию. После этого можешь пить без просыпа до самой Одессы и дальше, до Москвы.
Пузырь нахмурился, придавая лицу озабоченное, деловое выражение. Он несколько раз открывал и закрывал рот, не решаясь задать мучивший его вопрос, но наконец отважился и спросил:
– А сколько.., ну.., я имею в виду, что…
– Тебя интересует, что конкретно ты будешь с этого иметь? – догадался Самарин.
– Н-ну…
– Не стесняйся. Это нормальный деловой подход.
Так вот, на оплату услуг группы сопровождения я планировал потратить миллион. Сто тысяч я должен отдать Дмитрию – все-таки это был трудный рейс…
Остальное – твое, поскольку из всей группы сопровождения у меня остался только ты.
– Девятьсот тысяч? – не поверил своим ушам Пузырь.
– Да! А, что там, не будем мелочиться. Скажем так – миллион. В конце концов, если ты меня подведешь, я потеряю гораздо больше.
– Миллион, – зачарованно повторил Пузырь.
Блеск золота, до сих пор застилавший ему глаза, изрядно потускнел. С миллионом можно прожить до конца жизни припеваючи…
– Конечно, расставаться с тобой мне будет жаль, – снова угадал его мысли Самарин, – но и тебя понять можно. Кто же станет рисковать своей шкурой, имея за душой миллион?
Он снова наполнил стаканы, на этот раз почти по-русски – до половины, и поднял свою посудину вверх.
– Давай чокнемся, – сказал Владлен Михайлович. – Добро пожаловать в клуб московских миллионеров! Только сначала дело, не забудь.
– Про такое забудешь, как же, – пробормотал Пузырь, чокаясь с хозяином и залпом осушая стакан. – Черт, это же правда свихнуться можно. Миллион…
– Хорошая служба дорогого стоит, – заметил Самарин. – Еще раз подчеркиваю: все зависит от сегодняшней ночи. Либо ты вернешься в Москву миллионером, либо не вернешься вовсе.
– Ясно даже и ежу, – сказал Пузырь и встал. – Я пойду, Владлен Михайлович? Проверю инструменталку, трюм, то да се…
– Конечно, Алексей, ступай.
Когда Пузырь вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, Владлен Михайлович снова набил трубку и закурил. Дело было сделано: теперь на Пузыря действительно можно было положиться. Станет ли Пузырь миллионером – это, конечно, вопрос. Человек ведь, как известно, смертен, и Владлену Михайловичу почему-то казалось, что по дороге в Москву или в самой Москве с его охранником непременно приключится что-нибудь скверное, но, пока Пузырь жив, он будет сражаться за свой будущий миллион до последней капли крови.
Владлен Михайлович Самарин курил дорогой вирджинский табак, пил шотландский виски и продумывал предстоящий разговор с Дорогиным: до того, как парочка безбилетных пассажиров покинет борт «Москвички», Владлену Михайловичу нужно было узнать имя человека, который, по словам Дорогина, вел двойную игру. Самарин склонен был видеть в этом утверждении обыкновенную попытку выиграть время в надежде на случай, но не следовало сбрасывать со счетов возможность того, что это могло оказаться правдой.
Выйдя за волнорез, судно начало мерно подниматься и опускаться на пологих волнах, и это медленное колыхание убаюкало Владлена Михайловича. Зевнув, он покинул кресло, перебрался на койку, проверил, на месте ли положенный им час назад под подушку пистолет, и задремал, предвкушая скорое окончание этого уже успевшего надоесть дела.
Глава 16
Сергей Дорогин проснулся и открыл глаза.
Некоторое время он не мог сообразить, где находится.
Вокруг царила полутьма, разжиженная лишь слабым электрическим светом, пробивавшимся сквозь зарешеченное окошечко в стене. Вдоль стен узкой каморки, в которой он лежал, тянулись какие-то пустые металлические стеллажи. В каморке было душно, пахло железом, пылью, машинным маслом и ржавчиной. Стены и пол мерно поднимались и опускались, словно здание, в котором находился этот чулан, было живым и дышало.
Несколько секунд одурманенный мозг Дорогина бился над этой загадкой, пока до него не дошло, что он находится на корабле, который, видимо, уже вышел в море.
Это объясняло и железный пол, и вибрацию, и едва различимый гул, доносившийся откуда-то снизу.
В памяти всплыло название судна – «Москвичка», и все сразу встало на свои места. Он плыл в Турцию на корабле, принадлежащем Владлену Михайловичу Самарину, и, учитывая характер сложившихся между ним и Самариным отношений, можно было не сомневаться, что до Турции ему не доплыть.
Сергей попытался сесть, но не смог даже пошевелиться, и это окончательно прояснило ситуацию: он был связан по рукам и ногам и, судя по всему, вовсе не проснулся, а просто пришел в себя после инъекции какой-то дряни, которая вырубила его на несколько часов, а может быть, и на целые сутки. Было совершенно непонятно, день сейчас или ночь и сколько времени осталось у него в запасе.
Он попытался крикнуть, но из груди вырвалось только сдавленное мычание. Попробовав открыть рот, Сергей обнаружил, что тот заклеен – скорее всего все тем же лейкопластырем. Он был спеленут, как рождественский каплун, и не мог понять, где у него локти, а где кисти: вязавший его Пузырь как-то причудливо скрутил ему руки, заведя их за спину и притянув кисти к лопаткам. Дорогин застонал и откуда- то из-за спины услышал ответный стон.
На то, чтобы перевернуться на другой бок, потребовались почти все его силы. За это время он успел несколько раз подумать, а стоит ли вообще копошиться: ну, повернешься, ну, увидишь Тамару, а дальше-то что? Все равно где-то там, наверху, кто-то крылатый и очень озабоченный уже макает в чернильницу
