облаченного не по погоде в легкую кожаную куртку.
Подошвы ботинок тоже наводили на размышления — толстые рифленые и сразу видно — твердые. Такими удобно бить.
Стресс с присвистом сплюнул сквозь сжатые зубы, плевок угодил точно туда, куда он метил — на ботинок Трубе.
— Ты, блоха вшивая, — Стресс не спеша натянул перчатку и схватил бомжа за шиворот.
Труба знал — звать на помощь бесполезно, никто не вступится за него.
— Щукина с его медалями видел?
Труба кивнул.
— Так видел или нет?
— Да, вчера.
Это было уже кое-что. Если вчера, значит, Щукин жив после произошедшего с Тормозом.
— Где его искать?
Труба понял, ему просто-напросто не поверят, если он так быстро расколется, даже страх не может служить оправданием. И значит, первому, что он скажет веры не будет.
— Приходил, уходил, — выбивая зубами дробь, рискуя откусить себе язык, говорил Труба, — мне-то откуда знать?
— Пожалеешь, — процедил сквозь зубы Стресс и сплюнул еще раз, теперь прямо на колени Трубе.
— Здесь он где-то.
Несмотря на то, что Стресс был занят Трубой, он успевал осматривать зал ожидания.
Бомж понизил голос, зашептал:
— Мне, если я его выдам, знаешь, что будет?
Стресс рассмеялся недобрым смехом.
— Ха-ха…
— Голову мне оторвут, понял. Не могу его выдать.
— Твои проблемы, — Стресс напрягся и рывком оторвал Трубу от мусорницы, поставил на ноги, вырвал из рук бутылку, в которой на дне успела отстояться пена, и бросил ее в урну.
Труба в отчаянии осматривался, остальных бомжей как ветром сдуло. Никто не хотел становиться свидетелем, а тем более участником разборки. В трудную минуту каждый сам за себя.
Милиционер со скучающим лицом стоял всего лишь метрах в пятнадцати, демонстративно повернувшись к Стрессу спиной, изучал расписание поездов.
— Я тебе скажу, только ты меня не выдавай, он у себя в берлоге. На дно залег.
— Где?
— Здесь, недалеко за перроном, метров сто по путям возле забора, там люк теплотрассы.
— Веди.
— Нет, мне нельзя, мне потом голову оторвут.
— А я тебе сейчас яйца отрежу.
— Я дорогу покажу, а дальше ты сам, мужик.
— Пошел! — Стресс, как тисками, сжал локоть Трубы и толкнул его вперед.
Припадая на затекшую от сидения ногу, Труба двинулся к выходу.
— Слышь, мужик, я тебя до края платформы доведу, а там.., дальше ты сам.
— Не рассуждай.
Труба в мыслях проклинал Щукина, вполне могло получиться и так, что, доведи он бандита до крышки канализационного люка, тот его там и прирежет. Место-то пустынное и безлюдное. Позвякивая бутылками в пакете, Труба семенил по перрону, за ним след в след шел Стресс, он уже не сжимал локоть бомжа, но у того всякое желание бежать пропало. Он знал — соревноваться в беге со здоровым тренированным головорезом ему нет смысла.
Дойдя до края высокой платформы, Труба остановился.
— Чего стал?
— Вон за тем составом — люк возле забора. Он там, это точно.
— Пошел, — Стресс, ударил ногой Трубу под коленку, и тот кубарем полетел с платформы на кучу щебня.
Стресс, спрыгнул следом, схватил его за шиворот и вновь поставил на ноги.
— Пошел, вонючка.
— Иду-иду.
Они перебрались под составом и оказались у бетонного забора. Сквозь негустую краску просвечивали лозунги былых времен. ICTSS с двумя латинскими S, выполненными в стилистике молнии эсэсовцев, лозунг «Долой ГКЧП'» кто-то исправил на «Долой ГКЧП!».
Труба остановился возле чугунного люка с аббревиатурой «ТС».
— Теплосети.
— Чего кричишь? — шепотом образумил Трубу Стресс, — еще твой голос услышу, прирежу.
Он присел на корточки, внимательно осмотрел щель между люком и горловиной. По всему было видно, люк поднимали совсем недавно. Ни камешка в щели, ни земли.
— Не топчись, — прошипел Стресс, ища глазами чем бы подцепить этот чертов люк.
Солнце уже зашло, и неподалеку в конусе света, который бросал на железнодорожные пути галогенный фонарь, Стресс, увидел загнутую буквой Г проволоку.
Он, стараясь ступать бесшумно, подобрался к ней, осмотрел, на проволоке имелись свежие царапины.
Значит, совсем недавно ею пользовались, может даже сегодня, за ночь бы изломы покрыли бы маленькие пятнышки ржавчины.
— Он, говоришь, отлеживается?
— Так мне сказал, — отвечал Труба, радуясь тому что внимание Стресса переключилось с него на люк, а его самого, возможно, сейчас отпустят.
Но не тут-то было, Стресс вставил проволоку в отверстие и, уже не соблюдая осторожности, отвалил его в сторону. Противно проскрежетал металл о металл.
У Трубы от страха мелко задрожала челюсть, когда у Стресса в руках появилась тонкая шелковая тесьма черного цвета, как раз такой длины, чтобы набросить ее на шею, захлестнуть и резко дернуть.
«Удавка» — Труба вспомнил как называется такая тесьма.
Он попятился.
— Куда? — прошептал Стресс.
— Там он, там, — показывал бывший джазмен в черное жерло коллектора.
— Стоять! — Стресс принюхался, вместе с паром из люка шел густой запах водки.
Он улыбнулся.
«Нажрался небось, сука».
Пальцем подманил к себе Трубу.
— Лезь, — скомандовал Стресс.
— Куда? Зачем?
— Лезь, я тебе говорю.
Не выпуская из руки удавку, Стресс схватил Трубу за грудки, и ноги того повисли над черной пустотой.
Бомж засучил ногами так, словно ехал на велосипеде.
Еще немного, и он рухнул бы вниз, но вдруг ощутил под подошвой скобу металлической лестницы. Он стал быстро спускаться.
Стресс полез за ним следом, люк так и остался открытым. Горела тусклая лампочка, освещавшая пространство метра на четыре вглубь. В темноте попискивали крысы. Бандит достал из кармана фонарь и посветил в глубину коллектора. Грызуны особо не прятались, лишь жались к стенам.
Стресс потянул носом, тут внизу еще сильнее пахло водкой, и он чувствовал откуда исходил запах — из черного провала, из узкого прохода между сырых бетонных стен.
