Главный редактор «Свободных новостей плюс» Яков Павлович Якубовский влетел в гостиную вспотевший. Гаспаров подошел к нему, подал руку.
– Что это ты, Яков Павлович, словно собаки за тобой гнались?
На лице Якубовского была счастливая улыбка:
– Такое везение.
Он только сейчас заметил двух мужчин, сидевших в креслах.
– Это свои люди, можешь говорить не таясь, они в курсе нашей проблемы.
– Так вот, есть деньги – триста тысяч.
– Яков Павлович, деньги есть, когда они лежат в столе или на столе, а когда они на словах, – это иллюзия. Ты их видел?
– Нет-нет, он пообещал, определенно пообещал!
– Кто он, хотелось бы знать?
– Как вам сказать…
– Так и скажи как есть. Может, водички или коньячку? – Гаспаров уже успокоился или, вернее, делал вид, что спокоен и сосредоточен. И, надо сказать, это ему почти удавалось, лишь руки иногда вздрагивали да губы неприятно кривились.
– Я лично с ним не знаком, он друг Белкиной, даже на машине ее возил, вроде бы шофером у нее работал.
– У шофера нашлись триста тысяч, чтобы просто так их подарить?
– Я в людях разбираюсь, он не обманщик.
– Он не из ФСБ случайно?
– Нет, не похож.
– Как вы определяете, Яков Павлович, из органов человек или нет?
– Белкина о нем говорила раньше, что он в тюрьме долго сидел. А если человек сидел, значит, он не из органов.
– Говоришь, сидел? Где? Когда? Сколько?
– Откуда же я могу это знать?
– Почему это он так нашу Белкину полюбил?
– Может, как женщина ему нравится, – заметил главный редактор.
– Вообще-то, да, Белкина может и понравиться, любовь – штука тонкая. Но за любовь, Яков Павлович, такие деньги не выкладывают.
– Не знаю, не знаю, Эдуард Таирович, за что купил, за то и продаю.
– Как вы договорились?
– Очень просто, – по-детски произнес главный редактор, – завтра в полдень он обещал привезти деньги.
– Ну привезет, а что дальше?
– Дальше мне позвонят, скажут, что и как, я поеду, заберу Белкину, отдам деньги…
– Все у вас просто, Яков Павлович, как по писаному получается. Кто-то привезет деньги, кто-то приведет журналистку, и вот так – руки в руки?
– А как?
– Я не знаю, – произнес Гаспаров и кинул взгляд на своих людей. Те сидели молча, с отсутствующим видом, словно все, о чем шел разговор, их абсолютно не интересовало.
– Что вы предлагаете?
– Дай бог, конечно, чтобы это дело получилось и мы смогли освободить журналистку. Все-таки Белкина – лицо газеты.
– Да, она мой самый ценный кадр.
– Да-да, ценный, стоит триста тысяч. А если бы бандиты миллион за нее запросили, как вы думаете, Яков Павлович, этот ваш человек.., кстати, как его зовут?
– Сергей.
– Сергей принес бы миллион?
– Не знаю. Откуда мне, главному редактору, знать, принес бы он миллион или нет? Я даже фамилии его не знаю, документов не видел.
– Вы не поинтересовались, откуда у него деньги? Может, он их где-нибудь украл, может, банк ограбил? – Гаспаров задавал вопросы почти шутливо, с нескрываемой иронией.
Он не верил в альтруизм, будто кто-то за свободу другого человека может платить деньги. Все то, что он придумывал, до сегодняшнего дня срабатывало, скандал по поводу пропавшей журналистки оказался громким, шума было много, даже больше, чем хотелось Гаспарову. «Журналисты – они странные люди. Тронь одного, тут же весь рой поднимается, начинают жужжать как мухи и носить дерьмо на лапках с одного места на другое. И все оказываются измазанными и вонючими.»
– Да, дело хорошее.
– Очень хорошее, Эдуард Таирович.
– Выпейте коньячку. Сергей, налей гостю. Супонев налил на дно стакана коньяка, подал главному редактору. Тот взял стакан, боясь отказать.
– Так вы уверены, что все у вас получится, что мифический Сергей привезет деньги?
– Знаете, я человек, в общем-то, недоверчивый, но, судя по всему, он их привезет. Определенно…
– Что это вы заладили одно и то же, как Жириновский? Однозначно, однозначно… – засмеялся Гаспаров. – Так и вы: определенно, определенно… Ничего определенного, скажу я вам, господин Якубовский, в этом нет, и я, если признаться, абсолютно вам не верю. Так что, если хотите, то действуйте, хотя я не верю.
Яков Павлович был разочарован, он не ожидал подобного поворота. Ему казалось, что Гаспаров несказанно обрадуется и будет если не подпрыгивать, как ребенок, до потолка, то, во всяком случае, радость не скроет. А тут совсем иная реакция – Гаспаров холоден, насмешлив и явно не верит, считает, что все это выдумка главного редактор.
– Я тоже почти договорился, не сидел сложа руки. Осталось утрясти кое-какие юридические формальности, и, возможно, послезавтра смогу получить нужную сумму. Это почти наверняка. Но даже я не говорю «определенно». Однако одно другому не мешает. Где вы собираетесь производить обмен? – заглянув в глаза главному редактору, осведомился Гаспаров.
– Я пока не знаю, где скажут бандиты.
– Ну, такие дела надо делать совсем не так, к подобным операциям надо обстоятельно готовиться. Значит, так, Яков Павлович, обо всем, что будет происходить, держите меня в курсе. И я вас очень прошу, ни в коем случае доброжелателю не рассказывайте обо мне. Надеюсь, вы этого не сделали? Узнай он, что кто-то еще готов выложить деньги, – вмиг откажется.
– Что вы, Эдуард Таирович, как можно! О вашем существовании никто в газете не знает.
– Не знают, и слава Богу. Яков Павлович, держи меня в курсе всего.
– Да-да, – главный редактор понял, что аудиенция закончена и он может быть свободен.
Со странным чувством он покидал дом в поселке Сокол. Якубовский был по природе мужиком неглупым, даже считал себя сообразительнее многих, но этот короткий разговор ставил его в тупик. «Странно отнесся к моему предложению Гаспаров. Я бы на его месте обрадовался, а он. Ничего, Белкина освободится, дела наладятся. Надоело давать интервью, надоело отвечать на звонки, как там Белкина, есть ли о ней информация, надоело общаться с полковником Тереховым, который постоянно интересуется, что да как. Надоело врать. Закончилось бы все это побыстрее, чтобы работать, как работалось, – тихо, спокойно, ровно.»
Когда машина с главным редактором отъехала от дома, Гаспаров осклабился:
– Вы слыхали?
– Слыхали, Эдуард Таирович, – сказал Тимур.
– Ну и что думаете?
– Если это правда, – вставил свои пять копеек Су-понев, – то надо брать и этого благодетеля, и его деньги. Я тут прикинул: мы потеряли триста восемьдесят тысяч, а если учесть продажи, то и все четыреста.
