оставляя на свитере темные пятна.
— Кровь течет…
— Ну вот видишь, кровь течет.., некрасиво как-то, — сказал Михара, — Ты знаешь, Рафик, что делают с теми, кто позарился на общак, или не знаешь?
Рафик молчал, опустив голову.
— Нет, так ты знаешь или не знаешь? Ответь.
— Слыхал.
— А ты припомни, что тебе умные люди говорили.
Михара взял за курчавые, уже высохшие волосы Рафика, резко рванул вверх, пристально посмотрел в глаза.
Взгляд Михары был таким, что не предвещал ничего хорошего для Рафика.
— Так ты знаешь или нет? Отвечай, морда, урод!
— Я ничего не хочу говорить. Кто меня сдал? — как заклинание, уже во второй раз повторил пленный азербайджанец.
— Кто сдал, кто сдал… Люди хорошие сдали, за деньги, естественно.
— За деньги… Продажные шакалы!
— Да нет, не шакалы, Рафик, не шакалы, поверь.
Не менты. Хорошие люди тебя сдали. А ты знаешь, скотина, что из-за тебя на зонах братва голодает, что из-за тебя подогрев в лагеря не идет и братва мучится, страдает, знаешь это? Отвечай, скотина, отвечай, шакал мусульманский! — и Михара, пока еще не выходя из себя, принялся трясти Рафика за волосы.
Его движения были резкими, сильными, и Рафик мотался вместе со стулом.
— Сука ты, сука! — Михара начинал звереть и тряс Рафика все сильнее и сильнее.
— Пусти!
— Сука!
Он бил его головой о трубы, затем опрокинул стул, стал ногой на горло Рафику и медленно принялся переносить тяжесть своего тела на правую ногу. Магомедов начал задыхаться, кровь хлынула из носа, но Михара своей ноги не снимал.
— Задушишь…
— Ишак мусульманский! Так ты знаешь, на что позарился?
— Знаю, — выдавил из себя Рафик.
— Ах, знаешь! — Михара наклонился, схватил правой рукой за веревку и легко, словно бы Рафик вообще ничего не весил, поставил стул на место.
Магомедов жадно хватал воздух окровавленными губами, сопел, изо рта вырывались кровавые пузыри.
— Ничего у вас не выйдет, не брал я…
— Ну, сука, а ты знаешь, что делают с теми, кто позарился на общак? Знаешь или нет?
— Слыхал, — сказал Рафик.
— А вот шакалам, которые хватают чужое, то, что им не принадлежит, отрубают руки. По-моему, так же поступают и у вас на Востоке. Но этого слишком мало для тебя, скотина. Ты знаешь, что ты убил моего друга и всю его семью? Моего друга, моего кореша, с которым я шел по жизни, который помогал мне и которому я жизнью обязан, ты знаешь это или нет? Зачем ты убил Резаного, шакал мусульманский? — и Михара со злостью и невероятной силой ударил ногой в грудь.
— Я Азербайджанец не успел договорить и вместе со стулом, к которому был привязан, буквально влип в стену, ударившись головой о трубы, потерял на несколько мгновений сознание.
— Ну, ну, сейчас очухаешься, это только начало. Руки мы тебе отрубим, это точно.
Рафик понимал, что выхода у него нет, скорее всего его ждет смерть, причем не просто смерть, легкая и быстрая, а мучительная и страшная, с ужасными пытками.
Ведь он попал в лапы не к милиции, не к сотрудникам ФСБ, которые за сотрудничество могли бы пристроить его в одиночную камеру, а к самым настоящим бандитам.
К таким, которые не остановятся ни перед чем, для которых свят лишь их воровской закон, а всякие там разговоры о гуманизме им просто-напросто неизвестны, они на них не обращают внимания.
— Ну, очухался? — прошипел Михара, заглядывая в глаза Рафика. — Где общак, говори!
— Я его не брал.
— Не брал? — удивленно вскинул брови Михара.:
— А кто его тогда взял?
— Я не брал.
— Испарился, говоришь, сам по себе?
— Не брал…
— Слушай, наверное, выходит, я его взял? Вот приехал с Колымы, из колонии строгого режима, отскочил на пару недель, быстренько в самолет, в Москву, а затем приехал к Данилину и забрал общак? А самого Данилина зверски мучил? Получается так?
— Не знаю, как там у тебя получается, но я его не брал, — ответил Рафик.
— Так, может, мил человек, ты подскажешь, кто его взял?
— Если бы я его схватил, меня бы уже здесь не было, поверь. Ты же не глупый человек, должен понимать, с такими деньгами мне бы сам черт был не брат.
— Черт, говоришь? — Михара заложил руки за спину, присел на корточки и снизу вверх посмотрел на Рафика. — Жаль мне тебя, парень, мог бы быть из тебя толк, если бы по правильной дороге пошел, если бы «стремящимся» стал, жил по понятиям, а не как свинья, не как бродячий пес. Да что уже про это говорить, поздно, время упущено. Мужик ты хваткий, в хороших руках из тебя бы человек получился, а так сдохнешь как собака. Выхода у тебя никакого, шансов у тебя, приятель, ноль. Просто ноль без палочки.
— Убьете?
— Я бы тебя сразу убил, да вот есть на тебя другой заказ, менты тебя хотят получить. А с ними разговор, знаешь, у тебя тоже может не получиться. А если и получится, если вышку не дадут, до зоны дойдешь, там тебе не жить, там тебя сперва опустят всем отрядом, задница шире рта станет. А потом замучат, небо покажется с овчинку. Ты на зоне, как я понимаю, никогда не был?
Если бы был, то я бы тебя знал. А кстати, — Михара поднялся на ноги и запрокинул голову, — меня-то ты, мил человек, хоть знаешь?
— Знаю, слышал, — выдавил из себя Рафик, — Михара ты.
— А, знаешь, видишь, и до тебя молва про меня дошла. Поскольку я человек правильный.
— Дошла, — сказал Рафик.
— Плохо, что мы с тобой вот так встретились, — Михара решил сменить гнев на милость и попробовать поговорить с Рафиком спокойнее.
Он подошел к железной двери, потянул ее на себя. Та отворилась.
— Эй, Чекан, тут у нас разговор душевный с Магомедовым намечается, дай-ка бутылочку водки и два стакана.
Чекан посмотрел на своего водителя и приказал:
— Слышал, что Михара просит?
Тот метнулся в соседнюю комнату, где стояли ящики с алкоголем и с закусками. Он открыл картонный ящик, вытащил литровую бутылку водки. А вот со стаканами было посложнее, ни одного чистого не нашлось. И Борис принялся мыть два взятых тут же на столе стакана, а затем насухо вытер. С ними и с бутылкой он подошел к двери.
В помещение Михара его не пустил, принял стаканы, вставленные друг в друга, и открытую бутылку водки. Затем попросил еще стул. Он поставил табуретку прямо перед Рафиком, на нее водрузил два стакана и бутылку с водкой. Налил полстакана себе и полный — Магомедову.
— Руки у тебя, дружок, связаны, так что я тебя сам попою.
Магомедов отрицательно махнул головой, дескать, я не хочу пить.
— Э, так не пойдет, мил человек. Давай-ка мы с тобой за знакомство выпьем, ведь раньше мы с тобой никогда не встречались и навряд ли встретимся потом. Так что давай покатим по стаканчику, — он
