судят о твоем положении в обществе, но и по тому, кто и как ее охраняет. Ты бы, Андрей, приставил к своей для солидности несколько здоровых лбов с автоматами.
– Обойдется дороже самой машины, – ответил Подберезский и бросил короткий взгляд на Дашу в зеркало заднего вида.
Девушка осталась безучастной к разговору мужчин. Она с любопытством глядела в окно, едва удерживаясь от возгласов удивления, восхищения, а порой и разочарования.
'Она же провинциалка, наверное, в Москву попала впервые”, – подумал Андрей.
Знал бы он, что Даша за всю свою жизнь еще не выезжала за пределы своего района. Подберезскому, который объездил много стран, одну – по принуждению, остальные добровольно и с огромным удовольствием, такое было трудно понять – Останови здесь, – неожиданно сказал Комбат. Подберезский долго ехал вдоль вереницы приткнувшихся к бордюру машин и наконец, заметив свободное место под знаком “Стоянка запрещена”, остановился. Комбат распахнул дверцу.
– На, держи, – сказал он, протягивая ключи от квартиры. – Купите чего-нибудь перекусить, я скоро буду.
Андрей, давно привыкший к таким неожиданным и зачастую шокирующим действиям своего друга, без лишних вопросов взял ключи. Даша тоже успела изучить непредсказуемый характер Комбата, к тому же она была увлечена видами столичного города и лишь повернула голову, когда Рублев в два огромных шага проскочил газон. Машина тронулась с места, а Комбат поспешил к ближайшему телефону-автомату. Переговорив с невидимым собеседником, он прошелся минут десять и скрылся в монументальном здании довоенной постройки. Его лицо и движения выдавали некоторую нервозность и желание поскорее закончить с важным, но неприятным делом. Из здания он вышел едва заметно улыбаясь и у метро смешался с толпой, похожей на обрубок громадного червяка, который, извиваясь, уползает под землю..
Из кухни неслись дивные ароматы деревенских колбас – эта, если можно так сказать, народная музыка для желудка. Или сказка.
– Ну, Даша, а я думал, у тебя полная сумка нарядов, – сказал, зайдя на кухню, Рублев.
– Наряды тоже есть, причем в одной сумке с продуктами.
– Я ей говорю, что теперь мужики от нее не отлипнут, будут, как мухи, слетаться со всей Москвы на запах, а она почему-то обижается, – вмешался Подберезский.
– Да ну вас, идите лучше тарелки ставьте, – огрызнулась Даша.
Эта честь выпала Подберезскому, Комбат остался на кухне заваривать чай. Расставив тарелки и нарезав хлеб, Андрей вытащил из морозильника бутылку водки, успевшую слегка охладиться.
– Ты же за рулем, а я не пью один ..хотя под такую закусь грех отказываться, – сказал Комбат.
– Да если еще за благополучное возвращение, – подлил масла в огонь Подберезский.
Комбат выпил. После этого за столом некоторое время раздавалось только позвякивание вилок да скрип стула под огромным телом Андрея. Дашины запасы таяли с угрожающей быстротой.
– Да, – откинувшись на спинку, сказал Подберезский. – Омары и страсбургские паштеты, если одними ими питаться, уже через месяц в горло не полезут, а такое можно есть всю жизнь.
– Можно-то можно, да кто ж тебе даст, – усмехнулся Комбат. – Ладно, идем перекурим это дело.
– Если вы за меня беспокоитесь, то курите здесь. Мой отец всегда в хате дымит, – сказала Даша.
– Нет, я боюсь, что пожелтеют обои, – парировал Комбат.
Они вышли на балкон, достали сигареты, и Подберезский щелкнул зажигалкой.
– Надо что-то делать. У нее денег в обрез, даже на захудалую гостиницу не хватит.
– Я могу подбросить деньжат, – заявил Андрей.
– Да и не хочет она в гостиницу, упирается руками и ногами. Мне вообще-то без разницы, пусть бы оставалась здесь, но она сама должна понимать, что нельзя молоденькой девчонке жить в одной квартире с мужиком, который ей просто знакомый. Я все думал, кого бы озадачить, да так и не сообразил. Какие-то непутевые парни в моем батальоне воевали. Мужикам далеко за тридцать, а у кого невеста, у кого любовница.
– Так мы, Комбат, все с тебя пример берем, – не утерпев, внес ясность Андрей.
– Может, у тебя на примете есть семейная пара с излишками жилплощади, которая бы временно приютила Дашу?
Подберезский задумался. Он вспоминал своих многочисленных знакомых. Ведь мало располагать одной или даже двумя свободными комнатами, надо еще решиться поселить у себя незнакомого человека.
– Кажется, есть, – наконец сказал он. Они еще немного посидели, выпили фирменного чая Комбата, и Андрей ушел, а Даша принялась деловито убирать со стола. Потом она стала доставать из сумки вещи, беспечно напевая современный шлягер, где старая мелодия была беззастенчиво упакована в новый ритм и таким образом выдавалась за то ли супер, то ли мега хит сезона. Комбат подсел ближе.
– Деточка, я, кажется, пытался кое-что тебе объяснить в самолете.
– Ой, дядя Борис, опять вы с глупыми условностями…
– Вот если бы я, не дай, конечно, бог, был твоим настоящим дядей, то мог бы и хворостиной отстегать, и поселить в своей холостяцкой квартире. Но я тебе чужой человек, ты не должна ночевать вместе со мной. Скоро позвонит Андрей, он найдет тебе место.
Все, упаковывай свои вещи, хватит упрямничать и.., обзывать меня дядей.
– А вы вспомните, как мы в лесу ночевали. Ведь даже не в разных комнатах, а совсем рядышком.
– Ну, то было совсем другое дело, экстремальная ситуация. Вот представь, спросят твои отец с матерью, где ты в Москве жила, что ты им ответишь? У какого-то Бориса Рублева? Славную они тебе головомойку устроят – на всю жизнь запомнишь.
Даша шмыгнула носом, у нее на глазах блеснули слезы. Она прикусила губу, чтобы не расплакаться, и со всхлипом сказала:
– Я знаю, почему вы меня отсюда гоните. Чтобы я вам не мешала, правильно? Вы считаете меня глупой девчонкой, которая будет только путаться под ногами и некстати лезть в разговоры с важными людьми, которые могут спасти дядю Илью. И вы решили отдать меня своим знакомым. Они поведут меня в Кремль, “Макдональдс”, покажут живой концерт “Иванушек”, и я забуду обо все на свете. Вы этого хотите? Ладно, я могу уехать обратно, но к другим людям не пойду!
Комбат застыл, ошеломленный такими обвинениями. Чуть позже он сообразил, что в словах Даши была своя логика. Стиль поведения, манеры Рублева в Междуреченске не давали ни малейших оснований заподозрить его в излишней щепетильности. А в Москве он стал настоящим ханжой. Девочка сразу заметила такое несоответствие и нашла, как ей показалось, единственно возможную разгадку. Еще хорошо, что обвинила Комбата в желании устранить ее от дел. А ведь могла решить, будто Рублев раздумал помогать егерю.
Зазвонил телефон. Комбат снял трубку.
– Иваныч, глухой номер, – услышал он голос Подберезского. – Надо же такому случиться, одни ремонт затеяли, к другим целый косяк родственников подгреб.
– Судьба, – вздохнул Рублев и повернулся к Даше:
– Ладно, ешь мою печень, пей мою кровь… Оставайся.
Дальше события начали развиваться с угрожающей быстротой и совершенно неожиданно для Комбата. Девушка не привыкла сидеть без дела. Она придирчиво осмотрела каждый уголок квартиры, и вот уже скрипнул отодвигаемый стол, тихо зашелестел половик.
– Эй, эй, у меня здесь каждая вещь на своем месте, ничего не трогай, – строго предупредил девушку Комбат.
– Я и не собираюсь, будьте спокойны, только немножко уберу.
Это “немножко” затянулось часа на три. Рублев только нервно сверкал глазом, когда Даша слишком увлекалась, но в конце концов был вынужден признать, что понятие “женская рука” – вовсе не досужая выдумка распоясавшихся феминисток. В его квартире всегда поддерживалась чистота и порядок, у каждой вещи было свое место, и Комбат точно знал, где это место находится. Но, увы, порядок Рублева сильно
