иллирийцами, и со всеми, кто не захочет признать нашей власти.
— А прежде всего, — сказал Птолемей, кивнув в сторону гетов, — мы схватимся вот с этими, «дарующими бессмертие»! Они, видно, хотят, чтобы их проучили.
Птолемей знает, что говорит. Он полководец его отца Филиппа.
— Дарующими бессмертие? — живо спросил Александр. — Кому же они даруют бессмертие?
— И если они могут даровать бессмертие, то, наверно, прежде всего самим себе? — усмехнулся Черный Клит. — А если так, то как же сражаться с ними?
— А почему так говорят о гетах — «дарующие бессмертие», Птолемей?
— Да слышал я такую историю…
— Расскажи, Птолемей.
Александр с жадным любопытством слушал Птолемея.
— У философа Пифагора из Самоса — этот философ жил лет двести тому назад… Слышали?
— Слышали, конечно!
— Ну так вот, у этого философа был раб из племени гетов Замолксий. Как видно, Пифагор отпустил его на волю, потому что этот Замолксий отправился в дальние странствия. У Пифагора он кое-чему научился, особенно запомнил все, что говорил философ о разных небесных явлениях. Бродя из страны в страну, он попал в Египет. И там наслушался разных премудростей, каких варвары не знают. Потом вернулся к себе на родину и прославился тем, что умел толковать многое непонятное людям. Он глядел на небо и по звездам читал волю богов. Царь гетов сделал его своим соправителем. Потом Замолксий стал жрецом, служителем бога. А потом его и самого объявили богом.
— Раб Замолксий — бог? — захохотал Неарх. — Вот уж не бывает!
— А что ты смеешься? — улыбаясь, сказал Гефестион. — Между нами говоря, ты и сам соврать мастер!
— Что же он сам, этот Замолксий, объявил себя богом? — спросил Александр.
— Ну, если не сам, то шепнул об этом кому следует, и тот сделал это за него.
— А все-таки как же геты даруют бессмертие? — допытывался Александр.
— Царь гетов обо всем советовался с Замолксием, — отвечал Птолемей, — а народ считал, что он советуется с богом. И раз дома у них собственный бог, то он может даровать все. И бессмертие тоже.
— Посмотрим сегодня ночью, бессмертны ли они, — сказал Александр и встал. — Будем готовиться к переправе.
В ту же ночь была назначена переправа. А как переправиться через такую широкую реку? На чем? Кораблей мало, целое войско на них не посадишь.
Но македоняне были опытными воинами, они знали, как и на чем переправляться. Весь день они готовили меха, набивали ветками и сухой травой овечьи и козьи шкуры, которые служили им палатками. На таких мехах можно переплыть любую реку.
Кроме того, Александр велел собрать рыбацкие челноки, выдолбленные из дерева, их множество лежало на отмелях. Прибрежные жители ловили на этих челноках рыбу, плавали и навещали друг друга — река была самой лучшей, самой легкой дорогой. На этих же челноках прибрежные разбойники пускались на добычу…
Ночью, когда на реке поднялся туман, македоняне пошли в наступление. Тихо, стараясь не плеснуть веслом, словно бесчисленные стаи водяных птиц, тронулись по воде узкие челноки. Будто призраки, отошли от берега черные корабли. На одном из них в полном вооружении стоял Александр.
Спустились вниз по реке. В назначенном месте войско неслышно переправилось через реку. Конники, держась за набитые травой шкуры, плыли, уводя за собой на поводу лошадей. Челноки подгребали к берегу, наискосок срезая течение. Неслышно, как тени, македоняне выбирались на вражеский берег. Беззвучно подошли корабли. Придерживая мечи, с кораблей сошли царские этеры. Александр первым спрыгнул на еще неизвестную ему землю фракийских гетов.
Майская ночь коротка. Пока македоняне переправлялись и высаживались, над горами забрезжил зеленоватый рассвет. Военачальники быстро построили войско. Четыре тысячи пехотинцев и полторы тысячи конницы встало перед Александром.
Александр был возбужден, почти счастлив. Геты сидят на берегу, сторожат, как бы он не переправился через Истр. Чтобы переправиться, ему понадобится несколько дней — войска-то много! А как только македонянин начнет переправляться, тут геты и встретят его, и положат его войско отряд за отрядом!
Вот они и сидят сейчас на берегу, и дремлют в серебристой тишине майского рассвета… Ждут.
А македонянин уже здесь, он уже переправился, он уже идет по их земле, скрываемый высокой рожью[*].
Небо посветлело. Еще зеленые, но уже заколосившиеся хлеба стояли седые от росы.
Александр велел пехоте взять сариссы наискосок и следовать за ним, раздвигая колосья. Сразу за пехотой пошла конница. Колосья хрустели под тяжелыми копытами коней.
Хлеба кончились. Утро озарило широкую незасеянную равнину. Александр сел на коня и велел пропустить вперед конницу. Упершись покрепче пятками в твердые мослаки Букефала, взяв сариссу наперевес и почти припав к буйной гриве своего коня, он пустил его по равнине. Конники с криком ринулись следом.
Македонская конница, внезапно обрушившаяся на гетов, сразу смешала их. Ошеломленные геты пытались отбиться. Но, увидев тесно построенную фалангу, которая шла на них, геты поняли, что сопротивление их бесполезно, и бежали. Они бежали в свой город, лежавший не очень далеко от Истра, под защиту городских стен. Закрыв городские ворота, геты еле перевели дух. Они не могли понять, как случилось, что Александр за одну ночь перешел через эту величайшую реку. Как он мог подойти так неслышно и так внезапно?
Никто уже не говорил о войне с македонянином. Теперь только отсидеться в городе, дождаться, пока он уйдет обратно, в свою страну.
Но очень скоро они поняли, что надежды на это напрасны. Стража, стоявшая на городской стене, с ужасом увидела, что по равнине к городу движется большое желтое облако пыли. Оно расплывалось, ширилось, угрожая охватить город со всех сторон. Сквозь пыль уже светились шлемы воинов и острия копий… Македоняне шли к городу.
Плач детей, крики женщин, смятение поднялись у гетов. Началась паника. Поспешно запрягали быков, сажали в повозки детей и всех, кто был стар или слаб и не мог уйти от врага. Геты уходили и убегали из города в пустынную степь. Они знали, что там нет ни воды, ни земли, пригодной для пахоты. Но уже было все равно, куда бежать, — лишь бы спастись от македонян!
Македоняне вошли в безмолвную, покинутую крепость гетов. Дома с распахнутыми дверями, брошенная рухлядь, хлеб, который не успели увезти, скот, который не успели угнать…
Александр, сидя на своем высоком коне, нахмурясь, смотрел на разорение печальных улиц и убогих домов… И это город! И это народ, который захотел противостоять ему, македонскому царю! Александр шел наказать трибаллов и не собирался воевать с гетами. Они сами выпросили себе эту войну. Выпросили — и получили.
Около рта Александра появилась жестокая морщинка. Да, выпросили — и получили. Будут знать наперед, что в Македонии по-прежнему есть царь.
Александр подозвал старых этеров Мелеагра и Филиппа.
— Соберите все, что можно взять. Скот и хлеб — в обоз. Остальное — в Македонию. Не оставлять ничего.
— Но у нас нет обоза, царь. При царе Филиппе обозов не было.
— А теперь обозы будут, — ответил Александр, — вот и позаботьтесь об этом.
Добыча была невелика. Македоняне складывали в повозки домашнее добро и хлеб. И тут же, в досаде на то, что добра мало, а драгоценностей и вовсе никаких, с бранью и криком разваливали дома, поджигали убогие соломенные кровли, рушили каменную кладку городских стен…
К вечеру македоняне вернулись к Истру.
Александр, вымывшись и надев чистые одежды, окруженный телохранителями, вышел к реке.
Здесь, на зеленом берегу, среди высоких цветов уже стоял алтарь. Жрец, в белом одеянии, с венком
