время было просто невозможно. Проявить совестливость, сжалиться хотя бы над одним невинным человеком, даже своим близким, означало обречь на верную гибель и себя, и свою семью.
– Именно Хрущев, – подчеркивает Судоплатов, – был инициатором массовых выселений из западных областей Украины. Сохранились документы, письма, подписанные им и министром госбезопасности Украины Савченко, в которых обосновывалась «необходимость» массовых репрессий, говорилось, что проведение таких мероприятий целесообразнее поручить украинским чекистам. Правда, самостоятельно Киев так и не сумел с этим справиться. И в конце концов пришлось обратиться за помощью в Москву.
Излишняя информированность чуть было не стоила Судоплатову жизни. В списке арестованных руководителей госбезопасности и разведки его имя стояло в списке под номером восемь. Первые семь человек из этого ряда были расстреляны очень быстро. Хрущеву надо было спрятать концы в воду, поэтому он спешил избавиться от тех, кто слишком хорошо знал о его грехах.
Что помогло выстоять генералу Судоплатову в тюрьме, не сломаться?
– Прежде всего поддержка семьи, – говорит Павел Анатольевич. – Жене, она тоже работала в разведке, удалось завербовать несколько человек из охраны.
Но главное, она сумела заполучить себе в союзницы одну из тюремных медсестер. Благодаря ей и удалось выходить Судоплатова после голодовки, после того как в тюрьме ему перебили шейный позвонок.
Когда в октябре 1964 года Никиту Хрущева свергли, стараниями Анастаса Микояна первым амнистировали его родственника Людвигова, работавшего в секретариате Берия. Появилась надежда на пересмотр дела Судоплатова. К 20-летию Победы группа чекистов подписала письмо новым кремлевским лидерам с просьбой о реабилитации Судоплатова. Бумага легла на стол Леониду Брежневу. «Не суйтесь не в свои дела», – такую резолюцию поставил Генсек ЦК КПСС на просьбе чекистов.
Через год было написано еще одно письмо, которое подписали более 40 старых чекистов. Среди них – Зоя Рыбкина, Рудольф Абель, другие. В нем приводятся факты, свидетельствующие о невиновности Судоплатова, показывающие, что дело от начала до конца сфальсифицировано. Однако и ему не дают ход. В конце концов по письму Прокуратуры СССР и КГБ в 1966 году в ЦК КПСС принимается решение – «освободить досрочно», когда Судоплатову оставалось сидеть еще два года, но в декабре того же года по неизвестным причинам это решение отклоняется. И Судоплатов остается в заключении до окончания своего 15-летнего срока.
Борьба за восстановление его доброго имени началась в 1960 году и продолжалась более тридцати лет. Только в конце 1991-го Судоплатов был реабилитирован. Полностью.
Как я уже упоминал, заместителем П. А. Судоплатова был не менее легендарный разведчик, генерал-майор Наум Исаакович Эйтингон. (Известен также как Леонид Александрович Наумов и Леонид Александрович Эйтингон.)
Родился в еврейской семье в 1899 году в Могилеве, умер в Москве в 1981 году. В ВЧК поступил в 1921 году по личной рекомендации Ф. Э. Дзержинского, который знал его еще как члена партии эсеров.
С 1925 по 1927 год Эйтингон находился на разведывательной работе в Китае. По дороге в Харбин познакомился с Ольгой Георгиевной Васильевой (первой женой В. М. Зарубина), которая вместе с пятилетней дочерью Зоей уехала вместе с ним в Пекин. С 1928 по 1931 год вместе с Ольгой Георгиевной и приемной дочерью находился в Турции, где выполнял разведывательные задания.
Эйтингон – непосредственный руководитель и организатор убийства в Испании Льва Троцкого по заданию Сталина. В начале Великой Отечественной войны стал заместителем Судоплатова – начальника Четвертого управления НКВД по организации партизанского движения в тылу врага и проведению диверсионных операций. До этого времени его знали как Леонида Александровича Наумова. В 1941-м лично Берия приказал ему носить настоящую фамилию. С тех пор он известен как Леонид Александрович Эйтингон.
В конце октября 1951 года Эйтингон был арестован и содержался во Владимирской тюрьме до марта 1953 года. После смерти Сталина освобожден. В июле 1953 года по указанию Н. С. Хрущева вновь помещен в ту же тюрьму как пособник Берия. Освобожден из-под стражи в 1963 году, реабилитирован в 1990 году посмертно.
Много раз беседовал я с дочерью Зарубина Зоей Васильевной. Перед вами почти дословный ее рассказ об отце, Василии Михайловиче и отчиме Леониде Александровиче Эйтингоне.
«В семье моего отца было четырнадцать человек детей. Когда они стали взрослыми, в живых остались четыре сестры и два брата. И все в той или иной форме были связаны с работой в органах государственной безопасности. Его сестра Анна Михайловна работала во втором отделе много лет и дослужилась до звания подполковника. Брат Сергей Михайлович работал в Московском управлении. В первые месяцы войны он выполнял какое-то оперативное задание и погиб.
И вот папа – Василий Михайлович был участником Гражданской войны, освобождал Дальний Восток. Знаю, что там одна деревня носит его имя. Затем во Владивостоке отец был заместителем начальника губернской ЧК.
Я родилась в 1920 году.
Помню, как мы с мамой ехали к нему на Дальний Восток в каких-то теплушках. Отец очень меня любил. Он был очень спортивный человек и однажды решил научить меня плавать. К ужасу моей мамы, он взял маленький челночок, и мы решили в бухте Золотой Рог немного поплавать. И вот, когда мы были на глубоком месте, он сознательно бросил меня в воду.
Вообще отец был очень добрый человек и до глубины души русский. Конечно, по работе он носил различные личины, но когда приходил домой, просил щи, словом, любил простую русскую еду. Потом играл на балалайке весь свой репертуар.
Более четко я помню Харбин. Естественно, мне трудно сказать, какую функцию он там выполнял. Мы жили в гостинице, другой квартиры не имели. К отцу приходило много друзей. Все они мне известны как чекисты, фамилии, конечно, забыла. К сожалению, они погибли в 30-х годах, были репрессированы. Помню только Павло Грозовского.
Не знаю, как случилось, что мои родители разошлись. Это примерно в 1925 – 1926 годах. Отец уехал в Москву. Мама тоже собиралась к отъезду, но встретила Эйтингона и вместо Москвы отправилась вместе с ним в Пекин. Он – Наум Исаакович Эйтингон. Но когда мы его встретили, его знали как Леонида Александровича Наумова. Он был чудесный человек и очень хорошо ко мне относился. У них через девять месяцев, как и положено, появилась моя сестренка Светлана. Родилась она в Пекине, но в документах значится, что в Москве.
Семья у нас была смешанная. И Леонид Эйтингон, и вторая жена папы Лизочка (Елизавета Юльевна) ко мне очень хорошо относились. С 1931 года мы жили в первом кооперативном доме во 2-м Троицком переулке в Москве. Это было уже после возвращения из командировки в Турцию. Часто ездили на дачу в Плющево, где я родилась.
Поскольку я с папой встречалась временами, то о той работе, которую он выполнял, я узнала только тогда, когда сама стала работать в органах госбезопасности. Есть один момент, который мне кажется важным – у нас в семье, и у отца, и у Леонида, не положено было говорить об оперативной работе. Лишь изредка, вскользь, обмолвившись.
Итак, о моем папе – мы виделись периодически. Мне хотелось бы отметить – папа очень меня любил, всегда поддерживал во мне стремление стать спортсменкой. А я в то время была и чемпионкой Союза, и чемпионкой Москвы, и мастером спорта по легкой атлетике. В 1934 году стала одним из основателей общества «Юный динамовец». Понимая, что папа находится на нелегальной работе, я была очень тронута, когда вдруг в 1939 году он сумел негласно приехать в Москву и поздравить меня с окончанием школы. У нас был очень душевный разговор. Впервые я попала в гостиницу «Москва», в ресторан. Во время этой беседы папа спросил меня: «Дочка, ну и кем же ты хочешь стать?» Я ответила: «Конечно, разведчиком». Отец недовольно посмотрел на меня и заметил, что хватит в нашей семье разведчиков, тогда уж лучше иди в институт физкультуры. А я поступила в Московский институт
