обрушил на лодку исполинский молот. А затем без передышки ещё четыре, один за другим. Лодка дёргается и раскачивается. Все смотрят на Люта. Но его неподвижное лицо, освещённое мигающими лампами, остаётся бесстрастным.
«Инконстант» и U-181 встретились утром 15 ноября. Схватка продолжалась целых 16 часов и завершилась около полуночи, причём корабли так и не видели друг друга.
Операторы асдика на «Инконстанте» засекли U-181 в 8.32. Эсминец сбросил глубинные бомбы и потерял контакт. На U-181 насчитали 5 взрывов, «очень близко», как говорит бортжурнал. Лют погрузился на 460 футов[78] и направился на юг. Были выключены все вспомогательные механизмы, и вода начала просачиваться из-под паел. Газ из батарей медленно пополз по отсекам.
В 9.06 «Инконстант» сбросил ещё 5 глубинных бомб, но журнал U-181 говорит, что их было 10 и все «очень близко». Лодка провалилась на глубину 525 футов.[79] Третья серия из 4 бомб была сброшена в 9.30. Бортжурнал: «Восемь, близко». Левый вал начало бить. Потом эсминец в 10.30 сбросил ещё 5 бомб. Снова «восемь, близко».
«Инконстант» гонялся за лодкой и сбрасывал бомбы все утро. К полудню появилась серьёзная течь через выходной люк, кормовой распредщит оказался в опасности. В дифферентных цистернах не осталось воды, и выравнивание приходилось выполнять вручную.[80] Журнал отмечает тревогу, вызванную неисправностью клапанов вентиляции, через которые вода поступала в трюм. Все лишние члены экипажа лежали на койках, дыша через регенерационные патроны.
Теперь U-181 находилась на глубине А + 80, и до максимальной глубины погружения оставалось 40 метров. Лодка пыталась тихонько уползти прочь, но асдик «Инконстанта» вцепился в неё намертво. Лют оставался в центральном посту, руководя ремонтными работами. Он никак не показывал своих чувств, хотя прекрасно знал, что U-181 ещё предстоят долгие и опасные испытания. В 11.30 он записал в бортжурнале: «Над нами 2 эсминца. Похоже, что они намерены взять нас измором».
Взрывы глубинных бомб легко могут перепутать все в голове. Лют насчитал 2 корабля. Кручковски позднее сказал, что, по его мнению, за лодкой поочерёдно охотились 3 корабля. «Один заправлялся в гавани Дурбана, второй шёл к месту боя, третий всё время висел прямо над нами».
Однако в первые 8 часов охоты в ней принимали участие только один корабль – эсминец «Инконстант», и один самолёт – Локхид «Вентура». Лишь после полудня англичане получили подкрепление – из Дурбана пришли корветы «Жасмин» и «Ниджелла». Три корабля гонялись за U-181, время от времени сбрасывая глубинные бомбы и постоянно «обстреливая» лодку импульсами асдика. Некоторое облегчение наступило в 17.00, когда ушёл «Инконстант».
К этому времени корпус U-181 стонал и скрипел, в трюме плескалась вода, швы слезились, свет погас. Корветы «Жасмин» и «Ниджелла» преследовали лодку ещё 3 часа. Они прекратили охоту лишь в полночь. После того как английские корабли ушли, Лют предпочёл выждать ещё некоторое время. Лишь когда наступили новые сутки, U-181 всплыла на поверхность, и в люк хлынул поток свежего холодного воздуха.
Лют остался почти равнодушен к происшедшему. Он сухо констатировал: «Лодка и экипаж показали себя хорошо». Многочасовая атака почти не произвела на него впечатления. Несмотря на довольно серьёзные повреждения, «экипаж смог заниматься обычными ремонтными работами, не опасаясь нехватки кислорода». Лодка пробыла под водой вдвое больше, чем позволяли расчётные запасы воздуха и ёмкость батарей. Эту атаку англичан нельзя было сравнивать с приключениями U-9 в мае 1940 года, когда были повреждены буквально все механизмы лодки, и сама она осталась лежать на дне Ла-Манша, обречённая на гибель, как думал противник.
Люта могло заинтересовать то, что «Инконстант» после всего этого сообщил в Дурбан лишь о «сомнительном контакте». Авторы книги «Война в Южных морях» утверждают, что «атаки «Инконстанта» были совершенно замечательны по настойчивости и точности, если учитывать, что за лодкой охотился один корабль… Если бы ему удалось продержать U-181 под водой до наступления утра, «тактика истощения» могла принести плоды. Однако с точки зрения чистой науки хладнокровный и опытный Лют вполне заслужил своё спасение».
Через 40 лет Кручковски отчасти объяснил невозмутимость своего командира: «Когда ты молод, о таких вещах не думаешь». Другой член экипажа, Иозеф Гробельны, полагает, что это было самое тяжелое испытание, которое ему пришлось перенести за время службы на подводных лодках. Энгель смотрел на вещи более философски: «Мы все были солдатами и понимали, что можем погибнуть. Если нам везло, и на следующий день мы видели восход солнца, то знали, что нам позволено прожить ещё один день».
Нерасторопный наблюдатель всё время атаки ужасно страдал от сознания собственной вины. Лют не стал его наказывать. «Взгляды товарищей по кораблю в то время, когда кругом рвались глубинные бомбы, были уже достаточным наказанием… Совершенно ясно, что многие наказания, предусмотренные дисциплинарным уставом, в военное время на подводной лодке применять нельзя… Предположим, я дал бы ему две недели гауптвахты. До конца похода об отсидке просто не могло быть и речи. Поэтому до возвращения он делил бы с нами и успехи, и неудачи. И вернулся бы он в таком же радостном настроении, с чувством удовлетворения. И как тогда я мог бы отправить его на гауптвахту? Я был бы круглым идиотом, если бы поступил так».
Разумеется, Люту приходилось накладывать взыскания за мелкие проступки – неподчинение старшему, воровство, драки. Но эти наказания были простыми, доходчивыми и эффективными, хотя редко вписывались в рамки устава. Лют как-то заметил, что устав писан не для подводных лодок.
«Как-то у меня на борту появился хронический ворчун, который вдобавок не желал подчиняться старшим… Его раздражало буквально все на свете, как некоторых типов на гражданке. Однажды, когда мы несколько недель не имели никаких успехов, его ворчание начало сказываться на моральном духе экипажа. Тогда я устроил сбор. Мы погрузились на 40 метров, я убедился, что всё идёт нормально, и собрал весь экипаж, оставив лишь трёх человек в центральном посту и машинном отделении. После этого я громко заявил этому матросу: «Либо ты возвращаешься со мной как мой друг, либо я после возвращения отправлю тебя в штрафной батальон на Восточный фронт. Начиная с этого дня, ты в течение двух недель будешь нести наряды вне очереди согласно графику». Я вручил ему этот приказ и заставил расписаться. Потом приказ был помещён в корабельной стенгазете и вывешен на досках объявлений в радиорубке и в кормовом отсеке, где с приказом можно было ознакомиться со всеми удобствами».
Неповиновение считалось очень серьёзным проступком в Кригсмарине, почти таким же серьёзным, как прямой мятеж, и наказание за неповиновение всегда было тяжёлым. Но Лют обошёлся с закоренелым ворчуном так, словно тот был плохо воспитанным подростком. Публичная головомойка перед всем экипажем подействовала, и Лют больше не имел проблем с этим матросом. «Он «фамилия матроса нигде не была названа» стал отличным парнем, и я рекомендовал его своему преемнику как опытного рулевого», – пишет Лют в «Проблемах руководства». Характеристика Люта действительно могла служить прекрасной рекомендацией.
Однако стиль руководства Люта просто не мог работать на других лодках. Его успех был обусловлен стечением слишком многих обстоятельств. Это и личность самого командира, и продолжительность похода U-181, и характер германского моряка. Представьте себе Люта, который пытается растолковать свои «Проблемы руководства» группе командиров американских лодок военного времени. Они разразились бы диким хохотом при одной лишь мысли устроить лекцию по метеорологии. А сдирать с переборок голых баб, устраивать поэтические конкурсы, следить за нравственностью… Для американца это было просто немыслимо.
То же самое можно сказать относительно подхода Люта к проблемам дисциплины – его эффективность зависела от обстоятельств. В книге Лотара-Гюнтера Бухгейма «Das Boot» выведен елейный первый вахтенный офицер, ярый фашист, которого ненавидит весь экипаж. Он всегда что-то зачитывает из своей записной книжки. Немногие читатели сумели заметить, что это почти точное цитирование «Проблем руководства». Бухгейм не верит Люту. Он делает всё, чтобы показать, как нелепо звучат сентенции Люта, в особенности относительно наказаний. За неповиновение Лют наказывал тремя днями сна на верхней палубе, за разбитую тарелку – тремя днями пользования жестяной миской. [81] Для экипажа подводной лодки Бухгейма во время короткого похода в Северную Атлантику разбитая тарелка занимала самое последнее место среди возможных проблем. Как думать о битом фарфоре,
