— Все нормально, Дима, — вставил слова Моня. — Ты чего? Кругом валом людей. Вон, видишь, вдали еще один домик виднеется. Мы что, золото везем?
— Саша, ствол взял?
— Нет.
Димедрол резко повернулся к Моне, сидящему сзади.
— А почему?
— Я что — больной? А менты?
— Так мы вообще без ничего?!!
— Дима, у тебя паранойя. Это пройдет, — сказал Вова Суворов и вышел из машины. Вытащил мобильный телефон. Набрал номер. Ответили.
— Береза, мы у твоей двери. — Спрятал телефон в карман.
Димедрол и Моня вышли на свежий воздух. Стали рассматривать дачу.
— Круто, — оценил Саша Маринин.
Дверь в заборе открылась, и появился небольшой, полненький еврейчик. Поздоровались. Седой представил всех друг другу. Затем прошли в дом мимо большой афганской овчарки, которая безразлично глянула и отвернулась. Расположились в холле, на первом этаже. Димедрол успокоился и настроение его опять поднялось.
Миша Береза (Михаил Березовский), специалист по антиквариату, любил свое дело и относился к нему серьезно. В парке, возле гостиницы «Барселона», где собирался по определенным дням антикварный мир бывшего СССР, не светился. Он совершал только крупные сделки. И только дома. Такая стратегия была ему по душе. Клиентура сложилась постоянная, и все происходило без нервов и кидалова.
Жена принесла кофе и пирожки.
— Ну, где ваш образец? Спросил Миша, уткнувшись увесистым носом в чашку кофе.
— А где покупатель? — намекнул на несоответствие торговой ситуации Дима.
Миша глянул на часы.
_ Сейчас они будут. Вы приехали на десять минут раньше. Пейте кофе. — И снова уткнулся носом в чашку.
— Миша, там все нормально? — спросил Седой.
— Вова, что ты имеешь ввиду? Вы у меня дома!
— Изделие в машине, я потом схожу возьму, — сказал Дима и вытащил несколько фотографий. — А пока посмотрите вот это.
Миша взял фотографии и стал внимательно разглядывать. Снял с полки толстый справочник и стал его листать. Все молчали. Седой странно Посмотрел на Димедрола.
— Византия... Византия... — бормотал Береза себе под нос, уткнувшись в книгу. — 1132 год? Или 888-й?
— Восемьсот восемьдесят восьмой, — уверенно уточнил Донцов. — Микроклеймо на рукоятке, там видно.
— Неизвестно... Неизвестно... — Отложил справочник в сторону. — Ладно, это, в конце концов, проблема покупателя. — Посмотрел на Донцова. — Я вам верю, что 888-й. Поверит ли он? — И опять толстым носом в чашку...
— Миша, а кто он? — не совсем дипломатично спросил Седой. Зазвонил мобильный телефон. Береза взял трубку. «Да, да. иду».
— Вот и наши друзья! — и вышел во двор. Через пару минут вернулся, пропустив перед собой двух человек. Стал представлять: «Норберт»... Норберт со всеми познакомился. Это был парень лет тридцати. Среднего роста, худощавый и жилистый, как пружина, флегматичный блондин с проблесками холерического характера. В руках серебристый кейс. Второго звали Мишель. Его всем представил Норберт. Мишель оказался парнем высокого роста, тоже худой, с длинными, аккуратно подстриженными волосами черного цвета, и с глазами гюрзы. Это подметил про себя Димедрол, как бывший герпетолог. Одет он был в черный костюм. Пиджак расстегнут.
Сели. Закурили.
— Дима, — мягко сказал Норберт. — Можно посмотреть?
Димедрол с невозмутимым видом протянул фотографии. Седой отвернулся. Покупатель вопросительно глянул на «антикварианта» Донцова, потом на сумку Мони.
— В машине, — сказал Димедрол и показал рукой. — Я потом принесу.
Стали смотреть фотографии. Мишель особо не разглядывал. Глянул мельком и вытащил еще одну сигарету. Спросил.
— Он у вас давно?
— Давно. С сорок пятого года. Подарок из Германии.
— Какая, я бы хотел уточнить, ориентировочная цена? — ненавязчиво упомянул Димедрол о сути всей встречи.
— Мы бы хотели взглянуть на изделие, — улыбнулся Норберт.
— Я принесу, но если расхождение в цене будет слишком радикальным, зачем даром ходить? — выговорил длинную фразу Дима и, затянувшись сигаретой, невозмутимо глядел на контрагентов.
— Сколько хотите вы, при условии конечно, что это девятый век. Извините, но обычно цену назначает продавец.
— Я бы хотел сто.
— Что — сто? — полюбопытствовал Норберт и взял в руки чашечку с кофе.
— Евро. Можно доллар, но тогда — сто двадцать.
— Я не понял, как это — сто? — незаинтересованно спросил Мишель.
— Сто тысяч евро.
В гостиной воцарилась тишина. Седой уставился в потолок. Береза отложил недожеванный пирожок. Моня глядел в окно.
Дима слышал о наполеоновском принципе: требуй невозможного — получишь максимум. Но! Но тут он вдруг своим внутренним чутьем почувствовал... что занизил. Это читалось во взгляде Норберта, хотя внешне он изумленно стал глядеть на Димедрола. Моня стал авторучкой, лежавшей перед ним на столе, водить по бумаге каракули, рисовать чертиков...
— Сто тысяч евро?!! — пораженно спросил покупатель.
— Плюс комиссионные. Итого: сто десять.
Норберт сбил пепел в пепельницу и стал глядеть на Димедрола. Спросил.
— Вы хотите за этот клинок сто десять тысяч евро?
— Естественно наличными.
— Я согласен на двадцать пять. Если это не подделка. У нас с собой лазер, мы проверим.
— Вова, поехали. Я же говорил, что сюда брать ничего не нужно. Вещь заберут итальянцы. Мы рискнем.
Седой встал. За ним Моня.
— Приятно было познакомиться, надеюсь, мы еще встретимся в другой раз... — стал раскланиваться Димедрол.
— Дмитрий, успокойтесь. Присядьте. Мы же торгуемся, — сказал Мишель.
Все снова расселись в кресла.
— Надеюсь, мы все же найдем приемлемую середину, коллега? — спросил Норберт. Уступайте, цена малореальна...
— Малореальна для кого? Цена всем нам известна очень хорошо. Настоящая цена, — стал прогонять на ощупь свои догадки Димедрол. — Но я не ев... я не жадный. Сто десять — это очень, очень меньше чем половина! Очень меньше. Верно, Норберт? Верно.
Тот молчал и курил сигарету. Мишель стал смотреть на него. Димедрол принялся увлеченно пить кофе. Береза дожевывал пирожок. Покупатель спросил: «Можно я позвоню?» — «Можно». — Разрешил Дмитрий Донцов. Норберт вытащил телефон и набрав номер, стал говорить с кем-то такими фразами, что ничего нельзя было понять. Спрятал телефон.
— Я согласен.
