уже неделя, как курил пачку, и надо же — не был разочарован.
— Да, в общем-то, я с вами не слишком несогласна. Разрешите..?
Она взяла сигарету с золотистым фильтром. Специальный агент щелкнул зажигалкой. Брюнетка была славянского типа, явно не японка, и странное ее цитирование русских афоризмов, естественно, должно бы настораживать. Но только не здесь, не сейчас, и не Музыканта, ставшего неожиданно Охотником. Он слишком стал ценить время и такие вот творческие паузы, вроде трансконтинентального перелета. Все сложится само собой. Только не надо подключать к ситуации излишне электризующие потенциалы.
— Летите к бабушке помочь составить икебану ко Дню плодородия? — он невозмутимо затянулся и посмотрел на нее честными глазами. — Мне нравится Япония.
— Вы почти угадали. Конференция по философии буддизма.
— Да что вы говорите! Такая симпатичная женщина — философ? Да еще и буддистка! Как богат внутренний мир людей! — Музыкант вздохнул и покачал головой. — А у нас торговля и только торговля. Подумать страшно!
— Вообще-то приятно слышать, но я всего лишь ассистент по стенографии. На санскрите.
— Все равно! Чтобы стенографировать, надо понимать. Ведь так, не правда ли?
— Возможно, вы и правы, но никто не знает, что он в состоянии понять, а что — нет.
— Интересная мысль, — Контрабасист посмотрел в окно лайнера и увидел себя, любимого, с серьгой в ухе и сдвинутым галстуком, обритого под полный ноль и на фоне шикарной брюнетки, буддистки-стенографистки. Красавец!
— И неужели даже вы не в состоянии понять,
— Понимание не меняет отношения. Разве вы не замечали? И какой смысл поэтому знать, что тебе понятно, а что нет. Вам так не кажется?
— Кажется, кажется... Мне нравится ваша профессия. От нее веет магнетизмом вечности.
— Да, санскрит может рассказать о многом. Но немногим.
— Немногим в этом лайнере?
— Ну, можно сказать и так.
— Но вы-то, конечно, в число непонятливых не попадаете.
— Да, боюсь, что попадаю и я. Знание семантики не освобождает от необходимости рождать концепции.
— Вот как! А зачем их рождать?
— Чтобы понять.
— Что?
— То, что непонятно.
— М-да... — красавец с серьгой задумчиво сбил пепел в пепельницу. — Интересно вы мыслите.
— Вы тоже летите к бабушке на икебану?
— Знаете, а вот вы совсем не угадали. Выставка мясомолочной промышленности, сепараторы там разные, убойные ножи...
— Убойные ножи? Страшные у вас выставки.
— Вся жизнь — страсть. Нож тут не при чем. Всегда он почему-то крайним оказывается. Мысль — первична. Нож вторичен.
— О, да вы тоже философ!
— Да, немного, наверное. Философия переработки жизни в смерть. Тяжелая мясомолочная промышленность.
— Как интересно! Это и есть главный вопрос нашей конференции!
— Вот видите, как мы близки. По духу. Но по материи — вряд ли. Не думаю, что каноны классического буддизма настолько меркантильны, как моя профессия. Убить и съесть. Как вы считаете — звучит?
— Еще как!
— И я так думаю.
— Но по вашему виду не скажешь, что вы жестокий человек.
— А я добрый.
— И это не мешает вам в работе?
— Как вам сказать, — Музыкант потушил сигарету и, повернувшись к брюнетке, стал смотреть на нее задумчивым взглядом. — Может быть, и мешает. Но я, наверное, не в состоянии этого понять.
Авиалайнер слегка накренило. Автопилот делал разворот по своему воздушному коридору. Летчики продолжали играть в карты. Второй пилот рискнул, вскрылся и сорвал банк. «Ха-ха-ха!» — захлопал в ладоши. — «Бруклин всегда впереди!» — «Постой-постой!» — засомневался третий пилот. — «А где пиковая дама?» — Он сгреб колоду и стал ее пересчитывать.
Штурман оторвался от книги и уставился на курсовой указатель. Он обдумывал только что прочтенное — «Но нельзя забывать, что вечная жизнь есть вечная смерть. Ибо обе категории сливаются в одну».
Повар пуэрториканец продолжал обсуждение со стюардессой утреннего меню почти в полном молчании. Иногда короткие реплики подавала стюардесса. Обсуждение подходило к концу.
Командир экипажа спал.
Автопилот выровнял самолет, и тот несся дальше к далекой притаившейся Японии.
— А вы не хотите прийти на нашу конференцию? — спросила собеседница.
— Вы думаете, что стоит?
— Мне кажется, я вижу, кем вы были в прошлой жизни. И думаю, что стоит.
— Вы видите, кем я был в прошлой жизни? Поразительные вещи говорите. Может быть, вы вглядитесь и увидите, кем я был в этой? А то я иногда начинаю сомневаться, не сон ли она?..
— Нет, эта жизнь ваша. Я не гадалка. Законченную карму легко прочесть. Она впечатана и неизменна. А вот в действующую лезть опасно. Непредсказуемы последствия. Наложение одной на другую. То есть вашей на мою. Или наоборот. В общем, это сложный вопрос. Мудрый буддист — одинокий буддист.
— Сложности я не люблю. До того момента, пока они не упростятся до минимума. Вы знаете, а почти всегда так и происходит. Странный эффект. Вы знакомы с ним? — заинтриговался Контрабасист.
— Ну, конечно. Самих по себе сложностей не существует. Все только внутри вас.
— Во мне?
— Да.
— И что же они там, извините, делают?
— Ну, как сказать. Усложняют вам жизнь. И упрощаются. Энергия-то уходит.
— Любопытное объяснение непонятного. А вот вы, например, сейчас тоже во мне? Как часть определенной сложносоставляющей?
Брюнетка слегка порозовела.
— Да, это так. Я сейчас внутри вас, можно сказать и так.
— А где тогда, по-вашему, я?
— Если по-моему, то во мне.
— Я — в тебе? — изумился Музыкант! — Извините...
— Ничего. Да. Хотя это странно звучит на первый взгляд.
— Любопытная все-таки у вас профессия. Я, наверное, воспользуюсь вашим приглашением. А где проходит ваша конференция?
— В Токио. Район Хиракава. В Куин-отеле.
— О, это престижное место встречи. В финансовом смысле.
— Ну, конференция тоже очень престижна, как вы выражаетесь. Поэтому и место встречи соответствующее.
