оставил заложников и, освобожденный, отправился в митрополию Галатии, Анкиру.
И так случилось, что оба брата прибыли в город в один день. Исаак, придя прежде, отдыхал в одном помещении, находившемся над воротами. Сам он запер ворота и ключи держал у себя. Услышав же за воротами голос брата, вскочил с постели и, взяв ключи, побежал к воротам, отворил их и всех впустил в город. Изумленный столь неожиданной встречей (потому что ничего не знал об этом), Алексей соскочил с лошади и, заключив брата в объятия, поцеловал его. В большой радости взошли они наверх и, тогда как один, ничего не евший целый день, ужинал, другой рассказывал, что потерпел он в плену. Таким образом, ужин их приправлен был и радостью, и слезами.
9. Дав себе и лошадям трехдневный отдых и узнав, что турки находятся далеко от ромейских пределов, они поднялись оттуда и поехали в царственный город. Переправившись через реку Сангарию, они двинулись к Никомидии и когда проезжали через местечко, называемое Дектой, некто из близких к ним встретил их и пригласил в свой дом немного отдохнуть. Склонившись на приглашение этого человека, они заехали к нему и, сойдя с лошадей, поднялись в горницу. Там отдыхали они, а хозяин готовил обед, весьма довольный тем, что принимает таких гостей. Тогда как это происходило, случилось, что той стороной проезжало около двухсот вышедших для фуражировки турок, которые спешили далее, вовсе не заботясь о том, что здесь проходят ромеи.
Один, бывший на своей пашне земледелец, увидев их и думая, что они принадлежат к свите приглашенных гостей, позвал их и обещал им показать великого доместика, турки поехали и, узнав, что в этом местечке действительно гостит доместик с немногими людьми, поспешно окружили его жилье и заняли все выходы, грабить же не решались, боясь тех, кто находился внутри. Как только находившимся в доме сделалось известным это происшествие, более мужественные и бодрые вооружились, другие, – особенно разнородная и наемная толпа, – думали о бегстве, а тем, которые превосходили других рослостью тела и прежде много гордились перед войском, казалось лучше – отнюдь не схватываться с врагами, но бросить оружие и добровольно отдаться варварам, взяв с них клятву, что они с той минуты удержатся от убийств. При этом последнем мнении поднялся большой шум: одни одобряли его, а другие колебались. Тогда Алексей, успокоив волнение начал говорить им следующее:
10. «Мне кажется, мужи, что, не попытавшись побороться с врагами, отдать самих себя в рабство на явную беду – значит обличить в себе трусость и быть исполненными всякого неразумия. Я думаю, что этого никогда не делали не только благородные ромейские мужчины, но даже благородные и рассудительные женщины. Ведь, кроме того, что в плену нам придётся терпеть бедствия, мы таким поступком погасим даже сострадание к себе людей и лишимся похвал в будущем. Люди, мужественно сразившиеся и получившие смерть, достойную своего мужества, вызывают сожаление граждан простого звания, бывают прославляемы гражданами мудрыми и ублажаются от всех: а сами себя предавшие в рабство или в опасность не заслуживают никакого извинения и дают право всем почитать себя людьми низкими. Нам нужно иметь в виду то, чтобы или жить хорошо, или хорошо умереть: в этом теперь наше дело. Если вы мне сколько- нибудь верите, то у кого осталось рукопашное оружие, тот возьми его, – и станем у выхода, а у кого есть лук и стрелы, тот иди на кровлю. Все же рабочие и не умеющие сражаться, да и те, кто хотя и из военных,[91] но не имеют лошадей, пусть садятся на мулов и становятся позади нас. Потом находящиеся наверху пусть бросают в неприятелей стрелы, а мы, отворив ворота,[92] устремимся на них со всей быстротой коней. Когда враги отбегут и станут вдали от выходов, тогда находящиеся наверху пусть сойдут и, сев на лошадей, выступят и соединятся с прочими.
На пути же (нападая на неприятеля) пусть строятся они по правилам фаланги. Кроме того, всем нужно наблюдать, чтобы не разрывать строя и не рассеиваться, и когда мы будем наступать на врагов, пусть и они тихо следуют за нами, а когда враги устремятся на нас, пусть они остановятся.
Потом, как только приблизимся к теснинам и соберемся в них все, тотчас сойдем с лошадей, – и я уверен, что неприятели не осмелятся приблизиться к нам!»
11. Это сказал Алексей, – и все с ним согласились: одни взошли на кровлю и начали бросать стрелы, другие отворили ворота и стремительно напали на неприятелей. Пораженные таким неожиданным нападением, неприятели потеряли мужество и обратились в бегство; находившиеся же внутри ободрились этим, – вышли все и пустились по дороге. Они действительно построились в фалангу, но поскакали быстрее, чем следовало. Между тем варвары, находясь уже далеко вне опасности и вспомнив о своем мужестве, стали убеждать друг друга возвратиться и идти на своих преследователей, тем более что число последних было, по-видимому, не выше двадцати. Итак, возвратившись, они старались окружить их; а эти быстро отступили и, когда сблизились со своими, снова стремительно понеслись вперёд: варвары опять побежали, и опять возвратились. Так несколько раз пробовали они (одолеть) друг друга. Наконец турки, видя, что ромеев и всех-то не много (ибо даже число строившихся в виде фаланги было не выше пятидесяти всадников), а сами они многочисленны, оставили тех, (что были в бою) и направились на этих (составлявших фалангу) и, с варварским криком устремившись на них, стали бросать стрелы.
Тогда боясь, что строй их будет разорван, ромеи начали уже отступать и обращаться в бегство, и все погибли бы, если бы оба брата (Алексей и Исаак Комнины), прибежав с немногими, не подали помощи всему отряду и не удержали бежавших, приказав им остановиться, если не хотят остаться без их помощи.
12. В эти минуты случилось нечто необычайное. В числе царских евнухов был некто, изумлявший своим ростом и силой. Смотревшие на него говорили друг другу: «Кто из врагов устоит против этого человека? Они все побегут от одного его взгляда и рева». Случилось, что он находился в числе составлявших фалангу войск – именно тогда, как на неё устремились турки. Итак, когда все бросились бежать, – он, имея огромный рост и был покрыт латами, измучил свою лошадь и вынужден был остаться один позади всех. Турки между тем наступали, а бывшие с Исааком и славным Алексеем готовились сделать им отпор. Тогда великан назвал по имени славного Алексея и стал призывать его на помощь. Алексей тотчас направился к нему и, прогнав встретившихся тут неприятелей, избавил его от опасности и тем дал урок как ему, так и другим, которые удивлялись его росту, – что не громадность тела, не крепость силы, не рев и грубость голоса есть признаки наилучшего воина, а сила духа и терпение в преодолении трудностей. Так спас он этого человека. В тоже время один алан из числа вступивших по найму в отряд благородного Исаака, по имени Арабат, видя, что варвары нападают с величайшей яростно и необычайной стремительностью, и что братья (Комнины), одни с немногими воинами, подвергаются опасности, и боясь, чтобы с каким-нибудь из них не случилось какой беды, приглашал товарища, по имени Хаскариса, из подручных Алексея Комнина, вместе с ним сойти с лошадей и ударить на врагов копьями.[93] «Стыдно будет, – сказал он, – если в присутствии аланов мужи благородные и именитые подвергнутся опасности, срам падет тогда на весь аланский народ!» Так советовал Арабат; но Хаскарис отверг совет его, будто бы не столько благоразумный, сколько смелый, потому что, говорил он, – «поступив так, они подвергнутся только опасности сами, не принеся тем никакой пользы. Здесь место открытое и ровное; но если ты сколько-нибудь веришь мне, – говорит, – то вот уже недалеко до теснин – дойдем туда и, сойдя с лошадей, сразимся мужественно. Этим мы и народ свой прославим, и окажем услугу начальникам».
И так сказал Хаскарис; но Арабат, выбранив его по-варварски, тотчас, сошёл с лошади и, ударив её кнутом, чтобы она следовала за бегущими, начал сражаться пеший. Турки, пораженные необычайностью этого зрелища, недоумевали, что это делается. В руке Арабата было короткое копье: первого попавшегося он ударил этим копьем в грудь и сбил его с лошади. Один турок пустил в него стрелу и ранил ей правую его руку; но он вырвал стрелу из раны и ею же, как некогда Брасид,[94] отомстил варвару. Устрашенные таким его мужеством, варвары немного отступили. Пользуясь этим случаем, он взошёл на кровлю (какого – то строения) и оттуда поражал неприятелей стрелами.
Между тем другие вступали уже в теснины, тогда варвары, оставив его, с величайшей стремительностью бросились на них. Но Алексей Комнин с немногими окружавшими его, обратившись на неприятелей, первый поразил одного из них, а Хаскарис, о котором мы прежде упомянули, ранил в спину
