мгновенно они в испуге отказались летать на самолетах. Дела в нашей фирме застопорились. Ни одного туриста за две недели после трагедии!
Деньги, вложенные в турфирму, прогорали. С учебой я тоже пролетела. Настроение было скверное. И вот однажды, когда я раздумывала, как наладить дела, раздался телефонный звонок. Голос с иностранным акцентом вывел меня из оцепенения.
Незнакомый мне адвокат из Америки сообщил мне, что одиннадцатого сентября в горящем небоскребе погиб мой отец. Он так и сказал — «отец». Адвокат назвал странно звучащую английскую фамилию.
Я переспросила: кто? Он извинился: «Это фамилия, под которой он жил в нашей стране. В его русских бумагах значится: Геннадий Иванович Петров». Я вздрогнула. Снова перед мысленным взором возник человек с белой тряпкой в угловом окне небоскреба, охваченного огнем. Теперь навсегда для меня этот страшный образ и мой отчим будут слиты воедино. «Вы — единственная наследница погибшего, согласно его воле зафиксированная в завещании».
Весть о деньгах меня не обрадовала. Я сказала адвокату что-то невнятное об отсутствии у нас с Петровым родства и вообще отношений. Адвокат не стал вникать в суть моих возражений. Он сообщил, что в ближайшее время вышлет часть предназначенного мне наследства, а после завершения всех формальностей я получу остальную сумму.
Юра, узнав от меня новость, отреагировал иначе. Он посоветовал взять деньги. «Ну и что, что не родной отец. А если я Кольке захотел бы наследство отвалить, разве я не имел бы права? А Петров как- никак до восьми лет тебя растил». Юра не знал пикантных обстоятельств моих взаимоотношений с отчимом, а объяснить их ему я не могла.
Однако после долгих раздумий я согласилась принять наследство. Петров был очень плохой человек, но он погиб в страшных муках и этим как бы смыл грехи со своей души. Полученные деньги решили мои финансовые проблемы. Я смогла внести плату за учебу и продолжить образование. Но эти деньги не принесли мне счастья. Вспоминая впоследствии события этого года, за точку отсчета я брала получение злополучного наследства.
Жизнь постепенно входила в новую колею. Я втиснула себя в напряженный режим, как ноги в неразношенные туфли. Руководство турфирмой и учеба по вечерам не оставляли ни единой свободной минуты.
Заботу о Коле взяла на себя бабушка Марго. Сын часто после школы ехал к ней домой и оставался там ночевать. Юра постоянно выходил на сверхурочные работы, чтобы заработать больше меня. Деньгами он компенсировал свое скромное социальное положение.
Хуже всех приходилось тете Кате. Она совсем осталась без внимания и не у дел. После перелома ноги кости ее срослись не правильно, ходить ей было трудно. Она перестала выходить на улицу: не в силах была одолеть нашу крутую лестницу и высокий этаж. Тетя Катя целыми днями одна сидела в квартире. Бог знает, какие мысли крутились в ее слабоумной голове. Опять появились необоснованные страхи, неясные опасения. Пора было показать ее врачам. Прежде каждую весну и осень я регулярно приводила ее в психдиспансер, чтобы предотвратить сезонные обострения болезни. Нынче я так закрутилась, что не успела показать ее медикам. Но откладывать ежегодный визит дальше было невозможно.
«Послезавтра идем к врачу», — сообщила я тете Кате. Она обрадовалась, стала меня целовать. Многие здоровые люди думают, что психбольные ничего не соображают, что это какие-то бездумные «овощи». Именно таких больных любят показывать режиссеры в кино. Но я-то, столько лет ухаживая за тетей Катей, знала, что психотики очень чувствительны и сами страдают от своего состояния.
Они также понимают, что врач может их подлечить дома и помочь им избежать больницы. Заточение в психбольницу всем неприятно. Как плакала тетя Катя, когда была в стационаре последний раз! Она умоляла забрать ее поскорее домой, обещала слушаться меня и вовремя принимать таблетки. Совсем как домашний ребенок, отосланный родителями в детский сад. Узнав о предстоящем походе к врачу, тетя Катя занялась стиркой, чтобы привести в порядок свою единственную праздничную блузку. Каждый выход из дому теперь был для нее праздником.
Накануне я переделала кучу дел: заключила выгодный договор с одной из гостиниц, принимающей наших клиентов; одобрила план экскурсий, составленный моей подчиненной; а также, промаявшись два часа в институте, защитила реферат по ретростилям. Усталая, я возвращалась домой. В трамвае в этот поздний час было свободно. За окнами сгущалась тьма. Я присела на переднее место, за водительской кабиной, и бездумно смотрела вдаль — свет фар освещал бегущие впереди рельсы. Вдруг мне показалось, что в коридоре света по рельсам бежит навстречу вагону женщина в белой кофте.
Вначале где-то далеко, почти незаметная, маленькая. Но она стремительно приближалась, становилась крупнее, и вдруг я узнала тетю Катю. Вот-вот трамвай задавит ее. Я кинулась к месту водителя, стала нажимать на какие-то кнопки, но затормозить ход трамвая не удавалось. Я потянула рычаг на себя, вагон оторвался от рельсов и взлетел. Внизу подо мной — улицы, дороги. И такой реалистический пейзаж — наша Лиговка, площадь Восстания, Невский проспект. Вагон вздыбился и, как ракета, совсем вертикально полетел в черное небо. Потом стенки вагона рассыпались, и я стала падать вниз.
Но до земли не долетела — проснулась. Кошмарные сны всегда кончаются пробуждением.
Все, доработалась до чертиков, пора брать отпуск.
Настоящий трамвай был цел и невредим и как раз подвозил меня к моей остановке. Я вышла из вагона, пробежала несколько метров и оказалась в своем подъезде. Хорошо, что не надо идти закоулками. На лестнице, как часто случалось, свет не горел. Раньше, когда курила, я освещала себе дорогу зажигалкой, теперь приходилось ходить на ощупь. В подъезде стояла мертвенная тишина: ни шороха, ни скрипа, ни дуновения сквозняка. Все равно я испытывала необъяснимый страх, страх темноты, преследующий меня с детства. Я медленно, держась за перила, стала подниматься по ступеням. Мне показалось, что кто-то крадется за мной по пятам. Я оглянулась, какое-то белесое пятно проплыло в моем внутреннем зрении, как порой проплывают в глазах черные мушки.
Я вновь стала подниматься по ступенькам. На уровне второго этажа лестничную клетку уже освещал уличный фонарь. Страх немного отпустил. Да и глаза мои привыкли к полутьме. Я без приключений добралась до последнего этажа, открыла своим ключом дверь квартиры. Подумала в очередной раз, что надо заменить французский замок. Каждый раз, выходя на лестницу по какой-нибудь надобности, я боялась, что дверь захлопнется. Ладно я останусь на площадке, а если тетя Катя или Коля? В квартире было тихо. Я вошла в прихожую. Так и есть, курток Юры и Коленьки на вешалке не было. Юра работает в ночную смену, а Коля должен быть у бабушки. Тетя Катя, наверное, уже спит. Я тихонько разделась, прошла на кухню, поставила чайник. Пока он грелся, поела остывшей картошки, почищенной и сваренной тетей Катей. Ну вот, пора и спать. Но какая-то тоска не отпускала меня, какой-то страх подсасывал под ложечкой. Было ощущение, что в квартире прячется кто-то чужой. Неужели я, как моя полубезумная жиличка, тоже начинаю поддаваться галлюцинациям, когда сильно устаю? Где-то я читала, что безумие заразительно. Усмехаясь над своими страхами, я все же заглянула в угол за распахнутой кухонной дверью, потом переворошила одежду на вешалке, проверила стенной шкаф. В комнате тоже, разумеется, никого не было. Я прошла в закуток, где спала тетя Катя.
Свет там я зажигать не стала, но лампа из прихожей слегка освещала и конец коридора. Вдруг мне показалось, что раскладушка тети Кати пуста. Я не поверила своим глазам, щелкнула выключателем. Так и есть: кровать даже не разобрана!
Одновременно со вспышкой света в этом уголке ясная вспышка озарила и мой мозг. Белесое пятно на кафельном полу первого этажа. Оно не было зрительным обманом! Я схватила с кухонной полки фонарь, выбежала из квартиры и направила фонарь на дно колодца лестничного пролета. Далеко внизу, распластав крестом руки, на холодном кафеле лежало неподвижное тело. Мне все стало ясно. Я кинулась к телефону вызывать «скорую», потом помчалась вниз по лестнице. Я приблизилась к тому, что недавно было тетей Катей, и сразу поняла, что она мертва. Тело было неподвижно, и в нем уже отсутствовала душа. Это она витала там, в моей квартире, и сейчас откуда-то сверху наблюдала за мной. Приехавшая через полчаса «скорая» подтвердила, что женщине уже не нужна медицинская помощь. Запоздалое раскаяние охватило меня. Врачи предупреждали, что при ее диагнозе возможен суицид, но я не верила этому: тетя Катя Даже не заводила разговоров на страшную тему. Она вынашивала свои замыслы в глубокой тайне. Возможно,
