полицейского.
— Что??!
— Вмазал менту. Драма и трагедия. Врезал ему в диафрагму. Абсолютно. Место трагедии отмечено крестиком.
Мод перевела дыхание. Она чувствовала, что каким-то образом это чрезвычайное происшествие связано с ее эскападой. Но чувство юмора возобладало над тревогой. Глаза ее блеснули.
— Перси ударил полицейского?!
— Абсолютно. Человек-тигр. Угроза обществу. Никакого удержу. В силу неведомых причин великодушная кровь Бэлферов вскипает — и шмяк! Забрали его на Вайн-стрит. Как в поэме «И побрел старый Перси, бренча кандалами». А нынче, ясным ранним утром, судья облегчил его на десять монет. Теперь ты видишь, старушка, что наш долг уставился нам прямо в рыло. Мы просто обязаны выдрессировать Булю и сдать в спортивный клуб. Ну, что это?! Классный средневес увядает без толку под сенью родного шалаша.
Мод помедлила минутку.
— Ты, конечно, не знаешь, — спросила небрежно она, — почему он это сделал. Он тебе ничего не объяснил?
— Не сказал ни единого слова. По сравнению с ним устрицы трепливы, могилы болтливы. Абсолютно. Я знаю одно: он дал полицейскому в пояс. Что привело к этому, превыше моего разумения. Хочешь рвануть в библиотеку, поглазеть на вскрытие?
— Вскрытие?
— Понимаешь, я только что видел мамашу и лорда, они шли в библиотеку. Мне показалось, что по дороге домой мамаша прихватила вечернюю газету. Когда она приехала?
— Совсем недавно.
— Значит, так оно и есть. Скорее всего, купила газету, чтобы почитать в поезде. Господи, неужели она подхватила эту, со стихами? Какой-то субъект так увлекся красотой инцидента, что описал его в поэме. По-моему, стоит заглянуть туда и посмотреть, что там творится.
Мод снова помедлила. Она была смелой девушкой, да и чутье говорило ей, что лучшая защита — нападение. Блеф, вот что ей нужно. Широко раскрытые глаза, неподдельное, невинное удивление… В конце концов, Перси не может быть уверен, что видел ее на Пиккадилли.
— Ладно.
— Кстати, старушка, — осведомился Реджи, — забыл спросить, как твое дельце, выгорело?
— Не очень. Все равно, спасибо, что отвез меня в город.
— Знаешь, — нервно сказал Реджи, — лучше не слишком распространяться на этот предмет. Не вздумай сказать мамаше, что я тебя прокатил.
— Не беспокойся, — сказала Мод. — Я и не собираюсь. Между тем лорд Бэлфер, для поправки самочувствия, прибегнул к виски с содовой. Что-то такое было в библиотеке с ее темными полутонами, тихой, словно покинутый город. Мир с его жестокими приключениями и высокими полицейскими сюда не проникал. Успокаивали ряды книг, которые никто никогда не читал, и бесчисленные таблички для записей, на которых никто ничего не записывал. С широкой каминной доски смотрел, почти сочувственно, бюст какого-то древнего старца. Словом, нечто, отдаленно напоминающее покой, начало было проникать в израненную душу, когда его изгнал оттуда внезапный стук двери, впустившей брата и сестру. Один взгляд наледи Каролину сказал Перси, что ей все известно.
Он поднялся, приготовляясь к обороне.
— Позволь объяснить…
Подавляемые эмоции сотрясали хозяйку замка. Эта властная дама не потеряла контроля над собой, но ее аристократическое спокойствие редко подвергалось таким суровым испытаниям. Как правильно догадался Реджи, она прочла в поезде ту статью и мир ее обрушился. Цезарь, пронзенный кинжалом Брута, вряд ли испытал худшее потрясение. Другие члены семейства нередко давали ей повод для разочарования. Она уже приучила себя к тому, что брат ходит по саду в вельветовых брюках и вообще ведет себя не так, как подобает графу Маршмортонскому. Она смирилась с пороками Мод, позволившими ей влюбиться в нищего, которого ей никто не представил. Даже Реджи порой проявлял демократические черты, которые она решительно не одобряла. Но в своем племяннике Перси она была совершенно уверена. Он был нерушимой скалой. Уж он-то, по крайней мере, думала она, никогда не сделает ничего такого, что уронило бы семейный престиж. И вот, если можно так выразиться, «Перед дружиной на коне Гаральд, боец седой…». Иными словами, Перси оказался хуже их всех. Как бы неблагоразумны ни бывали другие, по их вине семейство не попадало на юмористические страницы вечерних газет. Лорд Маршмортон может носить вельветовые брюки, отворачиваться от соседей на приеме и удаляться с книгой в постель, когда долг велит ему быть хозяином на балу; Мод может отдать свое сердце субъекту, о котором никто не слышал; Реджи может появляться в фешенебельных ресторанах с профессиональными боксерами; но уж, во всяком случае, поэты вечерних газет никогда не писали глумливых стихов об их подвигах. Этот последний позор дождался безвинного прежде Перси, который был исключительно щепетилен по части положения в обществе и фамильного имени. И что же? Если верить прессе, он растрачивает драгоценное время юности, носясь по Лондону, как разъяренный готтентот и нападая на полицейских. Чувства леди Каролины мы сравним с переживаниями епископа, который вдруг обнаружил, что один из любимых его священников поклоняется Мумбо-Юмбо.
— Объяснить? — вскричала она. — Что тут можно объяснить? Ты, мой племянник, наследник титула, ведешь себя, как простой хулиган! Твое имя — в газетах!…
— Если бы вы знали все обстоятельства…
— Обстоятельства? Они в газете. Черным по белому.
— Да еще в стихах, — добавил лорд Маршмортон и невольно прыснул. Он вообще легко смеялся. — Ты прочитай. Там есть шикарные строчки…
— Джон!
— Но прискорбные, — поспешил добавить лорд Маршмортон. — Весьма прискорбные. Что ты думаешь?! Ты — мой единственный сын. С нежной заботой я следил, как из младенца ты становился мальчиком, из мальчика — мужчиной. Я всегда гордился тобой. А ты, черт побери, рыскаешь по Лондону, как лев, ищешь, кого бы пожрать, терроризируешь огромный город. Безобидные констебли опасаются за свою жизнь…
— Дадите вы мне сказать? — закричал Перси и поспешил прибавить. — Ты послушай, я шел по Пиккадилли в свой клуб обедать и около Берлингтонского пассажа увидел Мод.
Леди Каролина испустила возглас удивления.
— Мод? Она была здесь.
— Не понимаю, — лорд Маршмортон гнул свою линию, чувствуя, что с праведным негодованием получилось хорошо. Благоразумно, думал он, продолжить в том же духе, хотя вообще-то Перси не сделал в жизни ничего более удачного, чем это нападение на полицию. Граф свое время прошел через все дурачества молодости и начинал уже воспринимать своего невинного сына как недочеловека. — Ты что, дикарь какой-нибудь? В Оксфорде ты не встревал ни в какие переделки. Коллекционировал старинный фарфор и молитвенные коврики.
— Прошу тебя, помолчи, — нетерпеливо сказала леди Каролина. — Продолжай, Перси.
— Ну, вот! — обиделся лорд Маршмортон. — Сказать ничего нельзя! Я просто хотел…
— Ты говоришь, Перси, что видел Мод на Пиккадилли?
— То-то и оно. Я решил, это двойник какой-нибудь, но тут она прыгнула в такси.
Лорд Маршмортон не мог пропустить такого. Он был человек справедливый.
— Почему бы девушке не сесть в такси? Почему девушка на Пиккадилли — непременно моя дочь? — продолжил он, загораясь спором и возбуждаясь собственными доводами. — Лондон полон девушек, берущих такси.
— Она не взяла такси.
— Ты только что сказал, что взяла, — подловил его лорд Маршмортон.
— Я сказал, что она села в такси. В нем уже сидел мужчина. Тетя Каролина, это тот самый.
— Боже мой! — вскричала леди Каролина и рухнула в кресло.
