Энн была не только тактична, но и добра. Одним взглядом она оценила Бейлисса. Каждая черточка в нем кричала, что это — почтенный слуга из высшего круга. Ни одна девушка на земле не страдала меньшим снобизмом, чем Энн, но все-таки ей не удалось сдержать слабого приступа разочарованности. Значит, ее новый знакомый — скромного происхождения! Она сразу поняла все — и глаза у нее наполнились слезами, когда она повернулась, чтобы не мешать последним минутам расставания отца с сыном.
— Увидимся на пароходе, мистер Бейлисс! — кинула она.
— А? — тут же откликнулся дворецкий.
— Да, да, — заторопился Джимми, — до свидания.
Энн прошла в свое купе. У нее было ощущение, будто она только что залпом прочитала длинную книгу, пухлый том английского романа. Она знала всю историю. Отец — честный, добропорядочный дворецкий, чья единственная цель — воспитать любимого сына джентльменом. Год за годом он экономил деньги, возможно, послал сына в колледж, и теперь, с отцовского благословения, с остатками сэкономленных отцовских денег, тот отправляется в Новый Свет, где доллары растут на деревьях, и никому не важно, кто у тебя отец.
В горле у нее застрял комок. Бейлисс удивился бы, узнай, каким трогательным и достойным персонажем казался он ей. Потом мысли ее обратились к Джимми, и на нее нахлынуло умиление. Его отец преуспел в своих желаниях, сын стал джентльменом. Как легко и просто, без намека на снобизм или неловкость, он познакомил ее с отцом! Он — хороший человек. Не стесняется отца, который дал ему шанс в жизни. Она обнаружила, что ей на редкость нравится Джимми.
Стрелки часов передвинулись на без трех минут шесть. Водяными жуками сновали взад-вперед носильщики.
— Сейчас я не могу объяснить, — втолковывал Джимми. — Не думайте, Бейлисс, это не временное помутнение рассудка. Так диктовала необходимость.
— Ладно, мистер Джеймс. Думаю, вам уже пора занять место.
— Вот это правильно! Вся затея погибла бы, укати поезд без меня. Бейлисс, вы видели такие глаза? А волосы! Приглядывайте без меня за отцом. Не позволяйте всяким там герцогам досаждать ему. И еще, — Джимми вынул из кармана руку, — как приятель приятелю…
Бейлисс взглянул на похрустывающую купюру.
— Не могу, мистер Джеймс. Пять фунтов! Нет, не могу!
— Чепуха! Что уж вы, как чужой!
— Прощу прощения, мистер Джеймс. Правда, не могу! Вам сейчас нельзя расшвыриваться деньгами. Не так уж у вас их много. Извините за нотацию.
— Ничего подобного! Держите! О, Господи! Поезд тронулся! До свидания, Бейлисс!
Паровоз испустил пронзительный прощальный взвизг. Поезд заскользил вдоль платформы, до последнего преследуемый мальчишками, оптимистично сующими булочки на продажу. Поезд набирал скорость. Джимми, высунувшись из окошка, дивился зрелищу, которое можно приравнять к современному чуду. Нельзя сказать, чтоб дворецкий находился в расцвете спортивной формы, но бежал он храбро. Поравнялся с дверью купе, протянул руку…
— Прошу прощения за вольность, мистер Джеймс… — отпыхивался он, — но я правда не могу!
Он потянулся, всунул в руку Джимми что-то хрусткое, потрескивающее и, осуществив свою миссию, отстал, остановился, махая белоснежным платком. Поезд нырнул в туннель.
Джимми глядел на пятифунтовую купюру. У него, как и у Энн, комок застрял в горле. Он медленно сунул деньги в карман. Поезд бежал все быстрее.
ГЛАВА VII
Бурные волны и порывы шквалистого ветра, хлеставшего за бортом, загнали почти всех пассажиров в каюты или в теплую духоту библиотеки. Шел пятый вечер плавания. Пять дней и четыре ночи корабль несся по гладкому океану, но сегодня утром ветер повернул на север и принес шторм. Уже начинало темнеть. Нависло угрюмо-черное небо, в сумерках слабо проблескивали белые гребешки волн, свистел в снастях ветер.
Уже с полчаса Джимми и Энн гуляли одни по лодочной палубе. Джимми был хороший моряк. Его возбуждало сражение с ветром, и он охотно гулял по вибрирующей палубе, то встававшей дыбом, то опрокидывавшейся под ногами. На компанию Энн в такой вечер он не рассчитывал; но выйдя из салона — маленькое личико обрамлял капюшон, гибкая фигурка терялась в огромном плаще, — она присоединилась к нему.
Джимми пребывал в полной экзальтации. Последние несколько дней его одолевала перемежающаяся меланхолия — он открыл, что не только он один жаждет общества Энн, чтобы разнообразить монотонность океанского путешествия. Когда он пустился в приключение, мир состоял исключительно из них двоих, и до самого Квинстауна, он никак не учитывал, что в него вторгнутся другие субъекты мужского пола. Горечи добавляло то, что их нежелательное внимание Энн не отвергала. Почти сразу после завтрака, в первый же день, какой-то тип с черными усиками и сверкающими зубами обрушился на нее с бурной радостью, удивленно напомнил, черт бы его драл, что встречал ее и раньше на Палм Бич, в Бар Харборе, в десятках других мест, и увлек играть в идиотскую игру с деревянными кружочками.
И то был случай не единственный. Джимми начал прозревать. Энн, на которую он смотрел как на Еву, играющую наедине с Адамом в безлюдном саду Эдема, была очень известна и популярна. Клерк в пароходном агентстве нагло наврал, утверждая, будто на «Атлантике» в этот раз мало пассажиров. На самом деле пароход забит, его просто распирает. Нахально попирая все законы Плимсолла, он перегружен Ролло и Кларенсами, Дуайтами и Томми, которые долгие годы водили знакомство с Энн, плавали с ней, танцевали, катались на машинах, верхом, играли в гольф. Преотвратный субъект под названием не то Эдгар, не то Тедди обогнал Джимми на корпус в гонТсе к палубному стюарду и получил приз — шезлонг рядом с Энн. Джимми не вытерпел и убрался с палубы, не в силах смотреть, как этот мерзкий тип возлежит, укутавшись пледом, и читает Энн вслух.
С самого начала путешествия Джимми едва ее видел. Когда она не гуляла с Ролло и не играла в кружочки с Томми, то сидела внизу, ухаживая за «бедняжкой тетей Нестой», хронически страдающей от морской болезни. Иногда Джимми замечал коротышку — скорее всего, ее дядю — в курительном салоне; а раз наткнулся на мальчика, когда тот очухивался после сигары в укромном уголке лодочной палубы. Но в общем, семья была так же далеко от него, как если б он и не был знаком с Энн, и уж тем более не спасал ей жизнь.
Сейчас она явилась, как подарок небес. Они были одни; с ними гулял лишь бодрящий, чистый воздух, подстегивающий дух шквала. Все Ролло, Кларенсы, Дуайты, не говоря уж об не то Эдгаре, не то Тедди, отлеживались внизу и, как надеялся Джимми, умирали. В их распоряжении был весь мир!
— Мне нравится такая погода! — сказала Энн, поднимая личико навстречу ветру. Глаза у нее блестели. Вне всяких сомнений, другой такой девушки во всем мире не было. — А бедной тете Несте — нет. Ей и в мертвый штиль худо было, а шторм ее доконает. Я только что спускалась вниз, старалась ее подбодрить.
Джимми задрожал от восторга. И без того прелестная Энн показалась ему неотразимой в роли ангела-хранителя. Он порывался сказать ей об этом, но все слова куда-то делись. Они дошли до конца палубы и повернули. Энн взглянула на него.
— Я вас с самого отплытия почти не видела, — сказала она не без укоризны. — Расскажите мне про себя, мистер Бейлисс. Зачем вы плывете в Америку?
У Джимми вертелись на языке обвинения против всяких Ролло, но Энн закрыла вступительную часть так же быстро, как начала. Перед прямым требованием он не мог перебежать на старые рельсы. В конце концов, какое значение имеют Ролло? В маленьком, продуваемом ветрами мирке им нет места. Они остались там, где им надлежит быть, в недрах ада, где они и лежат, взывая к смерти.
— За счастьем, надеюсь.
