Мук. Эта девушка, — объяснил он, любовно обняв ее за плечи, — говорит по-французски обеими руками. Вы идете, миссис Спотсворт? По телевидению показывают банкет в честь завтрашних скачек.
— Я подойду чуть попозже, — ответила миссис Спотсворт. — Я оставила Помону одну в саду и боюсь, как бы она не заскучала.
— Вы, капитан?
Капитан Биггар покачал головой. Лицо его стало еще тверже, чем раньше.
— Я должен сначала сказать пару слов лорду Рочестеру. Вы уделите мне минуту, лорд Рочестер?
— Пожалуйста, — ответил Билл, слабея.
Дживс внес бренди, и Билл сделал рывок к подносу, как Мамаша Уистлера к финишному столбу.
Глава XI
Но от бренди, поданного в маленьких послеобеденных рюмках, мало пользы для человека, дела которого приняли такой оборот, что на минуту ему даже показалось, будто на него сзади наскочил курьерский поезд «Двадцатый век». Дали бы ему тонну или большую бочку спасительного напитка, тогда еще он, возможно, смог бы ожидать предстоящего объяснения с беспечной усмешкой на устах. А полученный им один маленький глоток оставил его таким же бледным и обмякшим, как если бы его напоили газированной водичкой. Он видел капитана Биггара словно сквозь дымку и вообще походил на индивида, которого изловили в свои сети полицейские с целью допроса в связи с грабительским налетом на ювелирный магазин «Бон-Тон» Маркса и Свинсера на Восьмой авеню. Лицо его в процессе побеления приобрело сходство с брюхом дохлой рыбешки, и Дживс, глядя на него с почтительным состраданием, от души сокрушался из-за того, что не может вернуть румянец на щеки его сиятельства, процитировав ему два-три наиболее удачных места из Собрания сочинений Марка Аврелия.
Капитан же Биггар даже сквозь дымку представлял собой зрелище, способное устрашить храбрейшего. Биллу чудилось, будто из глаз его исходили длинные изгибающиеся языки пламени, и было совершенно непонятно, как человека с такой густо-красной физиономией могут называть Белым Охотником. Под наплывом сильных чувств румянец капитана, как всегда, разгорелся до такой алости, как будто он жертва взрыва на заводе консервированных помидоров.
И если вид его породил опасения, то голос, когда он заговорил, отнюдь их не развеял. Это был голос киллера, который, стоит его только еще чуть-чуть поддержать и подбодрить, сейчас выхватит из-за пояса револьвер и разрядит всю обойму.
— Значит, так, — проговорил он.
На слова «значит, так» не существует убедительного ответа, тем более если они произнесены вышеописанным тоном, и Билл даже не попытался ничего ответить.
— Значит, вы и есть Честный Паркинс!
На подмогу пришел Дживс, по своему обыкновению, стараясь сделать все возможное:
— Как вам сказать, сэр… И да, и нет.
— Что значит — и да, и нет? Вот и нашлепка его, подлеца. — капитан поднял над головой экспонат номер один. — И усы его, негодяя. — он ткнул пальцем в экспонат номер два. — И уж не думаете ли вы, что я не узнал этот пиджак с галстуком?
— Говоря «и да, и нет», я имел в виду, сэр, что его сиятельство удалился от дел.
— Еще бы ему не удалиться. Жаль только, что так поздно.
— Да, сэр. «Как жалко, Яго, о, какая жалость!»
— Что-что?
— Я цитировал Эйвонского лебедя, сэр.
— Ну так перестаньте цитировать Эйвонского лебедя, будь он неладен!
— Конечно, сэр, как вам угодно.
Билл тем временем пришел до некоторой степени в себя. Не то чтобы он совсем уж развеселился, сказать так было бы преувеличением, но, по крайней мере, он снова обрел дар речи.
— Капитан Биггар, — произнес он, — я должен вам предложить объяснение.
— Вы должны мне три тысячи пять фунтов, два шиллинга и шесть пенсов, — холодно поправил его капитан.
Билл, естественно, сразу же снова проглотил язык, и капитан Биггар, воспользовавшись этим, обозвал его одиннадцатью ругательными словами.
Защиту взял на себя Дживс, так как Билл после одиннадцатого ругательства еще некоторое время не мог опомниться.
— Не приходится оспаривать тот факт, сэр, что в данных обстоятельствах ваши чувства вполне понятны, ибо действительно недавние действия его сиятельства носили такой характер, который допускает критическое истолкование. Но справедливо ли будет за то, что произошло, винить его сиятельство?
Вопрос показался капитану простым, и он ответил:
— Да.
— Обратите внимание, что я здесь употребил наречие «справедливо». Его сиятельство прибыл сегодня в Эпсом-Даунс с самыми чистыми намерениями и с капиталом, вполне достаточным на любой обычный случай. Уместно ли было ожидать от него, чтобы он предугадал заранее, что две такие весьма низко оцениваемые лошади, как Люси Глиттерс и Мамаша Уистлера, выйдут победительницами каждая в своем соревновании на скорость? Его сиятельство не ясновидец.
— Он мог бы не принимать ставок.
— Вот тут я с вами полностью согласен. Rem acu tetigisti.
— Что-что?
— Это латинское выражение, смысл которого можно передать американским оборотом: «В самую точку». Я советовал его сиятельству именно так и поступить.
— Вы?
— Я был секретарем при его сиятельстве.
Капитан вытаращил глаза:
— То есть вы — тот тип с розовыми усами?
— Совершенно верно, сэр, только я бы определил их цвет скорее как морковный, а не розовый.
Капитан обрадовался:
— Ах, так вы были его секретарем! В таком случае, когда его посадят, вы тоже попадете за решетку.
— Будем надеяться, что ничего такого прискорбного не случится.
— Что значит — прискорбного? — возмутился капитан Биггар.
Последовала неловкая пауза. Капитан же ее и прервал:
— Ну ладно, теперь к делу. Незачем терять время попусту. Собственно говоря, я могу взыскать с этого жалкого, жидконогого обитателя преисподней…
— Имя — лорд Рочестер, сэр.
— Ничего подобного, его имя — Честный Паркинс. Собственно говоря, Паркинс, мерзкое вы пресмыкающееся, я могу взыскать с вас деньги за бензин, который у меня ушел на поездку из Эпсома сюда, и за починку моего автомобиля, он бы не сломался, не жми я на него так, когда гнался за вами… и еще, — внезапно осенило его, — за две кружки пива, выпитые мною в «Гусе и огурчике» в ожидании, пока его починят. Но я не такой жадный и удовольствуюсь тремя тысячами пятью фунтами, двумя шиллингами и шестью пенсами. Выписывайте чек.
Билл провел по волосам дрожащей пятерней:
— Но как я могу выписать чек?
Капитан Биггар раздраженно прищелкнул языком:
— Перо у вас имеется, верно? И чернила тоже, я думаю, в доме найдутся? Вы здоровый, молодой
