Я юркнул с головой под покрывало, И стал смотреть невероятный сон: Во сне статуя Мухиной сбежала, Причем — чур-чур! — колхозница сначала, Уперся он, она, крича, серчала, Серпом ему — и покорился он. Хвать-похвать, глядь-поглядь — Больше некому стоять, Больше некому приезжать, Восхищаться и ослеплять. Слетелись голубочки — гули-гули! Какие к черту гули, хоть кричи! Надули голубочков, обманули, Скользили да плясали люли, люли, И на тебе — в убежище нырнули, Солисты, гастролеры, первачи. Теперь уж им на голову чего-то Не уронить, ничем не увенчать, Ищи-свищи теперь и Дон-Кихота В каких-то Минессотах и Дакотах. Вот сновиденье в духе Вальтер Скотта. Качать меня, лишать меня, молчать! Что брюхо-то поджалось-то, — Нутро почти видно? Ты нарисуй, пожалуйста, Что прочим не дано. Пусть вертит нам судья вола Логично, делово: Де, пьянь — она от Дьявола, А трезвь — от Самого. Начнет похмельный тиф трясти — Претерпим муки те! Равны же во Антихристе, Мы, братья во Христе… Дважды Герою Советского Союза Николаю Скоморохову и его погибшему другу
Всю войну под завязку я все к дому тянулся, И хотя горячился — воевал делово, — Ну а он торопился, как-то раз не пригнулся — И в войне взад-вперед обернулся за два года — всего ничего. Не слыхать его пульса С сорок третьей весны, — Ну а я окунулся В довоенные сны. И гляжу я дурея, И дышу тяжело: Он был лучше, добрее, Добрее, добрее, — Ну а мне — повезло. Я за пазухой не жил, не пил с господом чая, Я ни в тыл не просился, ни судьбе под подол, — Но мне женщины молча намекали, встречая: Если б ты там навеки остался —
