Чувствуешь-то как?
– Уже чувствую, – выдохнул зэк, виновато улыбаясь. – Вот и гражданин начальник заботу проявляет.
Бригадир снова не заметил улыбающегося Подлипова, и тогда старшина, хмыкнув, пошел на вахту. Они смотрели ему вслед. Рука Вадима схватила с той же кочки, на которой стояла нога, пук травы, выжала зеленоватую каплю сока вместе с запахом уходящего лета.
Он так и шел к сараю, словно на свидание: с букетом.
Бросив траву под ноги грека, первым протянул ему мокроватую ладонь:
– Здравствуй, Борис! Прилично выглядишь.
– О чем с бугром базарил? – Заратиади пожал руку, но смотрел в сторону шахты.
– Тряхнуло меня на этапе. Просил работу дать полегче.
– Закосил?
– Нет, со мной бывает.
Пряча глаза, грек обронил с сожалением, а скорее – с досадой:
– Не на танцы ломимся… Выдюжишь?
– Хочешь списать меня с корабля? Ну, что ж…
– Не болтай глупости! Приправу захватил?
– На месте, – Упоров хлопнул себя по голяшке кирзового сапога, зная – никогда не сможет воспользоваться ножом после того, как резал себя сам.
Пока они ползли в высокой траве до ржавой цистерны из-под мазута, он приглядывался к выпуклостям на одежде Заратиади, стараясь угадать, где спрятан пистолет. Ничего не обнаружил, решил – оружие у живота или его вовсе нет.
Гнилые бревна, сломанные тачки, прочая рухлядь надежно прикрывали их от курившего на вышке часового. Не меняя положения тела, грек, сильно оттолкнувшись, перелетел через груду хлама и оказался в околоствольной траншее. За ним маневрировал Вадим.
Они посидели минут десять, приводя в порядок дыхание.
– Пойдем левым бортом: там суше, – не ожидая возражения, распорядился заметно нервничающий грек – Перед рудным двором – промоина. Держись строго за мной.
Но поднялся не сразу, прежде тревожно убрал взгляд с того борта, куда ходить не следовало. Упоров засек перемену настроения, наклонился, чтобы поправить сапог, глянул в ту же сторону. Он замер, словно наступив на край пропасти. Под нависшим над стволом шахты козырьком, там, где серая тень провала обрезала солнце, были отчетливо видны два следа. Один принадлежал греку, другой… Оскоцкому? Слишком велик. Морабели?
Но времени на окончательный вывод не осталось.
– Поканали, Вадим!
– Да, – выкинул он первое попавшееся на язык слово, уже спокойней добавил: – Нам придется сделать маленький крюк от Куяды. За моим грузом. Извини – за нашим.
– Заметано! – Удача упала, как с неба, и грек прореагировал на нее уже открыто. – Раз надо, значит – надо! Шагай за мной!
Они находились под козырьком. Холод заброшенной шахты тронул кожу, Упоров сказал:
– Глянь, Боря, чей-то след. Свежий!
– Где? – грек дрогнул. – Ты одурел!
В это мгновение Упоров ударил. Он вложил в удар достаточно силы и жестокости, но недооценил противника. Заратиади был готов к нападению, убрав чуть в сторону подбородок, позволил кулаку таранить земляную стену. Секундой позже грек сделал подсечку. Оба упали. Упоров принял удар по горлу на плечо и бросил в нависшее над ним лицо горсть песка, коленом толкнул Заратиади к стене. Теперь они стояли на ногах. Им были не нужны слова. Драка продолжалась молча, сосредоточенно, каждый из них знал, чем она может кончиться.
Грек не среагировал на его ложный выпад левой, слегка попятился к выходу.
«Если он выскочит и закричит…» Додумать не успел: только что он видел руки противника в боевом положении, вдруг страшный удар в челюсть почти лишил его сознания. Упоров влип спиной в стену, качнулся вперед и, чудом увернувшись от следующею удара, всем телом прижался к греку. Они стали похожи на двух запутавшихся друг в друге змей. Били короткими тычками, кусались, рвали одежду. Разум покинул бойцов, ему стало невыносимо страшно в звериных объятиях, где плоть душила плоть, чтобы выполнить непонятную уже и ей самой задачу. Впрочем, задача была очерчена довольно ясно: победить, чтобы выжить. В конце концов Заратиади удалось оторвать от себя зэка, быстро нанести удар в переносицу. Кровь хлынула двумя струйками на рубаху. Боль прояснила сознание. Следующий удар он принял на лоб, а когда грек тут же повторил правый прямой, привычно сместил корпус влево, и выверенный в десятках боксерских схваток левый апперкот, крутой и жесткий, поразил незащищенную печень.
– А! А! А!
Заратиади еще находился в пылу боя, но пораженное страшной болью тело уже молило о пощаде: «А-а-а…»
Он бессильно потек к ногам Упорова, уткнувшись лицом в землю, продолжал стонать:
– А-а-а-а…
Пожалуй, с минуту, не больше, зэк наблюдал за ним сквозь вялую дымку в глазах. Озверение прошло. Расчетливый, все взвесивший человек наклонился, поймал за отворот куртки грека, подтянул к себе, ударил затылком о стену. После бросил хрюкнувшего противника в ту же сырую грязь, что недавно они месили.
Он постоял, на границе света и тени, с бесчувственным отношением к своей будущей судьбе. От молодой пихты прилетела чечетка. Села рядом с ним, почистила перышки, приветливо глянула на него крохотными золотыми самородками глаз. Зэк подмигнул птице и тут же проводил взглядом ее перепуганный полет.
– Ты еще не победил, – произнес он, вытирая засохшую на подбородке кровь. Взял горсть холодного песка и приложил к переносице. Боль уходила, а в голове восстанавливался порядок после страшного удара каблуком в челюсть. Ему очень хотелось лечь в зеленую траву, с таким ярким коротким северным веком, и долго, без напряжения, без мыслей, глядеть в сияющее небо.
Хрипло вздохнул грек.
Упоров встал на четвереньки, вынул из-за голенища узкий якутский нож односторонней заточки, расстегнул на брюках грека ремень, выдернул, срезал пуговицы с ширинки. Грек опять застонал, но он даже не поглядел на него, продолжая осмотр. Пистолет зэк нашел в кармане трусов, которые тоже держались на специальном ремне, там же была и карта их маршрута, идущего параллельно тому пути, который он прошел в воровском побеге.
– Уверен был, гаденыш, поведу его к золоту. Дерзкий мент!
Продолжая рассуждать о профессиональных достоинствах несостоявшегося подельника, приподнял его за борта куртки, прислонил спиной к стене. Заратиади открыл глаза, огляделся.
– Почему не бежим, Боря? – Упоров стряхнул с переносицы мокрый песок. – Кого ждем?
Грека качнуло в сторону, и он едва удержался в сидячем положении.
– Убьешь меня?
– А ты думал?!
Голова грека как-то по-житейски просто повернулась, и Упоров понял – ему предлагается стрелять в затылок, Заратиади ждал…
«Понтуется, падла!» – подумал Вадим, для острастки передернув верхнюю планку ТТ. Грек не шелохнулся.
Упоров вспомнил о старшине, которого на перевале застрелил Пельмень.
– Вот что, Боря, или как там тебя в миру кличут? Куда стрелять, решу сам. Вначале поговорим.
– Не о чем нам разговаривать.
– Дурак! Я никогда в глаза не видел это золото! Подумай: кто бы меня, фраера, допустил к воровской кассе?! И убивать мне тебя не хочется. Ты – на работе. Никто не виноват, что она такая…
Грек все еще сидел, повернув голову затылком к зэку, однако после последних слов искоса глянул
