– Путь исправления, путь от преступления к его осознанию труден. Другого пути нет! Партия видит и поддерживает тех, кто, неукоснительно следуя ее установкам, шаг за шагом завоевывает себе право на счастливую, свободную жизнь в самом передовом обществе на планете!
«И тебе, крикливый идиот, доклады пишет Голос. Что бы вы делали без Соломона Марковича?! Бессовестные недоумки!».
Но в зоне, после вручения бригаде новых кирзовых сапог, прямо с этикетками на шпагатных вязочках, он сказал майору:
– Спасибо за доброе отношение, гражданин начальник!
И сразу же после отъезда замполита объявил:
– Новые кони не играются!
– А кто уже… – потупил глаза Зяма.
– Останется без спирта за трудовую доблесть!
– Получается: за раз – два – раз и по ошибке – раз?
Упоров не стал отвечать, направился к бульдозеру, к которому зэки прилаживали сконструированный Иосифом Гнатюком рыхлитель.
– Ну, хлопцы! Зачали! – крикнул Иосиф.
Несколько человек, вцепившись в перекинутый через блок трос, начали поднимать приспособление.
– Не возьмем! – стонал красный от натуги Калаянов. – Эй, ты, чо пялишься – помогай!
Упоров снова увидел Барончика. Тот неторопливо и неизвестно для чего сбросил свой атласный жилет, стал засучивать рукава штопатого свитера.
– Быстрей, рожа твоя протокольная! – сипел Зяма.
Барончик вцепился в трос одновременно с подскочившим Ираклием. Рыхлитель качнулся, пополз вверх, осторожно набирая высоту.
– Придержите! – вежливо попросил страхующий и фиксирующий совпадение отверстий Ольховский. – Пожалуйста, чуть вниз. Так.
Ян Салич проворно вставил штыри и распорядился:
– Опускайте! Осторожненько…
Рыхлитель осел и замер в полуметре от земли, одновременно с резким щелчком. Потный Калаянов направился к Ольховскому, чтобы сообщить очередную гадость, но разгадавший его намерение Ян Салыч спокойно протянул ему гаечный ключ, а когда Зяма его механически принял, сказал:
– Затяните гайки!
– Сам крути, змей! – понял свой промах Калаянов, отбросив ключ.
– Не моя работа: не по моим силам, – с сожалением объяснил Ольховский, – а вы работайте, работайте!
– Бугор! – Зяма принял позу римского патриция – Ты слыхал, что сказало это продавшее Родину существо?! Нет, ты все-таки глянь на эту антипартийную суку без зубов! Стоит себе гордый, будто совратил Еву Браун, а передовой заключенный Калаянов должен крутить его гайки?!
– Гайки общие, – успокоил одессита Упоров – Ян Салыч не прав, но он – старший. Ты должен сделать ему эту скидку. Крути!
Вадим взглянул через плечо на Барончика, успевшего натянуть свой дурацкий жилет и опустить рукава штопаного свитера. Зэк стоит в плотной тени бульдозера, сохраняя серое очертание без других красок и оттенков. Потом опускает голову, идет. Атласный жилет вспыхивает на солнце, отчего сутулая спина становится похожей на тухнущую лампочку. Бригадир смотрит ему вслед, в нем что-то противится будущему, да что там – будущему, уже принятому решению. Он' кричит резко, отрывисто, чтобы заглушить всякие сомнения:
– Селиван, иди сюда, диетчик!
Барончик возвращается гораздо быстрее чем сходил остановившись перед Упоровым, заискивающе улыбается:
– Прибыл по вашему указанию!
– У тебя инструмент есть?
– Все при нас, бугорчик. Дорогие сердцу вещи не играются…
– Краски, материал или холст для картины?
– Не твоя забота. Так я уже работаю у вас?
– Ираклии! – Упоров нашел глазами Князя – Нам нужен людоед?
Грузин брезгливо оглядел фигуру Барончика и сказал, не переставая крутить гайки:
– Если вырвать зубы…
– Слыхал – вырвем зубы, если начнешь мутить воду. Иди к Серякину и скажи – я не возражаю. К вечеру перед входом на участок должен быть лозунг. Дай придумаю…
– Русский с китайцем – братья навек! – подсказал Вазелин.
– Уже нет.
– Эйзенхауэра – в БУР!
– Помолчи, Вазелинчик, надо что-то роковое, чтобы мурашки по коже.
– Лично меня от этого трясет, – Ольховский кивнул на теплушку, где висел лозунг: «Коммунизм – неизбежен!», – страшно подумать!
– Боишься, вражина, коммунизма, – торжествовал Зяма, – а как возьмем и построим?!
– Предлагаю: «Мы придем к победе коммунистического труда!», – бросил на ходу Ветров и через плечо уточнил: – Это тоже Ленин.
– Другому такое хрен придумать, – согласился Калаянов. – Ну, что, Борман, съел?! Мы придем, а вас не пустят.
– Решено, Селиван! Иди – рисуй. Без ошибок только!
Вадим встал на гусеницу, рывком вскочил в кабину бульдозера и сел за рычаги.
– Ты хорошо закрепил? – спросил он у Зямы.
Тот сделал кислое лицо – что за вопрос?!
– Тогда отвали!
Бульдозер выбросил синий клубок дыма из торчащей в небо трубы, враскачку направился к полигону.
Упоров бережно опустил клык в грунт и пошел на малой скорости, ощущая тугое сопротивление. Он отработал минут двадцать, подъехав к ремонтной базе, сказал:
– Штука нужная. Мощи не хватает. Но ты молодец, Иосиф!
Упоров выпрыгнул из кабины, а Ираклий его спросил:
– Зачем нам людоед, Вадим? Лишний «сухарь» в бригаде.
– Он с руками. Для нужных людей может нужное сделать. Приближается каше время.
– Барончик – мразь.
– Слыхал, Иосиф? – спросил Упоров Гнатюка. – Скажи своим ребятам, чтобы приглядели. Жалости он не стоит…
Гнатюк кивнул, как будто речь шла о пустячной услуге.
– Очень рад, Семен Кириллович! – приветствовал начальника участка Упоров.
– Напрасно радуетесь, – пробурчал в ответ большой рыхлый человек с роскошной, ниспадающей на плечи шевелюрой, – подводите меня, а числитесь в самых передовых. Сознанье где ваше?
– Как можно? Такого человека!
– Вы же при мне сказали Ключникову, чтобы он подобрал людей для рытья могил, – продолжал брюзжать с детской обидой Семен Кириллович. – Все бригады уже выделили, а Ключников говорит: «У нас нынче никто умирать не собирается!»
– Андрей, – крикнул Упоров, – иди сюда! Ты почему не отправил людей рыть могилы?!
– Так ведь все живы – здоровы, слава Богу. У кого ни спрашивал – никто умирать не собирается.
– О будущем думать надо, заключенный Ключников, – решил показать характер при поддержке бригадира Кузнец, – с перспективой. Нельзя людей хоронить в старых шахтах. Кощунственно!
