— Правильно.
— Что-нибудь пропало?
— Да. Исчезли деньги, которые я припрятал в кармане выходного костюма.
— Костюм остался висеть в гардеробе?
— Да, сэр.
— Сколько у вас пропало денег?
— Возражаю, — поспешил вмешаться Бюргер. — Это недопустимо, несущественно и не имеет отношения к делу. Так нельзя вести перекрестный допрос. Это никак не связано с данным делом.
— Возражение отводится, — сказал судья. — Защитник обязан установить, в каком состоянии находился дом, и выяснить все факты, которые указывают на то, что Фрэнклин Шор, возможно, уехал из дома раньше того времени, которое называет обвинение.
— У меня пропало около трехсот долларов, — заявил Ланк.
— Дверь в кладовку была закрыта?
— Да, сэр.
— Так… Когда вы стряпали, брали ли вы муку из жестянки, стоящей в кладовке?
— Да, сэр.
— Какое-то количество муки просыпалось на пол около жестянки?
— Да.
— Когда мы приехали, в доме был котенок?
— Верно, был.
— Тот самый котенок, которого ранее привезла к вам Элен Кендал?
— Он самый.
— И, как я помню, я обратил ваше внимание на то, что котенок, очевидно, наступил в просыпанную муку, потом пробежал через кухню и забежал в заднюю комнату?
— Верно.
— Там были следы, показывавшие, что именно так все и произошло?
— Да. Там недалеко от кладовки до двери в заднюю спальню, всего три или четыре фута.
— Расстояние от двери спальни до кровати — не больше четырех или пяти футов?
— Да.
— И возле кровати я показал вам место, где по следам было видно, что котенок вскочил на кровать?
— Да.
— Когда мы пришли туда, котенок спал, свернувшись клубочком посередине кровати в передней спальне. Так?
— Так.
— Но вы совершенно отчетливо помните, что дверь в кладовку была закрыта?
— Да.
— На столе в гостиной была пепельница и визитная карточка Джорджа Альбера, на которой что-то было написано, а в пепельнице лежал окурок потухшей сигары?
— Да. Эту сигару оставил Фрэнклин Шор. А карточка была пришпилена к двери, когда я выходил.
— Когда вы выходили?
— Да.
— Вы не слышали ни стука в дверь, ни звонка, когда находились в доме?
— Не слышал. Поэтому карточка меня удивила. Наверное, Альбер звонил в звонок, а он у меня часто ломается.
Окружной прокурор попросил у Мейсона разрешения временно прервать допрос свидетеля Ланка, чтобы допросить других свидетелей, которые не могли больше ждать. Мейсон с серьезным видом поклонился в знак согласия. Бюргер быстро вызвал шофера такси, который рассказал, как доставил Деллу Стрит к месту неподалеку от дома Ланка, сколько он ее там ждал и как затем отвез домой. Потом вновь были вызваны лейтенант Трэгг, показавший, что нашел котенка в квартире Деллы Стрит, и Элен Кендал, опознавшая котенка как того, который был отравлен и которого она оставила у Томаса Ланка вечером тринадцатого числа.
Эти свидетели не произвели на Мейсона ни малейшего впечатления. Он не стал ни заявлять протестов, ни задавать им вопросов. Затем на возвышение для свидетелей вновь поднялся Ланк.
На этот раз адвокат некоторое время разглядывал старого садовника, пока в зале не установилась необычайная тишина. Все поняли, что сейчас последует нечто важное.
— Скажите, когда вы в последний раз открывали банку с мукой в кладовке?
— Утром тринадцатого числа. Я делал на завтрак оладьи.
— После того как я обратил ваше внимание на порядочное количество муки, просыпавшейся около банки, вы не снимали с нее крышку?
— Нет, сэр. У меня не было возможности. Полиция забрала меня из отеля и уже не отпускала.
— Как важного свидетеля, — поспешил объяснить Гамильтон Бюргер.
Ланк сердито повернулся к нему и сказал:
— Уж не знаю, почему вы так сделали, но сделали, это точно!
— Свидетель должен ограничиваться только ответами на вопросы, — сделал замечание судья Ланкершим.
Мейсон повернулся к судье:
— Ваша честь, защита просит объявить перерыв на полчаса.
— Какова цель этой отсрочки?
Мейсон улыбнулся:
— Я не мог не заметить, ваша честь, что как только я приступил к последней части перекрестного допроса, лейтенант Трэгг поспешно покинул зал заседаний. Полчаса ему хватит с избытком, чтобы добраться до дома Ланка, проверить содержимое банки с мукой и вернуться.
— Вы полагаете, что с этой жестянки снимали крышку вечером тринадцатого числа или утром четырнадцатого, и это сделал не свидетель Томас Ланк, а кто-то другой? — спросил судья Ланкершим. Мейсон улыбнулся еще шире:
— Я думаю, ваша честь, лейтенант Трэгг сделает там в высшей степени интересное открытие. Прошу суд понять мою позицию. Меня в данном случае интересует только невиновность моей подзащитной. Поэтому я не намерен высказывать никаких предположений ни о том, что он найдет, ни о важности этих улик.
— Хорошо, — сказал судья Ланкершим. — В таком случае суд объявляет тридцатиминутный перерыв.
Когда зрители потянулись из зала в коридор, к Мейсону протиснулся Джордж Альбер. На лице его была глуповатая улыбка.
— Очень сожалею, что моя визитная карточка внесла такую путаницу, — заговорил он. — Получилось так, что по пути из театра я проезжал мимо домика Ланка и решил остановиться и посмотреть, горит ли свет. Свет горел. Тогда я поднялся на крыльцо и позвонил. Никто не ответил. Я оставил карточку. Решил, что Элен оценит мою заботу о котенке — я на самом деле немного беспокоился… Признаться, мне и в голову не пришло, что звонок мог быть испорчен.
— Так свет горел? — спросил Мейсон.
— Да. Он пробивался сквозь ставни. Ну, а стучать я не стал, я ведь думал, что звонок действует.
— Когда это было?
— Где-то около полуночи.
Мейсон заметил:
— Что ж, вы можете, между прочим, намекнуть об этом окружному прокурору.
— Я так и сделал. Он сказал, что знает об испорченном звонке, поэтому это не имеет значения.
— Значит, так оно и есть.
