– С этой его медсестрой.
– Розой Травис?
– Да.
– Она вам не нравится?
– Ненавижу. И это взаимно.
– Она вас узнала?
– Нет. Я изменила голос, представилась пациенткой доктора Кандлера, и объяснила, что доктор велел мне позвонить, если у меня произойдут определенные изменения... в общем, что мне нужно переговорить с самим доктором.
– Куда вы звонили – в кабинет или домой?
– Он живет в обычной квартире. У него договоренность с этой медсестрой: она отвечает на ночные звонки и отбирает действительно важные, а простые вопросы решает сама. Ему домой не позвонить.
– И даже вам он не дал номер домашнего телефона? Этот номер, конечно, не значится ни в одном телефонном справочнике.
– Нет. Хотел, но не мог.
– Почему?
– Он объяснил, что его номер знает только его старшая медсестра. Такое положение необходимо ему, чтобы нормально работать.
– Так что вам не удалось связаться с доктором Кандлером?
– Нет.
– Где вас подобрала полиция?
– В квартире подруги. Я отправилась туда подождать, пока смогу увидеться с доктором Кандлером.
– Вы доверяете доктору Кандлеру?
– Полностью. Я готова доверить ему свою жизнь.
– Но в том, что Баллард снабжает вас деньгами, вы ему не признались?
– Он знал, что кто-то дает мне деньги, я просто не говорила ему, кто именно.
– Почему? Вы же утверждаете, что полностью доверяете ему.
– Я дала слово, мистер Мейсон. Я поклялась мистеру Балларду, что никому не открою, откуда получаю деньги. Я знала, что доктора Кандлера это раздражает. Именно раздражает, здесь не было подозрительности, но я считала, что, если со мной что-то случится, он должен знать, откуда шли деньги. Потом была проблема с отцом. Если бы меня кто-то убил или я внезапно умерла, то все бы решили, что это отец давал мне деньги на покупку трейлера и на все остальное. Поэтому я вела дневник и записывала в него все происходящее. Я сказала доктору Кандлеру, что если я погибну, он должен найти мой дневник, и объяснила ему, где искать.
Глаза Мейсона сузились, когда он обдумывал слова Арлен Дюваль.
– Вы открыли ему, где спрятали дневник?
– Конечно. Я обязана была кому-то сказать. В случае моей смерти я не хотела, чтобы дневник навечно остался и сгнил в трейлере.
– Итак, – Мейсон попытался подвести итог, – вас ждет предварительное слушание. Они дадут вам понять, что у них имеются все доказательства, для осуждения вас за совершение тяжкого убийства первой степени. Если вы решите предать меня и поклясться в том, что на самом деле не имело места, может, вам удастся отвертеться и простым убийством.
– А в другом случае?
– Я не могу отвечать с полной уверенностью. Если ваш рассказ правдив, я попытаюсь вас вытащить. Если вы мне наврали, я оставляю за собой право выбросить вас за борт. Я предупредил вас об этом, когда только брался за ваше дело и повторяю сейчас – относительно аспекта с кражей денег. Что касается обвинения в убийстве, здесь я не ставлю никаких условий. Начав представлять вас, я останусь с вами до конца.
– Каковы мои шансы, мистер Мейсон? – спросила она.
– В настоящий момент они не очень хороши.
– Двадцать пять из ста?
– Сейчас меньше.
– Десять из ста?
– Я думаю – пять, – ответил адвокат.
– Создается впечатление, что вы подталкиваете меня к тому, чего добивается окружной прокурор.
– Я хочу выяснить, что вы из себя представляете – подводите в трудную минуту или остаетесь верны выбранному курсу.
Внезапно она расплакалась.
– Если я делаю выбор, – сквозь слезы сказала Арлен, – то делаю его навсегда. Я честный игрок.
– Не поддавайтесь ни чьему влиянию, – посоветовал Мейсон. – Делайте то, что считаете лучшим в собственных интересах.
Мейсон встал, кивнул надзирательнице, показывая, что разговор окончен, и ушел.
Выйдя из тюрьмы, адвокат сел в машину и поехал домой.
Открывая дверь квартиры, он услышал, что звонит телефон. Этот номер не значился ни в одном телефонном справочнике и был известен только двоим – Полу Дрейку и Делле Стрит. Мейсон бросился к аппарату.
– Алло! – крикнул он в трубку.
На другом конце прозвучал возбужденный голос Дрейка:
– Ну, мой друг, пока не стоит уходить с корабля.
– Выкладывай!
– День оказался не таким уж неудачным.
– Все, что бы я сегодня ни делал, пошло к чертям собачьим. Скорее бы наступило завтра.
– С клиенткой говорил?
– Да.
– Как она?
– Отвратительно. Рассказала полиции все, что не должна была говорить. Ее собираются осудить за тяжкое убийство первой степени.
– Что может их остановить?
– Окружной прокурор предложил ей сделку. Он согласится на простое убийство, если она поклянется, что я опускал и поднимал жалюзи в доме Балларда, сигнализируя ей.
– Тогда в каком положении оказываешься ты?
– Сажусь в тюрьму за лжесвидетельство. Но я полечу вниз, только лягаясь ногами и размахивая руками. Просто так я не сдамся.
– Что ты собираешься делать?
– Заставлю ее признаться, что они обещали скостить ей срок, если она даст им нужные показания. Я представлю все таким образом, что Гамильтону Бергеру настолько хочется прижать меня к ногтю, что он готов забыть об убийстве первой степени, лишь бы осудить меня и лишить права адвокатской практики.
– Ты сможешь это доказать?
– Вызову Бергера в качестве свидетеля. Покажу ему, где раки зимуют. Ему придется либо признаться, либо начать врать.
– При условии, конечно, что она говорит правду, – заметил Дрейк.
– Подумай сам. У них идеальный случай тяжкого убийства первой степени – и тут они его представляют простым убийством. Вот подтверждение, которое мне требуется.
– А у меня есть хорошая новость, – заявил Дрейк. – Ты выиграл десять долларов.
– Какие еще десять долларов?