— И все же лучше попросить их…
— Где ты только выучился попрошайничать? Словно последний бичара. Нет, нет, не говори — я уже догадываюсь! Все твои истории уходят корнями глубоко в детство. Ладно, пойдем, побазарим с этими туристами-активистами… У них явно тоже что-то неладно — какой дурак будет околачиваться ночью в лесу, когда кругом столько пустых коттеджей?
Жмых повесил ящик с деньгами на сучок яблони, полагая, что его здесь в ближайшее время не найдут, а без денег выходить к костру безопаснее, сжал в кулаке гранату и шагнул в освещенный круг.
— Здорово живете! — рявкнул он.
Человек и таргариец вздрогнули. При свете костра стало ясно видно, что таргариец — темно-рыжего цвета. Ему, наверное, перевалило уже за сотню лет. Да и мужчина оказался в возрасте, о чем явственно говорила седина. Лицо незнакомца было сухим, суровым, с пересекающим щеку шрамом. Несмотря на возраст, выглядел он жилистым, крепким.
В руке человека неведомо откуда появился пистолет, черное дуло которого мрачно уставилось в глаза Глеба.
— Не надо паниковать, дядя. — Глеб скривился. — Мой кореш держит вас на мушке… Так что попрячьте свои пушки. — Он обернулся назад и крикнул: — А, как сказал?! Тебе понравилось?
— Неплохо, — отозвался лемуриец.
— Короче, стволы на землю. Ваша карта бита.
— Не гони, — рявкнул человек. — Давно бы вы нас постреляли, если б могли…
— Хе, — осклабился Жмых. — Ты, я вижу, кореш, тертая булка, как некоторые говорят…
— Мамбасуанский хорек тебе кореш…
— Ныкаешься от кого? Или на терку вышли? — как ни в чем не бывало продолжал разговор Глеб.
— Ныкаюсь… Поэтому проблемы у тебя, парень… Отпускать тебя никак нельзя… Хоть и шустрый ты, и подкованный…
— Подожди, дядя… Договоримся. И шмалять не спеши. Вот, видишь, что в кулачке у меня?
— И что же в твоем кулачке? Граната топийная? Ну, аргумент, ничего не скажешь… Да только и тебе не жить, если очень размахивать ею будешь…
— И я о чем. Потолковать надо, Седой. Человек насторожился.
— Ты откуда меня знаешь?
— Да не знаю я тебя. Увидел волосы, вот и пришло в голову.
— Ладно, разберемся. И все же ты мне, жучок, подозрителен… Чего надо?
— Поесть дайте! — заявил лемуриец, выступая из темноты. — Вы ведь не пищу бородавочников едите?
Таргариец хлопнул ушами, поворачивая голову к Лукасу. Седой тоже слегка опешил.
— Ты кто такой?
— Я с ним, — кивнул на Жмыха лемуриец.
— Это пока что хреновенькая рекомендация, — заметил Седой. — Но садись к огню, на пару банок тушенки мы не обеднеем…
— Вот видишь, — прошептал Лукас товарищу. — Все удалось уладить миром…
— Ага, пока у меня в руке граната, — фыркнул Глеб.
Таргариец, повинуясь молчаливому приказу Седого, поднялся, вынул из ящика две банки самораспаковывающейся и саморазогревающейся тушенки, бросил их гостям. Лемуриец ловко поймал свою, а Жмых только отступил в сторону. Банка шмякнулась на землю.
— Что, не хочешь есть? — усмехнулся Седой.
— Руки заняты, — осклабился Жмых. — Мы сначала побазарим с тобой, дядя. Я вижу, ты человек правильный. Не иначе, тоже на бугров обижен?
— Я и сам бугор… — Он помрачнел. — Только порядка не стало в людях. Не хотят закон воровской чтить, беспределыцики беспонтовые. На Дроэдеме те, что во всей Галактике в авторитете ходят, для них не указ. Да ты хавай, коск, — о делах потом побазарим. Знаю я, каково это — высунув язык, от взбесившихся братков бегать…
Седой убрал пистолет в кобуру под мешковатой курткой. Жмых, подумав, положил гранату в карман видавшего виды пиджака. В случае чего, достать недолго.
— Нет ли у вас чего-нибудь вегетарианского? — подал голос Лукас.
— Ишь ты какой, — нахмурился Седой. — Видать, не очень голоден.
— Нет, что вы, я очень проголодался.
— Раз проголодался, жри, что дают. Мы на астероидах и крыс дохлых жрали, когда в осаде сидели.
— Это у Бетельгейзе? — заинтересовался Жмых. — Пятнадцать лет назад? Я тогда как раз в приюте околачивался… По стерео мы передачи смотрели. И в бунт играли. Мочили воспитателей подушками и швабрами иногда…
— Точно. У Бетельгейзе, — старый коск усмехнулся.
— Так ты авторитетный человек! Слышал, всех, кто тогда утек, в авторитеты объявили. Что ж ты не в трехэтажном особняке сидишь, а с лохмоухим в лесу кантуешься?
— Карта так легла, — ответил Седой. — А на Гнунка баллоны не кати. Он кореш верный, в деле проверенный.
— Глухонемой?! — с пониманием поинтересовался Лукас.
— Почему глухонемой? Молчаливый просто. Не любит рот без дела раскрывать.
— Боится, муха залетит? — расплылся в улыбке Жмых.
— Раскрывает его, только когда ест, — сообщил Седой. — И погоняло у него соответствующее — Молчаливый.
— По-таргарийски Гнунк и есть Молчаливый, — сообщил Лукас. — Я знаю.
Таргариец вдруг взволновался, резко поднялся и оказался не только толстым, но и очень высоким. Жмых вжал голову в плечи. Такого громадного таргарийца ему видеть пока не приходилось. Только драки сейчас и не хватало! И надо же ему было привязаться к здоровенному корешу Седого?! Кто же знал, что бывают такие здоровые лохмоухие таргарийцы.
Глеб стал прикидывать, как будет валить громилу. Для начала, наверное, заедет ему ногой в пах, а потом можно долбануть кулаками по ушам, если получится. Но таргариец не стал ни на кого бросаться. Он полез в ящик, порылся в нем, выбрал одну из банок и бросил лемурийцу.
— Зеленый горошек! — обрадовался Лукас, разглядывая этикетку. — Видишь, Глеб Эдуард, как полезно знать хотя бы несколько слов на чужом языке!
— Полезно, — кивнул Жмых. — Я по-таргарийски тоже пару слов знаю. — И гаркнул: — Пушкон нуса кварт.
Таргариец обернулся, уставился на него обратившимися в узкие щелки глазками. Ноздри широкого носа раздувались. Над переносицей прорисовалась глубокая морщина.
— Эй, я не хотел тебя обидеть! — испугался Глеб. — Просто решил продемонстрировать, что тоже пару слов по-таргарийски знаю. Думал, может, и мне горошек перепадет. Нет? Не перепадет? Ну и не надо…
Здоровяк некоторое время разглядывал Жмыха с самым свирепым видом, потом отвернулся.
— Что ты сказал? — заинтересовался Лукас. — Я хоть и учил языки, эти таргарийские слова слышу впервые.
— Это страшное ругательство, — сообщил Глеб, — дословно означает что-то вроде того: «Чтобы у тебя шерсть на ушах колосилась». Да, вот так…
— Интересно, — заметил Лукас. — Пушкон нуса кварт. Кажется, запомнил.
— Думаешь, пригодится, когда в следующий раз встретим Накнака?
— Не исключено.
— О чем вы там шепчетесь? — окликнул гостей авторитетный коск. — Вас, ребята, что, в детстве не учили, что нехорошо шептаться по углам, когда вы находитесь в обществе взрослых? Я ведь могу и обидеться.А если Седой обижается, это обычно плохо кончается. Жрите давайте. И лучше всего молча.
