— Она что, тоже лемурийка? — бесцеремонно спросил Жмых.
— Да. Конечно. Мне нравятся некоторые земные девушки, я могу посвятить им строфу-другую, но в же лемурийки прекраснее.
— Ага. Кошки облезлые, — бросил в сторону! Жмых. — Ни кожи, ни рожи, и фигуры, как у подрос ков.
— Извините, не расслышал вас, — шевельнул ушами лемуриец.
— Я говорю: к слову о девушках, надо еще позвонить. На Процион. Я и собирался звонить на Процион, но вспомнил, что моего звонка очень ждет один друг.
— Звоните, — скорбно вздохнул поэт. Опасаясь оставлять за спиной безумного лемурийца, который к тому же раскусил его хитрость, Жмых постоянно оглядываясь, набрал двадцатидвухзначнь номер. В наушнике щелкнуло, и томный голос проговорил с придыханием:
— Алло!
Изображение на экране по какой-то причине не появилось. То ли со связью случились перебои, то ли Софочка не хотела, чтобы ее видели без макияжа. Женщины к видеофону всегда относились с презрением, предпочитая голосовую связь.
— Соф-и-иик, — постаравшись изобразить максимальную нежность, позвал Жмых.
— Это ты, Глебчик, дорогой? «Узнала», — самодовольно подумал Жмых.
— Ну а кто еще? Я, конечно.
— Ты где? На Проционе?
— Пока нет. Но скоро буду. И упаду в твои объятья, Софик.
— Ты при деньга-а-ах? — протянула она.
«Вот ведь, — подумал Глеб, — только деньги ее и интересуют. А сколько я на нее, дуру жадную, спустил прошлый раз?»
— Не волнуйся, не на мели, — соврал Глеб. — Все просто отлично. Только соскучился очень. Ты же меня знаешь. — Так приезжай скорее, — голос у Софочки стал медовым, — ты же знаешь, я всегда тебя жду. — Обязательно приеду, — пообещал Жмых. — Слушай, Софа, я решил с тобой не расставаться. Делаю, тебе предложение. Официальное. Кольцо вручу лично. При встрече.
На другом конце линии на несколько секунд воцарилось молчание.
— Правда?
— А то?!
«Могу и жениться, — отстраненно подумал Глеб. — На месяц стану семейным. Надо же где-то перекантоваться. Даже фамилию ее возьму. Чем чаще меняешь фамилию на законных основаниях, тем лучше. А как же ее фамилия? Цуккермейстнер, кажется. Хорошая фамилия».
— У меня тепло и уютно, — проворковала Софочка, — когда тебя ждать, котик?
— Кто там? — вдруг зазвучал в трубке грубый мужской голос.
— Ой, — вскрикнула Софочка.
— Это еще что такое?! — проговорил Глеб. — Кто там у тебя?
Поэт— лемуриец ахнул и принялся сочувственно трясти головой, словно козел, ворвавшийся в огород, полный тугих капустных кочанов.
— Я спрашиваю, кто там?! — зазвучал снова грубый голос. — А ну ты, гадюка, включи-ка мне изображение на минутку. Чтобы я знал, кому всадить нож сердце!
— Нет, — крикнула Софочка, — я люблю тебя Друмда! И тебя, конечно, Глеб! Приезжай, я согласна.
Связь оборвалась.
— Та-а-ак, — протянул Глеб и грохнул трубку на рычаги. — Друмда, значит! Ну и имечко у этого типа или фамилия? Такую фамилию я бы себе не взял…
Визит на Процион откладывался. Мало ли что Софочка согласна. Можно, конечно, полететь, посмотреть, что там за Друмда с грубым голосом. Но разборки с любовниками Софочки — а они сплошь воры убийцы — сейчас совсем ни к чему. Только зря потратил деньги…
— Извините, — приблизился лемуриец, — я опять случайно услышал ваш разговор и хочу сказать: не расстраивайтесь так! — Он положил руку на плечо Глеба. — Нет, в самом деле, любовь стоит того, что ней говорят величайшие поэты прошлого. Она стоит величайших жертв, которые ей приносят. Но мне хотелось бы, чтобы вы поняли. С крахом любви не завершается жизнь. Вы наверняка встретите девушку прекрасную во всех отношениях. Ту, что со временем разделит ваши чувства, завладеет вашим сердцем. По этому поводу у меня есть пара строк. Не желаете послушать?…
— Нет! — ответил Глеб со всей возможной мягкостью, хотя тирада поэта-лемурийца вызвала у нег серьезное раздражение. Он осторожно освободился о лежащей у него на плече ладони. — Может быть, другой раз.
— Но ведь другого раза может и не быть.
«Оно и к лучшему», — подумал Жмых, а вслух сказал:
— Ты не против, лохматый, если я сделаю еще один звонок?
— Вы так сильно ее любили? — поинтересовался поэт.
— Возможно, — уклончиво ответил Глеб, повернулся и принялся выстукивать новый номер. Поэт все время оставался в его поле зрения. Кто знает, чего ждать от лемурийца? Что может вызвать его гнев? Напрасно он брякнул это в высшей степени неудачное обращение — «лохматый». Но лемуриец и правда даже не заросший, а именно лохматый! А взгляд на бледном лице так и пылает.
Жмых ласково улыбнулся лемурийцу и подумал, что, если разгорится конфликт, надо сразу его вырубать. Поискал кругом тяжелое и решил, что ударит его в лоб трубкой.
На сей раз экран просветлел. На нем обрисовался изящный дамский силуэт. Суровая брюнетка сжимала в тонких пальцах бокал с вином. Левая рука, украшенная тяжелым золотым браслетом, лежала на подлокотнике кресла. Длинные ногти брюнетки отливали темно-алым, словно она только что потрошила голыми руками тушу дикого зверя.
— Мари, — выдохнул Глеб, — давно не виделись.
— Давно, — согласилась Мари, разглядывая собеседника с неодобрением. — Пожалуй, это и к лучшему? Где это ты? Похоже, в космопорте?
— Вроде того, — откликнулся Жмых. — Представь себе, приехал, чтобы вылететь к тебе сей же час. Как ты на это смотришь?
— Когда мы виделись последний раз, ты оставил меня без копейки.
— Мне нужны были хоть какие-то деньги на первое время, — заметил Глеб, — к тому же я собирался при первой же возможности все тебе компенсировать.
— Ну-ну, — ответила Мари, — давно вышел?
— Ты и про это знаешь.
— Лучше не появляйся здесь, Глеб. Я в тебе разочаровалась. А когда я в ком-то разочаровываюсь…
Глеб даже отстранился от экрана видеофона.
— Напрасно ты так, крошка! Я ведь тебя люблю. И хотел тебе сделать предложение.
— Простите, — вмешался лемуриец.
— Чего тебе?! — огрызнулся Глеб.
— Это еще кто? — заинтересовалась Мари.
— Никто, — ответил Глеб. — Так ты ждешь мен или нет? Я хочу тебя! Хочу взять тебя замуж.
— Ваше поведение аморально, — сообщил поэт перебивая Глеба, — сначала вы звоните одной даме затем другой. Предлагаете обоим руку и сердце. А между тем чувства требуют…
— Да пошел ты, — взорвался Глеб, забыв, с кем имеет дело, — пошел со своими чувствами к черту! За ткнись, сволочь косоглазая!
— Ну, почему же. Пусть говорит. — процедил Мари, — это очень интересно. Значит, сначала он звонил одной, потом другой. И я — на втором месте. Интересно, а третий номер у тебя тоже припасен? Низкий негодяй!
— Ничего я не низкий. На пять сантиметров выпи тебя, хотя ты — та еще дылда!
— А та, первая, что же, не захотела тебя видеть? — мстительно спросила Мари. — Промахнулся? Но
