зверя. Но я уверен, что все кончится благополучно. Ваши люди, наверное, уже взялись за дело. Правда, Стирнер?
— Нет. Если вы постигли основные идеи индивидуального мютюэлизма, то должны понимать, что каждый человек — это отдельная и цельная сущность, отвечающая только за себя. Что бы с ней ни делал Зеннор, к другим это отношения не имеет.
— Вот и Зеннор так считает.
— В таком случае, он ошибается.
Я взвыл и вырвал из чуба клок волос. Что за чертовщина?
— Посмотрим на это под другим углом. Если вы не спасете заложников, то их смерть будет на вашей совести.
— Зато, поддавшись на провокацию Зеннора, я тем самым покажу, что мои действия зависят от его воли, и тогда — конец индивидуальному мютюэлизму. Нет, мы выбираем пассивное сопротивление. Никто не сможет запугать нас или подчинить себе…
— Но сможет убить.
— Да, — мрачно кивнул он. — Если Зеннор будет стоять на своем, некоторые из нас погибнут. Но смерть — это тоже самозащита. Можно ли заставить человека работать, убив его?
— Я понял идею, но не скажу, что она мне по душе, — надо найти менее болезненный выход. Чего от вас требует Зеннор?
— Слишком многого, — ответил Мортон. — Сначала он хотел, чтобы мы возобновили снабжение электроэнергией здания, занятого военными. Потом ему понадобились регулярные поставки продовольствия. За это он обещал отпустить заложников.
— Это невыносимо, — вздохнул доктор Лум. — Ничего они не получат, поскольку ничего не хотят дать взамен за электроэнергию. То же касается и продовольствия. Рынки пусты, так как фермеры перестали возить в город продукты.
— Но чем же тогда питаются горожане? — удивился я.
— Сами ходят на фермы. Город опустел почти на треть.
— Как опустел? Куда девались жители?
— Куда пожелали, — он улыбнулся, глядя на мою изумленную физиономию. — Я вижу, вы совершенно не представляете, как действует наша экономика. Попробую объяснить это на простейшем примере. Возьмем фермера. Он производит сельскохозяйственную продукцию, обеспечивая себя всем необходимым.
— Так уж и всем? — усомнился я. — А если ему потребуются новые башмаки?
— Он пойдет к башмачнику и выменяет обувь на еду.
— Бартер! — воскликнул Мортон. — Самая примитивная экономическая система. Но для современного технологического общества она не приемлема. — Он запнулся, обводя взглядом комнату. Стирнер снова улыбнулся.
— Разумеется, неприемлема. Но индивидуальный мютюэлизм не сводится к бартеру. Индивидуум добровольно объединяется с другими индивидуумами для производства промышленных изделий, скажем, строительства домов. За каждый час работы он получает вирр.
— Что получает?
— Трудочас. За вирр он может получить определенные товары и услуги.
— Короче говоря, вирры — это деньги, — заключил Мортон. — А деньги — это капитализм. Значит, ваше общество — капиталистическое.
— Боюсь, что нет. Индивидуальный мютюэлизм — это не капитализм, не коммунизм, не социализм, не вегетарианизм и даже не жуткий монетаризм, погубивший множество технологических цивилизаций. Я знаком с этими терминами по трудам Марка Четвертого. Физически вирр не существует, в отличие от редких металлов или морских раковин. Его нельзя вложить в дело, и с него нельзя получить прибыль. В этом — главное отличие вирра от валюты. Поэтому у нас нет банков — в них нечего вкладывать.
В голове у меня все перепуталось.
— Минуточку, минуточку. Я видел на улице автомобили. На какие средства они приобретены?
— Денег не нужно, — мягко ответил Стирнер. — Если вам понадобится автомобиль, идите к тем, кто их производит. Пока будете пользоваться — будете платить, вернее, перестанете платить. Главный принцип индивидуального мютюэлизма: каждому — по потребности, от каждого — по способностям для общего блага.
— Нельзя ли пояснить? — Я налил себе вина и залпом осушил бокал, надеясь, что спиртное прочистит мозги.
— С удовольствием. Когда-то я читал — и дрожал от негодования! — о философии под названием «трудовая этика». Дескать, индивидуум обязан трудиться в поте лица, чтобы добывать элементарные средства к существованию. По мере совершенствования технологий все больше людей вытесняется из производства машинами. Удел безработных — быть брошенными на произвол судьбы, голодать и подвергаться гонениям, как преступники. Зато обладатели капитала, если они его будут увеличивать, как утверждала эта лицемерная доктрина, не обязаны трудиться. Достаточно, если они будут увеличивать капиталы и присматривать за нищими. Ужасно? Ужасно. Иное дело — мютюэлизм. Чем больше всего производится — тем богаче общество, тем выше стоимость вирра.
До меня начало доходить.
— Еще один вопрос. Если стоимость вирра растет, то за ту же зарплату индивидуум может работать меньше?
— Именно так.
— Значит, сорокачетырехчасовая рабочая неделя становится не нужна. Сколько часов индивидуум должен работать, чтобы не помереть с голоду?
— Два часа в неделю обеспечат ему скромный кров, еду и одежду.
— Я хочу здесь поселиться, — тихо сказал Мортон.
Я понимающе кивнул — и замер, чтобы не спугнуть заскочившую в голову идею. Цап! Я ухватил ее за хвост. Неплохо. Стоит попробовать. Но попозже, сначала надо позаботиться о заложниках.
— Скоро рассвет. Мне очень понравилась ваша лекция, Стирнер, большое спасибо. Теперь я знаю об индивидуальном мютюэлизме немного больше, чем прежде. Во всяком случае, достаточно, чтобы сформулировать вопрос: как вы поступаете в чрезвычайных обстоятельствах? В случае наводнения, например, или прорыва плотины? Иными словами — в случае катастрофы, угрожающей не индивидууму, а коллективу.
Доктор шагнул вперед и поднял указательный палец.
— Хороший вопрос! Великолепный вопрос! — Он взял с полки толстый том.
— Ответ на него — здесь. Марк Четвертый учел эту ситуацию. Вот что он пишет: «…Пассивное сопротивление — ваше единственное оружие. Но ни в коем случае не насилие. Но пока вы создаете самое ненасильственное государство, индивидуумы, считающие насилие нормой, будут применять его по отношению к вам. Запомните: мертвые не принесут пользы обществу, исповедующему индивидуальный мютюэлизм. Пока не пришел день полного освобождения, вы должны сосуществовать с другими. Вы можете покинуть их, но они могут пойти за вами и навязать вам свое присутствие. В этом случае вы и вам подобные должны относиться к исходящему от них насилию, как к стихийному бедствию, например, извержению вулкана или урагану. Интеллигентный человек не станет обсуждать с раскаленной лавой вопросы этики, а отойдет подальше; не будет читать мораль ветру, а найдет укрытие от него».
Захлопнув книгу, доктор Лум снова торжественно поднял палец.
— Мы спасены! Марк Четвертый предвидел наше несчастье и оставил необходимые наставления!
— Действительно, — с энтузиазмом подхватил Стирнер. — Пойду, передам всем остальным.
Он выскочил за дверь. Я только рот раскрыл, проводив его взглядом. То, что вертелось у меня на языке, высказал Мортон:
— Что-то не пойму, к чему клонит этот ваш Марк Четвертый?
— Марк Четвертый — сама ясность, — назидательно ответил доктор Лум. — И мудрость! Не подчинившись Зеннору, мы обречем себя на смерть. Поэтому мы подчинимся — и уйдем.
