высоты, на которую поднимался Толман, расширяла его горизонт наблюдения на многие мили, что придавало северянам столь необходимую им уверенность. Однако для того, чтобы Толман мог рассказать о том, что он видит, никто не сумел выдумать другого способа, кроме цветных флажков: белый означал любой парус, синий — землю, красный — опасность. Особенно опасность, исходящую от красных галер с их греческим огнем. На этот раз флажок был красным.
Моряки на лебедке, не дожидаясь приказа, уже выбирали трос. Нет необходимости опускать Толмана до самого низа, тогда после доклада он легко сможет снова набрать высоту. Мальчик завис в каких-то пятнадцати футах над палубой «Победителя Фафнира», поддерживаемый довольно сильным, заставляющим брать на парусе рифы, ветром, в дыхании которого чувствовалось приближение холодов.
— Галеры! — крикнул Толман.
— Где?
— В гавани. Длинный ряд галер, с внутренней стороны правого мола. Пришвартованы.
— Сколько пришвартованных?
— Все.
Шеф взмахнул рукой, моряки стали стравливать трос, и Толман снова взмыл на свою наблюдательную точку. Шеф оглянулся, определил расстояние до волноломов, которые отмечали вход в гавань Остию. «Две мили, — решил он. — Судя по лагу Ордлава, мы делаем семь узлов. Хватит ли противнику времени, чтобы сесть на весла, разжечь топки и выйти в море нам навстречу? Если, допустим, все их моряки были уже на борту и они увидели нас в тот же самый миг, что и мы их? Похоже, что не успеют». Шеф посмотрел на Хагбарта и Ордлава, ждущих приказа на палубе флагмана, на Хардреда на «Ваде», идущем в пятидесяти ярдах с наветренной стороны во главе второй колонны, и решительно показал на вход в гавань. Красные галеры однажды захватили его врасплох в открытом море. Теперь пора поменяться ролями.
Развивая под парусами полный ход, корабли выстроились в боевым порядке. Катапультоносцы во главе, так близко друг к другу, как только возможно, а легкие суда слева от них, с наветренной стороны. Если Шеф просчитался и враги встретят их огненным ливнем, тогда хотя бы викинги успеют развернуться и отступить. Впрочем, катапульты северян должны сделать свое дело на дальних подступах.
— Спускайте Толмана, — приказал Шеф, как только перед ними открылся вход в гавань. Толман по-прежнему уверенно указывал вправо, избавляя Шефа от тревог по поводу внезапной вражеской атаки с неожиданного направления. Квикка на передней катапультной площадке приник к прицелу, доворачивая катапульту при каждом рысканье судна, удерживая направление на оконечность волнолома. Что происходит внутри гавани? А вдруг навстречу им уже направляется галера? Если так, она будет потоплена за считанные мгновенья. Но огонь она может метнуть раньше. Когда волнолом достаточно приблизился, чтобы до него можно было добросить камнем, Шеф со своего места у рулевого весла перешел на нос, к передней катапульте. Если их ждет огонь, король должен встретить его первым.
Когда нос «Победителя Фафнира» сунулся в пятидесятиярдовый проем между волноломами, Шеф увидел, что Квикка резко махнул рукой.
Стреляющий дернул за спусковой шнур, шатун — как всегда, слишком быстро для глаза — ударил, праща на его конце взметнулась, словно раскрученная бесноватым. Шеф услышал треск дерева, нескончаемые несколько мгновений ждал, пока флагман пройдет между волноломами и станут видны их внутренние стороны. Облегчение пришло как глоток холодной воды.
Ближайшая галера стояла в тридцати ярдах, все еще пришвартованная за нос и корму. На борту были люди, навстречу северянам полетели стрелы, вонзившиеся в борта, а одна — в щит, который поспешно выставили перед Шефом. Но не видно дыма, не слышно шума работающей машины. Греков застали врасплох.
Первая галера, несмотря на швартовы, уже тонула — снаряд разнес ей форштевень и киль. Шеф торопливо пробежал на корму, указал на следующую галеру и велел Озмоду подождать с выстрелом, пока перед ним не откроется вся внутренность гавани. Корабль за кораблем флот Пути вошел в гавань, выстраиваясь в длинную изогнутую линию с «Победителем Фафнира» и «Вадой» во главе, и обрушил град камней на галеры, стоявшие вдоль мола словно мишени, неспособные даже достать противника из своих слабых луков.
Шеф предоставил своим людям упражняться в стрельбе, пока все галеры не превратились в щепки, их передние и задние части болтались на швартовах, но посередине оставались только плавающие обломки, да поблескивали медные котлы. Сопротивления противник не оказал. Шеф заметил нескольких убегающих людей — на удивление, мало, подумал он.
Единственным, кто сумел хоть чем-то помешать, оказался не кто иной, как Стеффи, — он неотступно теребил короля за руку, умоляя прекратить канонаду и позволить ему высадить на берег своих людей, чтобы захватить греческие машины и топливные баки. Шеф рассеянно отмахивался от него, как телка от овода. Он начал подозревать, что галеры были просто оставлены на стоянке без экипажей. Но нельзя идти на риск, чтобы удовлетворить любопытство Стеффи.
Наконец Шеф вскинул обе ладони, приказывая прекратить стрельбу, и повернулся к Ордлаву.
— Мы причалим к стенке вон там, где свободно. По четыре судна в ряд.
Начнем выгружать людей и амуницию. Ну что тебе, Стеффи?
Глаза Стеффи были полны настоящих слез, он взмолился:
— Только двадцать человек, государь, двадцать человек на то время, что займет швартовка и выгрузка. Это все, чего я прошу. Галеры затонули, но, может быть, мы сумеем что-то спасти. Один полный бак с горючим, не разбитый камнями, — это все, что мне нужно.
Шефу вспомнилось, как у стен Йорка он сам подобным образом умолял Бранда дать ему двадцать человек, чтобы заняться катапультой, узнать, как она работает. Тогда Бранд отказал ему, велел вместе со всеми идти громить и грабить город. Сейчас грабить было нечего, но в этот раз сам Шеф оказался нелюбопытным, думающим лишь о собственных целях.
— Двадцать человек, — разрешил он. — Но они должны быть готовы выступить вместе со всеми.
Рядом с ним стоял Фарман, с глазами широко раскрытыми и немигающими, словно вдалеке он видел нечто.
— Ты возьмешь с собой всех людей? — спросил Фарман.
— Я, разумеется, оставлю на кораблях охрану.
— Тогда я тоже останусь здесь, — сказал провидец. — Воинов у тебя достаточно.
Не время спорить или выспрашивать. Шеф кивнул и занялся проблемами высадки на берег. Сопротивляться в гавани было некому, в ней, кажется, вообще не осталось людей. Несколько находившихся при кораблях греков сбежали. Шеф снял с одной руки золотые браслеты, оценивающе повертел их и, взяв с собой в качестве телохранителей Квикку и трех арбалетчиков, направился к ближайшей кучке лачуг в порту. От жадности языки наверняка развяжутся. Впрочем, ему не так уж много нужно узнать. Он в Остии, а в пятнадцати милях отсюда Рим. Прийти, взять город, убить английского папу.
Даже за попытку сделать это на него обрушится император, и их долгий спор будет решен. Странное дело, но Шеф не мог представить себе, что властительный Бруно будет побежден. Возможно, он уже, как говорят англичане, оцепенел, почуял на себе тенета приближающейся смерти. Он шагал к хижинам, помахивая золотыми браслетами с воткнутой в них в знак мира веточкой.
Римский император получил известие о разгроме флота греческих союзников, находясь в Риме, который к тому времени тоже немало пострадал от его гнева. Поднимающийся ветер развеивал дым, клубами струящийся в небо за Капитолийским холмом. На улицах валялись непогребенные тела:
римские бездельники и плебеи не смогли оказать серьезного сопротивления тяжеловооруженным войскам императора. У них были дубинки, булыжники и баррикады из опрокинутых телег, они пытались отстоять своего папу от чужеземного ставленника и заплатили за это кровавую цену. Ни Ватикан, ни сам город ничего не добились от императора, присягнувшего защищать их.
«Поживем — увидим», — подумал Бруно.
— Не унывай, парень, — обратился он к греческому адмиралу Георгиосу, увидев его ошеломленное
