— Может быть, не совсем с ним, — сказал Риг.
— В любом случае, Локи, — вмешался Велунд. — Безжильный, изобретатель крыльев, — его настоящее семя не из тела. Его сыновья — это рабы, ставшие свободными. Стальных дел мастер Удд и моряк Ордлав. Воздушных дел мастер Квикка, который теперь носит мой амулет.
Косоглазый Стеффи, который носит твой знак. Ты должен быть ему благодарен, Локи. Ты освободился и стал сильнее и станешь еще сильнее, но ты бы так и безумствовал внизу от змеиного яда, если бы он не дал людям повод поверить в тебя.
— Все равно не будет сыновей Шефа, Шефингов, как были сыновья Скволда, Скволдунги, — сказал Один.
Риг ничего не сказал, но Хеймдалль услышал его мысль, и умирающий человек тоже услышал ее. 'Ваши Скволдунги проиграли, когда умер Сигурд, — подумал Риг. — Мой сын направил мир по дороге Шефингов. Не по дороге мира и не по дороге войны, но по такой дороге, где наши сыновья и дочери будут свободны в своем выборе, смогут делать себе богов по своему подобию.
Будут сами выбирать меж добром и злом'.
«Может быть, у Велунда найдется для меня место в кузнице, — подумал Шеф, не обращая внимания на беззвучную мысль Рига. — Там мне будет лучше, чем в лисьих норах отца моего Рига».
Видение исчезло. Шеф снова вернулся в мир палящего зноя и мучений.
Солнце больше не светило в лицо, оно поднялось высоко над головой, но жгло даже через шапку побелевших волос. «Дадут ли они мне воды? — подумал Шеф. Римские солдаты дали воду Иисусу, я это видел. И что же с Белоснежным Христом? Я не верю в него, но теперь он должен быть моим врагом».
На следующий раз к нему пришел его бывший король, король Восточной Англии Эдмунд. Десять лет назад летней ночью они вместе ждали смерти.
Король окончил жизнь раньше него, умер от ножа и долота И вара, сделавшего ему «кровавого орла». Он пришел к Шефу, когда тот тоже мучился от боли, лишившись своего правого глаза; ему тогда казалось, что он висит на Хлитскьяльфе, приколоченный сквозь глазницу, как сейчас он на самом деле приколочен за лодыжки и запястья. Но куда ушел король? Он сражался и умер за христианскую веру, даже под пытками отказался от нее отречься. Если Белоснежный Христос мог спасти кого-то, то уж, наверное, короля Эдмунда ?
Король больше не держал в руках свой позвоночник. Казалось, он смотрит вниз откуда-то издалека, из места гораздо дальше Хлитскьяльфа, откуда боги Асгарда с таким интересом следят за делами людей. У короля и великомученика Эдмунда были теперь другие интересы. Он ушел куда-то дальше.
— В начале было Слово, — сказал он, и слова его падали как крыльчатки ясеня на ветру. — И Слово было у Бога . -Голос его изменился. — Но Слово не было Богом. Слово создали люди. Библия, Заветы, Талмуд, Тора, hadith, Коран, комментарии. Все они созданы людьми. И это люди превратили свои творения в Слово Божье.
— Труд больше, чем простые слова, — мысленно ответил Шеф, вспомнив английскую пословицу.
— Это верно. И поэтому ты можешь быть прощен. Из-за того, что ты сделал, слова могут умереть, потерять свою значительность, ту значительность, в которой отказывали их авторам, простым смертным. Та значительность, которая проистекает от веры, — она может остаться.
Те, кто хочет верить в христианское Спасение, в мусульманский Шариат, в Закон иудеев, по- прежнему свободны в своем выборе. Но они не могут заявлять, что их слова священны и неизменны.
Любое толкование может быть оспорено. Ты доказал это своему другу Торвину. Твоя подруга Сван- дис доказала это тебе. В Слове есть истина, но не единственная истина.
— Могу я верить твоим словам ? — попытался Шеф заговорить с тающей фигурой. — Есть ли истина в моих видениях?
— Спроси Фармана, — донесся голос короля на высокой удаляющейся ноте.
— Спроси Фармана.
«Фарман около кораблей, — подумал Шеф. — Около воды. Есть ли здесь вода?» Солнце уже светило ему в скулу. Он попытался крикнуть охраняющим его рыцарям, попросить дать ему пить или дать ему умереть, но вместо голоса вырвался только хрип, как воронье карканье. Рыцари разговаривали, они не слышали его.
— Если он в этот раз их не разобьет, они разобьют его.
— Он их разобьет.
— Итальянцы собираются, чтобы защищать своего антипапу.
Лающий смех.
— Итальяшки!
— Говорят, люди видели арабский флот...
— Греки его потопят. Где же твоя вера?
Молчание. Сомневающийся голос произнес:
— Хотел бы я, чтобы мы сражались вместе с императором.
— Мы здесь, чтобы охранять Грааль. И этого еретика.
— От кого? — буркнул сомневающийся.
Шеф знал, что теперь он близок к смерти, и жажда перестала его мучить.
Чего он хочет? В последний раз увидеть Годиву? Нет, ей предстоит счастливая жизнь и счастливая смерть, она так же далека от него, как король Эдмунд. Тогда, может быть, он хочет увидеть ребенка, который был бы у них со Свандис? Если ребенок родится, с такой матерью его нет нужды защищать.
Он хотел бы, чтобы он не ударил тогда Квикку. Он хотел бы снова увидеть Дом Мудрости и все, что Удд успел придумать за еще одно мирное лето.
Он увидел не Дом Мудрости, а главу его, Фарма-на, жреца Фрейра.
Странно. Шефу доводилось встречать в видениях других знакомых людей, но только один человек видел его, отвечал ему, словно в самом деле был там, и этим человеком был Фарман -в видении кузницы богов. И сейчас Фарман снова появился, настойчиво его расспрашивал.
— Где ты ?
— Я не знаю. Где-то в саду.
— Рим от тебя на востоке, — сказал Фарман. — Акведук на юге.
Посмотри на тени.
Шеф открыл глаз, посмотрел на тень от дерева, на котором он висел, сейчас уже довольно длинную. Будь у него костяшки на проволоке, он мог бы сосчитать, мог бы сосчитать...
— Этого достаточно. Этого достаточно.
Нога Шефа соскользнула с крошечной перекладины, приделанной не из жалости, а для того, чтобы продлить мучения. Вес его тела переместился на запястья и на больную ногу. На этот раз боль не заставила его очнуться, она милосердно опустила его ниже всех уровней сознания.
Глава 19
Император собирал оставшиеся у него войска у подножия лестницы, от которой его недавно эвакуировали. На этот раз противники не делали попыток обмануть друг друга или застать врасплох. Это было похоже на игру, в которую любят играть солдаты. Два человека садятся напротив друг друга за столом, сцепляются руками, и каждый старается положить руку противника на стол. Соревнование на силу, а в случае равных по силе соперников — соревнование на силу воли. Если солдаты играют достаточно
