– Дядюшка? Он что, брат Алессандро?
– Ох нет. На самом деле он дядя Алессандро и донны Марии.
Как будто на звук своего имени снова появилась хозяйка дома. Если она и сменила свой туалет на вечернюю модель, то только взгляд специалиста мог бы уловить разницу, поэтому на шее появилась золотая цепь, а в волосах – гребень, усыпанный бриллиантами, чтобы особо подчеркнуть торжественную официальность туалета.
– Не обращайте внимания на дядюшку, синьор Темплер, – сказала она с деланной улыбкой, запоминавшей оскал скелета. – Он плохо слышит и еще хуже соображает, но ему приятно быть вместе с нами. Если вы допили свой аперитив, можем идти ужинать.
Она первой вошла в дом, в обширный, слабо освещенный холл, из которого резная деревянная лестница вела куда-то в темноту, и Саймон бы не удивился, вылети оттуда нетопыри. Джина отодвинула с дороги кресло, и Святой взялся ей помогать, надеясь встретиться с ней взглядом. Столовая была таким же пристанищем духов, что и холл. Освещенная только пламенем свечей, бросавших блики на темные портреты предков, сердито взиравших со стен, она выглядела так же мрачно.
– Надеюсь, что вы извините бедность нашего меню, – сказала Джина. – У нас не бывает гостей, и кухарка умеет готовить только простые деревенские блюда. Я уверена, что к ним вы не приучены.
– Для разнообразия это будет только приятно.
Его оптимизм не был безосновательным. Домашняя кухня в некоторых частях света ассоциируется с едой, на скорую руку приготовленной из консервов или полуфабрикатов, но в Италии она все еще остается домашней в традиционном смысле этого слова, здесь даже существуют рестораны с вывеской 'казалинга', где можно отведать простую пищу высокого класса. Но настоящую, подлинную кухню здесь приберегают для дома, для родных я близких, и иностранец, редко бывает принят в этом узком кругу.
Гостиную освещали три тусклые лампочки, так что в ней было не светлее, чем в столовой. Массивная и неудобная мебель, барокко неопределенных эпох, была обита тем же выцветшим бархатом, что пошел и на тяжелые шторы. Донна Мария вошла с пыльной бутылкой, за ней служанка на подносе несла кофе.
– Будьте любезны, откройте, синьор Темплер. Я уверена, что вы лучше управитесь, чем мы, женщины.
Саймон орудовал штопором ловко, осторожно, но его не покидала мысль, что эту работу поручили ему только для того, чтобы успокоить его подозрения. Как он имел возможность убедиться, эту бутылку, покрытую многолетней паутиной, было еще труднее подвергнуть каким-либо мошенническим манипуляциям, чем бутылку джина, которую он пил перед обедом. Сквозь слой пыли, покрывавший драную этикетку, он с уважением разобрал название фирмы 'Жюль Робей' и щедро наполнил напитком все бокалы, появившиеся из какой-то темной ниши, не исключая бокала дядюшки, в котором вдруг проснулись человеческие черты, пока он подслеповато разглядывал бутылку.
– Салют! – сказал Саймон, постаравшись убедиться, что все остальные пьют, до того, как пригубить самому.
Коньяк был превосходным; он, видимо, лежал в погребе со смерти отца Джины, и непохоже было, чтобы кто-то сумел влить туда что-нибудь усыпляющее или ядовитое.
Ведь внезапное гостеприимство было не чем иным, как игрой в затяжку времени, чтобы Аль Дестамио успел собрать команду головорезов, выслать их в семейную резиденцию и похитить Святого или аккуратно убрать его. Сам не понимая почему, он убедил себя, что Джина тут ни при чем. Снова взглянул на ее смеющееся лицо, светившееся нечаянной радостью пребывания в таком обществе, в которое ее раньше явно не допускали, и решил не пожалеть усилий, чтобы выяснить, как далеко могла продвинуться их взаимная симпатия.
– Я предвкушаю завтрашние впечатления, даже если мне придется воспользоваться услугами наемного гида, – сказал он, обращаясь к донне Марии. – Но теперь, когда мы уже немного познакомились, может быть, вы измените решение и позволите Джине сопровождать меня?
Сторонний наблюдатель, не посвященный в ситуацию, мог бы вообразить, что донна Мария пытается незаметно проглотить лягушку, нечаянно попавшую ей в рот с глотком бренди.
– Возможно, я была не права, – наконец выдавила она. – Поскольку вы такой близкий друг Аля, у меня нет никаких возражений. Что вас больше всего интересует?
Завязалась дискуссия на тему сицилийских достопримечательностей, на этот раз без участия Джины, чьи глаза увлажнились, а губы задрожали то ли от восторга, то ли из-за опасения, как бы ее вмешательство в разговор не привело к очередной перемене решения тетушки.
Бокал Саймона наполнили снова, на этот раз бесцеремонно отказав старичку, который, разомлев от первой порции, жалобно тянул руку за следующей. Потом уже не было причин оставаться, разве что спросить хозяйку дома, нет ли у нее свободной комнаты для ночлега.
– Значит, до завтра, Джина, – сказал Саймон, вставая из-за стола. – Я непременно расскажу Алессандро, как вы были добры ко мне.
Последнее замечание, помянувшее тирана, правившего этим домом, вызвало неожиданную реакцию дядюшки, который явно не привык к таким сантиментам.
– Ах, Алессандро, – проскрипел он, как будто невидимый рубильник привел в действие дряхлые механизмы его мозга. – Я ему говорил, я его предупреждал. Говорил ему, чтобы не ездил в Рим.
– Уже поздно, дядюшка, тебе давно пора в постель, – торопливо прервала его донна Мари крутанула каталку так резко, что голова старика дернулась, как шарик на веревочке. На лающий окрик прибежала служанка и быстро укатила кресло с его бормочущим содержимым.
– Буона нотте[13], синьор, – сказала донна Мария с еще одной судорогой усталых лицевых мышц, походившей на гримасу кота сицилийско-чеширской породы, и впечатление от этой улыбки сохранялось и после того, как за ней закрылись входные двери.
Небольшое пространство до ворот Саймон пересек с нервами, натянутыми как струны, его взгляд и слух напряженно анализировали все вокруг. Но ни звука шагов, ни движения, выдающего присутствие наемных убийц, ни выстрела, ни свиста пули. Распахнув настежь калитку, он ринулся вперед кошачьими прыжками, которые должны были обмануть потенциальных нападавших, но нападения не последовало. Над холмами вставала полная луна, освещая пустынную дорогу, на которой стоял только его автомобиль, стоял на том же месте, где он его оставил, а единственным долетавшим звуком был настойчивый писк комаров. Охваченный каким-то странным чувством, он обернулся, закрыл калитку и направился к автомобилю, на всякий случай обходя его по широкой дуге со стороны дороги, но и там никого не было.
Значит, его задержали не для того, чтобы выиграть время и организовать нападение?
Но тут заговорил инстинкт человека, привыкшего защищать свою жизнь собственными силами, и рефлексы, натренированные в подобных ситуациях, не дали усыпить бдительность кажущейся безопасностью обстановки. Они подсказывали, что опасность была даже сильнее, чем обычно, и надо было отыскать противоречие, вызванное несходством впечатлений и интуиции.
Садясь за руль, он уже вставил было ключ зажигания, но когда снова поднял голову и бросил взгляд вперед, собираясь запустить мотор, на сверкающей поверхности капота вдруг заметил пятно, совершенно не гармонировавшее с заботливо отполированным лаком. В лунном свете отчетливо выделялся отпечаток замасленной ладони.
4
Саймон как можно осторожнее вынул ключ, вылез из машины и остановился у капота, чтобы осмотреть его вблизи. Ему показалось, что жирный след исчез. Наклонился, почти коснувшись лицом металла, взглянул в сторону радиатора, и в свете луны снова показалась грязная полоса.
Волосы зашевелились на его голове, когда он представил себе, как близок был к тому, чтобы пропустить этот след. Выйди он на несколько минут раньше или позднее, лунный свет падал бы под другим углом и не сделал бы видимым отпечаток руки. Не настройся он на предельное внимание, и не заметил бы ничего. Тут он вспомнил, с какой заботой хозяин мастерской вытирал капот после демонстрации ему
