– Отличный отсюда вид. Счастливчик. Пол подошел и встал рядом; пальцами пробежал по ее позвоночнику.
– Только подумай о том, сколько безумств и сколько веселых вечеринок сегодня произойдет.
– Я на них никогда не хожу. Люблю тихие спокойные вечера. Бог мой, только представлю себе все эти переодевания, носорожьи физиономии, колпаки...
– И песенка типа “Старое Местечко Сайн” и всеобщие поцелуйчики...
– Ну, на последнее я лично согласна. Ирен искоса посмотрела на него снизу вверх, потом рассмеялась, и Пол притянул ее к себе и поцеловал, почувствовав, как ее рот раскрывается, и губы тянутся к нему навстречу.
Они стояли некоторое время обнявшись, она потерлась щекой о его плечо. Но все также смотрела в окно. Несколько приглушенный его рубашкой голос Ирен достиг его ушей:
– Смотри, сколько там внизу и там наверху огней и пойми, что из них всего лишь один – твой. Тебе не становится от этого несколько неуютно?
– Нет. А разве должно? – Безликость была его защитной реакцией.
– Ты хорошо контролируешь свое “я”. Это мне в тебе очень нравится. Хотя И не только это. Он хитро и искоса взглянул ей в лицо.
– Что же еще?
– Ну уж нет. Не собираюсь преувеличивать твои выдающиеся качества, Пол. – Зачем давать тебе патроны, которые ты сможешь использовать против меня? – Сделав резкий пируэт, Ирен выскользнула из его рук и с интересом прошлась по комнате, останавливаясь то тут, то там: нависла над фотографией Пола с Сэмом Крейцером, стоящей на полке, разглядела крошечную литографию Пикассо на шелковом экране, небольшую коллекцию пластинок между полками: Бетховен в исполнении Герберта фон Караяна, “Суингл Систерз”, “Пи. Ди. Ку-”, Бах, Лист, Питер Ниро, ЭлХерт.
– В этой крохотной юбчонке ты выглядишь одновременно и шикарной и. совсем маленькой девочкой.
– Конечно, сейчас этот наряд совсем не по сезону, но мне показалось, что в такой день можно слегка и пофривольничать. – Однако комплимент Пола, хоть и слегка неуклюжий, был ей явно приятен.
В неясных мечтаниях Полу было крайне просто представить себе, как Ирен устраивает из любой холостяцкой халупы уютно-безмятежный “дом”. Он вновь наполнил их стаканы, чувствуя себя несколько развинченно.
Она повела его на кухню.
– Ничего не скажешь, красивое у тебя личико. Как это тебя угораздило так порезаться?
– Не до конца завинтил крышку в бритве. Поглупел, что ли. Ну и хорошим мясницким взмахом исполосовал себя и только потом догадался, что болтается вверх-вниз.
– Придется купить тебе бритву со сменными лезвиями.
– Я уже этим утром купил. – Вообще-то он всегда пользовался бритвой со сменными ножами, но все-таки не поленился купить новую, а старую выкинуть. Поэтому как только она войдет в ванную, тут же увидит в корзине для мусора только что вскрытую коробку. “Все это мелочи, детали, – думал Пол, – но тебе необходимо сосредоточиться на них, и, ничего, не забывать и делать все предельно тщательно”.
– А это еще что за фиговина?
– Пресс для мусора.
– Ничего себе. В этой квартирке у тебя все современные приспособления. Мойка для посуды, пресс... Может, есть еще и самоочистительная духовка?
– Я заказал саморасстилающуюся постель. – И самопылесосящийся ковер. Как там в каком-то рассказе у Брэдбери... – Она взяла свой стакан с хайболлом и вернулась в гостиную. – Каковы твои благие намерения на Новый Год?
– Пока не знаю. А твои?
– Разве ты не заметил? Да я за весь вечер еще ни одной сигареты не выкурила. – Ирен с поспешностью наркомана, вводящего дополнительную дозу, комично накинулась на свою выпивку. – Поэтому от никотинового голода несколько свихнулась.
– Надо, чтобы стало еще худее, тогда потом будет лучше.
– А ты был когда-нибудь курильщиком?
– Очень, очень давно. И бросил еще до того, как министерство здравоохранения принялось грозить всем бедой.
– Черт побери, ты просто омерзительно добродетелен. Не куришь, ешь и пьешь умеренно. Тебе просто не от чего отказываться.
– Я было хотел отказаться от сексуальной жизни...
– Боже праведный. Это еще зачем?
– Чтобы ты смогла меня отговорить от этой глупости.
– И что, неужели пришлось бы очень уж напирать?
– Не очень.
– Так я и думала.
– Турнепсы, – сказал он победным тоном.
– Чего?
– Откажусь от турнепсов.
– Ты же ненавидишь любую репу.
– Совершенно верно.
– Гаденыш. Ты меня совершенно не жалеешь. Ты только взгляни на меня. Вся трясусь, глаза слезятся. Меня перекручивает от страшных болей. Я полная и окончательная развалина с десятитонной обезьяной, сидящей у меня на спине. А ты хочешь отказаться от репы.
– А как насчет брюссельской капусты?
– Убить бы тебя.
– Не стоит.
Глава 26
Она лежала на правом боку, положив кулачки под щеку. Пол встал медленно и тихо, не хотел ее будить; пошел, шаркая шлепанцами по полу, на кухню и приготовил себе английский кофе по вкусу – теплый, с молоком.
За окном, на фоне необычного глубокого неба постепенно проявлялся город, все ярче вырисовывались здания Лупа, очерченные восходящим солнцем. Чикаго походил на гигантскую очень четкую и резкую фотографию.
Интересно, сколько выпивох погибло этой ночью от ножа или пули?
Пол прошел к входной двери, открыл ее и обнаружил на коврике свежую утреннюю газету, потом вновь закрылся на два замка. Кофе начал закипать; он развернул газету на столе.
Внезапно Пол услышал, как струя душа бьет по стеклу, и улыбнулся. Затем прикрутил огонь под кастрюлькой с молоком.
Его внимание приковал заголовок:
