— Может быть, и нет. Дагориан уложил трех солдат. Десяти было бы многовато даже и для меня.
— Я тоже так думаю. Отсюда вытекает другое: допустим, я изменю будущее и спасу своего друга, но это может способствовать возвращению демонов.
— А если все будет как раз наоборот? Ты пытался когда-нибудь изменить то, что показывали тебе твои видения?
— Да. Однажды я увидел, как лошади задавили ребенка возле некой гостиницы. Я знал эту гостиницу и знал, что это должно случиться ближе к вечеру. Я отправился на ту улицу и стал ждать. Ребенок, девочка, появилась на второй день, и я поговорил с ней. Просил ее никогда не перебегать дорогу перед повозками. Я ходил туда каждый день, целую неделю. Однажды, когда девочка бежала ко мне, из-за угла выехала повозка. Я закричал, девочка остановилась, и повозка проехала мимо.
— Вот видишь — значит, будущее можно изменить к лучшему.
— Я тоже думал, что справился со своей задачей, но наследующий день девочка попала под другую повозку и погибла. Однако это еще не самое худшее. Она тогда бежала встречать
— Все это очень сложно, — согласился Антикас. — Хорошо, что у меня не бывает видений. Но к одному выводу я все-таки пришел. Повелитель демонов хочет принести младенца в жертву, чтобы осуществить Заклятие. Значит, если дитя умрет до жертвоприношения, Заклятие не осуществится.
— Мне это тоже приходило в голову, — признался Ногуста.
— И какого ты мнения на этот счет?
— Что бы ни уготовила мне судьба, детоубийцей она меня не сделает. Повелитель демонов замышляет зло, и я не верю, что можно воспрепятствовать великому злу, совершив меньшее. Мне выпало защищать младенца, и я исполню эту роль до конца.
— Очень уж узко ты мыслишь. Убить одного ребенка ради спасения всего мира — не столь уж большая цена.
— Дело не в цене. Даже десять тысяч младенцев небыли бы большой ценой за спасение мира. Дело в том, что правильно, а что нет. Возможно, этот мальчик, когда вырастет, станет величайшим из людей — миротворцем, созидателем, пророком, философом. Кто знает, какие чудеса принесет он в мир?
— Скорее уж это будет новый Сканда, тщеславный и заносчивый, — хмыкнул Антикас.
— Итак, ты советуешь убить его, Антикас Кариос?
— Ответь мне прежде вот на что. Если бы видение сказало тебе, что дитя так или иначе попадет в руки повелителя демонов, переменил бы ты свое мнение?
— Нет. Я в любом случае буду защищать его до последней капли крови. Ответь теперь на мой вопрос.
— Я больше не офицер, Ногуста, я обыкновенный человек. Командуешь здесь ты. Пока ты жив, я буду подчиняться твоим приказам — то есть защищать дитя до конца, как и ты.
— А что будет, если ты меня переживешь?
— Тогда я поступлю так, как сам сочту правильным. Устраивает это тебя?
— Вполне.
Антикас улыбнулся и пошел было прочь, но остановился:
— Ты, Ногуста, идеалист, романтик. Меня всегда удивляло, как могут такие люди быть счастливы в нашем испорченном, насквозь корыстном мире.
— Возможно, когда-нибудь ты это поймешь.
Антикас вернулся в лагерь. Коналин чистил лошадей, Зубр ел жаркое, пачкая себе подбородок и без того уже грязный камзол. Аксиана сидела с Ульменетой и Фарис. Ребенок спал на руках у монахини, а королева тем временем подкреплялась.
— Этой пище далеко до дворцовых кушаний, — с поклоном заметил Антикас.
— Тем не менее мы ей рады, — ответила королева. —Спасибо вам за то, что пришли к нам на помощь.
— Для меня честь — служить вашему величеству.
Он отошел, и Ульменета спросила королеву:
— Ты доверяешь ему, дитя?
— Он вентрийский аристократ, — ответила Аксиана так, словно этим все было сказано, и снова взяла сына на руки, осторожно поддерживая головку. Его ручонка выбилась из-под одеяла. — Посмотри, какие у него ноготки — такие крошечные и такие красивые. Как может кто-то желать ему зла?
Ульменета, не отвечая, легла на холодную землю, освободила свой дух и поднялась высоко над деревьями. Здесь пронзительный ветер мог лишь завывать вокруг, точно сердясь на то, что бессилен повредить ей. Ульменета, словно солнечный луч, устремилась на юг, разыскивая креакинов.
Она летела над лесами и долинами, над селеньями и усадьбами, но нигде не могла найти всадников в черных доспехах. Тогда она повернула обратно на север, к каньону и Великой реке. Здесь шагали по трое в ряд вентрийские солдаты, а по флангам следовала кавалерия. Ульменета поспешно удалилась, боясь, что повелитель демонов почует ее.
Наконец, в глубине каньона, она увидела лагерь креакинов.
Боль пронзила ее — чьи-то когти впились в ее астральную плоть. Ульменета призвала священный огонь халигнат. Он вспыхнул вокруг нее, и невидимые когти отпустили ее дух, но она продолжала чувствовать чье-то присутствие.
— Покажись, — приказала она.
За самым кольцом белого огня, пугающе близко, материализовалась фигура мужчины — бледного, с мертвенно-белыми волосами, большими голубыми глазами и тонкогубым жестоким ртом.
— Что нужно тебе от меня? — спросила она.
— Ничего. Мне нужен только ребенок.
— Его ты не получишь.
Он улыбнулся:
— Шестеро моих братьев вернулись в великую пустоту. Ты и твои спутники действовали умело и вели себя мужественно. Я восхищаюсь вами, женщина, но в живых вы не останетесь.
— До сих пор нам это удавалось.
— Потому, что вы успешно спасались бегством — но подумай, куда вы направляетесь теперь. В заброшенный город, стены которого давно разрушились. Это каменная скорлупа, не дающая укрытия. Позади у вас армия, которая прибудет туда завтра к вечеру, и бежать вам некуда.
Ульменета не нашлась что ответить демону, и он продолжал;
— Вы пытаетесь уберечь цветок во время метели и готовы умереть ради этого. Но цветок все равно погибнет. Такова его судьба.
— Нет. Не такова. Ты и твои сородичи имеете великую власть, но до сих пор она мало вам помогала. Ты сам сказал, что шестерых твоих братьев больше нет, и вы, остальные, последуете за ними. Ногуста великий воин. Он убьет тебя.
— Ах да, потомок Эмшараса. Последний в его роду. Старик, усталый и павший духом. Чтобы он победил креакинов и армию Анхарата? Едва ли это возможно.
Ульменета вспомнила, как повелитель демонов, явившись им, сказал Ногусте: «Ты похож на него. Последний из его помета».
— А не находишь ли ты странным, — с улыбкой сказала она креакину, — что потомок Эмшараса находится здесь, с нами, и борется с вами, как боролся его предок? Не тревожит ли это тебя? Не чувствуешь ли ты в этом руку судьбы?
— Это в самом деле странно, — признал он, — но на исход дела не повлияет. Он не чародей, и вся его сила проистекает от талисмана, который он носит. Эта сила способна отводить чары, но меча не отведет.
— Вы служите злу и потому не можете победить.
— Злу? — искренне удивился он. — Почему вы, люди, всегда говорите о зле как о чем-то, существующем отдельно от вас? Разве ваш домашний скот считает вас злом из-за того, что вы употребляете
