раз и навсегда. Вы здесь находитесь в качестве заложников, чтобы ваши отцы вели себя как следует. Более того: во время своего пребывания здесь вы станете просвещенными людьми, то есть обучитесь хорошим манерам и правилам поведения. Вас научат читать, вести дискуссию, думать. Вы будете изучать поэзию и литературу, математику и картографию. Кроме того, вы освоите военную науку: стратегию, снабжение и командное мастерство. Короче, вы станете кадетами, а затем офицерами великой Готирской армии. — Воин обратился к двум офицерам, которые привели к нему мальчиков: — Можете идти и смыть с себя дорожную пыль, а я скажу этим... кадетам еще несколько слов.
Как только за офицерами закрылась дверь, воин стал прямо перед мальчиками, возвышаясь над Окаи.
— Итак, навозные обезьяны, вы только что выслушали официальное напутствие Бодакасской Академии. Меня зовут Гарган, владетель Ларнесса, и почти все свои шрамы я вынес из сражений с вашим подлым родом. Всю свою жизнь я убивал надирскую сволочь. Вас ничему нельзя научить, ибо вы не люди; это все равно что учить собак играть на флейте. Этот замысел родился в пошатнувшемся уме дряхлого старца, и когда он умрет, его глупость умрет вместе с ним. Но пока сей благословенный день не настал, трудитесь усердно: тупых и ленивых ждет плеть. Теперь ступайте вниз — там вас встретит кадет и проводит к квартирмейстеру, который выдаст вам одежду и сапоги.
... Талисман вернулся к настоящему, услышав, как подошла Зусаи, открыл глаза и улыбнулся ей.
— Сегодня нам придется ехать с осторожностью. Твой дед сказал мне, что в этих местах бродит шайка нотасов, называющих себя Спинорубами. Хочу избежать встречи с ними, если удастся.
— А вы не знаете, почему их так зовут?
— Полагаю, что филантропия — не их отличительная черта.
— Филантропия? Что же это за надир, знающий такие слова?
— Я собака, которая играет на флейте, — ответил он, затягивая подпругу своего коня и садясь верхом.
Они ехали все утро, а в полдень остановились в балке — дать отдых лошадям и перекусить холодным мясом и сыром. Они не заметили никаких всадников, но Талисман нашел свежие следы — лошадиный навоз еще не высох.
— Трое воинов, — сказал он. — Едут впереди нас.
— Весьма огорчительно. Но, быть может, это просто путники?
— Возможно, но маловероятно. Они не везут с собой припасов и не стараются скрыть следы. Будем избегать их, насколько это в наших силах.
— У меня есть два метательных ножа, господин, — скромно призналась Зусаи, — по одному в каждом сапоге. Я умею с ними обращаться. Впрочем, я не сомневаюсь, — поспешно добавила она, — что такому, как вы, воину не составит труда убить трех нотасов.
— Я подумаю над тем, что ты сказала, хотя надеюсь все же, что мы обойдемся без кровопролития. Попробую поговорить с ними. Не хочу убивать надиров, кем бы они ни были.
Зусаи поклонилась:
— Уверена, мой господин, что ваш план будет хорош во всех отношениях.
Талисман откупорил флягу и отпил глоток, прополоскав рот теплой водой. Согласно карте Чорин-Цу, до ближайшего источника ехать еще полдня на восток. Талисман намеревался разбить лагерь там, но теперь ему подумалось, что нотасы скорее всего хотят того же. Он передал флягу Зусаи и подождал, пока она попьет. Потом смочил тряпицу и протер коням ноздри от пыли и песка.
— Я принимаю твое предложение, — сказал он, присев на корточки перед Зусаи. — Но давай договоримся: ты метнешь нож только по моей команде. Ты бросаешь с правой руки? — Она кивнула. — Значит, твоей мишенью будет крайний слева. Если мы встретим нотасов, доставай нож сразу, но незаметно. Я назову твое имя — это и будет сигналом.
— Я поняла, господин.
— Надо нам обсудить еще одно. Чиадзийская вежливость вошла в пословицу и хорошо подходит к миру шелковых подушек, больших библиотек и тысячелетней цивилизации. Здесь ничего этого нет. Забудь о том, что мы — опекун и подопечная. Мы только что составили план сражения — мы с тобой два воина, путешествующие по враждебной земле. И мне хотелось бы, чтобы ты обращалась со мной не столь официально.
— Вы не хотите, чтобы я называла вас господином?
Талисман посмотрел ей в глаза, и у него пересохло во рту.
— Прибереги это обращение для своего мужа, Зусаи. А меня зови просто — Талисман.
— Как скажете... Талисман.
Полуденное солнце палило степь, и кони, понурив головы, трусили к далеким горам. Местность казалась плоской и безлюдной, но Талисман знал, что здесь полно балок и оврагов. Трое нотасов могли затаиться где угодно. Сощурившись, он оглядывал сожженную зноем землю, но ничего не видел и ехал дальше с саблей наголо.
Горкай был убийцей и вором — обыкновенно именно в таком порядке. Солнце жгло, но ни одной капли пота не выступило на плоском лице нотаса. Оба его спутника носили широкополые соломенные шляпы, но Горкай, поджидая очередную жертву, даже не думал о жаре. Вором он стал не по своей охоте. Когда-то он мечтал иметь собственное козье стадо и табунок коней, зачатых от буйных жеребцов с северных перевалов. Мечтал о том дне, когда сможет завести себе вторую жену, хотя не имел пока и первой. А в самых тайных своих мечтах даже видел себя в совете старейшин. Все эти мечты рассеялись как дым, оставив в памяти горький вкус.
Теперь он был нотасом — не имеющим племени.
Он сидел на солнцепеке и смотрел в степь, не мечтая больше ни о чем. Та безносая шлюха в становище потребует с него какой-нибудь безделушки, прежде чем допустить до своих прелестей.
— Думаешь, они свернули с дороги? — спросил Баски, присев рядом с ним. Стреноженные кони стояли внизу, в балке, а люди прятались за кустами сийиса.
— Нет, просто они едут медленно — берегут лошадей.
— Нападем на них, когда появятся?
— По-твоему, с ним так легко будет управиться?
Баски сплюнул и пожал плечами:
— Он один, а нас трое.
— Трое? Дьюнга можешь не считать.
— Дьюнгу уже доводилось убивать — я сам видел.
— Согласен, он убийца — но мы будем иметь дело с воином.
— Ты его еще и в глаза не видел, Горкай, почем ты знаешь?
— Не нужно разбираться в птицах, чтобы знать: ястреб — охотник, а голубь — его добыча. Хищника видно по когтям, по загнутому клюву, по мощным крыльям. То же и с людьми. Наш — осмотрителен, он избегает мест, где можно устроить засаду, — значит понимает толк в военном деле. Однако он продолжает свой путь, хоть и знает, что едет по враждебной земле. Значит, он человек мужественный и уверен в себе. Спешить некуда, Баски. Сначала последим за ним, потом убьем.
— Склоняюсь перед твоей мудростью, Горкай.
Сзади послышался шорох: Дьюнг лез к ним по склону.
— Тихо! — прошипел Горкай. — Не поднимай пыли.
Толстая рожа Дьюнга приобрела надутый вид.
— Издали все равно ничего не видно. Кудахчешь, как старая баба.
Горкай отвернулся, не видя нужды в дальнейшем разговоре. Дьюнг глуп от рождения — втолковать ему что-либо просто невозможно.
Всадников еще не было видно, и Горкай позволил себе отвлечься. Когда-то его считали подающим надежды, имеющим виды на будущее. Теперь эти дни подернулись пылью минувшего. Первое время после изгнания он винил во всем свою злосчастную судьбу, но теперь, оглядываясь назад, с запозданием
