— Почему Тебе хочется, чтобы я командовала Твоими Рыбословшами?
— Ты — женщина из рода Атридесов, изобретательная и способная на независимое мышление. Ты можешь быть правдивой просто ради правды, как ты ее понимаешь. Ты была выведена и воспитана для того, чтобы командовать что означает свободу от зависимости.
Ветер крутил вокруг них песок и пыль, пока она взвешивала его слова. — А если я соглашусь, Ты спасешь меня?
— Нет.
Она была настолько уверена в противоположном ответе, что ей понадобилось довольно много времени, прежде чем она осознала это единственное слово. В это время ветер слегка утих, открыв через дюны перспективу на остатки Хабаньянского хребта. Воздух внезапно наполнился тем холодом, который так же похищает влагу из плоти, как это делает самое жаркое солнце. Частью сознания Лито отметил, что это неполадки в контроле погоды.
— Нет?
Она была и озадачена, и возмущена.
— Я не заключаю сделок на жизнь и смерть с людьми, которым должен доверять.
Она медленно покачала головой, так и не отрывая взгляда от его лица. — Что Тебя заставит меня спасти?
— Меня ничто не заставит это сделать. Почему ты думаешь, что я могу сделать для тебя то, что ты не можешь сделать для меня? Это не путь о взаимозависимости.
Ее плечи поникли.
— Если я не могу заключить с тобой сделку или заставить тебя…
— Значит, ты должна выбрать что-то другое.
«До чего чудесно наблюдать взрывообразный рост сознания», подумал он: настолько ясно отражался этот процесс на выразительном лице Сионы. Впившись в его лицо полыхающим взором, она словно пыталась до конца постичь его мысли. В ее приглушенном голосе зазвучала новая сила.
— Ты бы мне все о себе поведал — даже о каждой слабости?
— Как бы ты поступил с тем, что я дал тебе в открытую, не заставляя выкрадывать?
Жесткий утренний свет лежал на ее лице.
— Я ничего тебе не обещаю!
— А я и не требую.
— Но Ты дашь мне… воду, если я попрошу?
— Не просто воду.
Она кивнула.
— Я — из рода Атридесов. Перед Рыбословшами не скрывали, опасность спайса грозившую Атридесам, особую генетическую уязвимость этого рода. Сиона знает и откуда берется спайс, и что он может с ней сделать.
Преподаватели Школ Рыбословш никогда не подводили Лито и небольшие добавки меланжа в сухой паек Сионы уже сделали свое дело.
— Эти маленькие завивающиеся отворотики по сторонам моего лица, сказал он. — Легонько пощекочи пальцем один из них, и он выделит капли влаги, насыщенной эссенцией спайса.
Он увидел понимание в ее глазах. В ней заговорила та память, что на сознательном уровне стала бы жизнями-памятями производной многих поколений, через которые чуткая восприимчивость Атридесов все увеличивалась и увеличивалась.
Даже требовательность жажды Сионы не могла ее перебороть.
Чтобы облегчить ей миновать кризис, он рассказал ей о детях Свободных, охотившихся за песчаной форелью на краю оазиса и высасывавших ее влагу, мгновенно восстанавливающую силы. — Но я — из рода Атридесов, повторила она.
— Устная История повествует об этом правдиво, — сказал он. — Значит, я могу от этого умереть. — Таково испытание. — Ты сделаешь из меня настоящую Свободную!
— Как еще ты сумеешь научить своих потомков выживанию в пустыне, когда меня не станет?
Она отстегнула маску, ее лицо оказалось на расстоянии ладони от его лица. Потом она протянула палец и коснулась одного из завиточков, окаймлявшей его лицо рясы.
— Легонько пощекочи, — проговорил он.
Не его голосу повиновалась ее рука — чему-то, говорившему внутри нее самой. Движения ее пальцев были точными, находящими отклик в памятях Лито — теми, что передаются из поколения к поколению… сохраняя все навыки, всю правду и ложь жизни. Он немного развернулся и искоса поглядел на ее лицо, такое близкое. На краю завиточка начали появляться бледно-голубые капли. Потянуло густым запахом корицы, Сиона наклонилась к каплям. Он увидел поры ее носа, движения ее впитывающего влагу языка.
Вскоре она отошла — не вполне насытясь, но руководствуясь осторожностью и подозрительностью — совсем как это бывало с Монео. «Каков отец — такова и дочь».
— Через сколько времени он начнет действовать? — спросила она. — Он уже действует.
— Я имею ввиду…
— Через минуту или около того.
— Я ничего Тебе за это не должна!
— Я и не потребую никакой платы.
Она застегнула защитную маску на своем лице.
Он увидел, как в ее глазах появилась молочная поволока отрешенности. Не спрашивая разрешения, она похлопала по его переднему сегменту, требуя, чтобы он изогнул свою плоть теплым ГАМАКОМ. Он повиновался. Она устроилась на плавном изгибе. Если он до предела скашивал глаза вниз, ему было ее видно. Глаза Сионы оставались открытыми, но больше она не видела этой местности. Она резко дернулась и затрепетала, как маленькое умирающее животное, он знал этот опыт, но не мог ни на йоту его изменить. Жизни-памяти предков не войдут в ее сознание, но навечно останутся с ней ясность зрения, слуха, обоняния, запахи механизмов-охотников, запахи крови и внутренностей, люди, хоронящиеся в песке, зарывающиеся в песок с единственной мыслью, что нет им спасения… и непрестанно надвигается эта механическая охота… все ближе, и ближе и ближе… все громче и громче! Всюду ищет Сиона, везде натыкается на одно и то же. Нигде ни единой лазейки. Он ощутил, как жизнь отливает от нее.
«Сражайся с тьмой, Сиона!» — именно так всегда поступают Атридесы. Они сражаются за жизнь. И она сейчас сражается за жизнь — не только свою, но и других. Он ощущал, однако, как тускнеет ее сознание… ужасный отток жизненной силы. Она погружается все глубже и глубже во тьму, намного глубже, чем кто-либо когда-либо. Он стал мягко ее покачивать убаюкивающим движением переднего сегмента. Это или тонкая жаркая нить решимости, или все вместе, взяло верх. Вскоре после полудня ее тело затрепетало, как будто переходя из транса в естественный сон. Лишь порой затрудненный выдох вырывался эхом ее видений. Лито, убаюкивающе мягко, ее покачивал.
Сможет ли она вообще вернуться из таких глубин? Он ощущал в ней живые реакции, успокаивавшие ее. В ней есть сила!
Она пробудилась к концу дня, сразу угодив в охватившую все вокруг мертвую тишь. Ритм ее дыхания сменился, ее глаза резко открылись. Она поглядела на него, затем выскользнула из своего ГАМАКА, и, встав спиной к Лито, простояла почти час в безмолвных размышлениях.
В свое время Монео поступил точно так же. Новая модель поведения в этих новых Атридесах. Некоторые из предыдущих напускались на него с высокопарными речами. Другие пятились от него, спотыкались и смотрели в глаза, заставляя его следовать за ними, корчились, с трудом ползли через КАМЕШКИ. Некоторые из них опускались на корточки и смотрели в землю. Никто из них не поворачивался к нему спиной. Лито находил возникновение этой новой реакции обнадеживающей приметой.
— Ты только-только начинаешь получать понятие о том, сколь велика моя семья, — сказал он.
Она обернулась, крепко поджав губы, но не отвечая на его пристальный взгляд. Хотя, ему было видно, она принимает осознание, которое лишь очень немногие люди могли вместить в себя так, как приняла его она… его уникальную множественно-единую личность, делавшую все человечество его семьей.
