Он постарался поднять руку и коснуться волос, но руки ему не подчинялись. Затем он припомнил, что его волосы выбелены. Кто это сделал? Старуха. Его волосы больше не были шапочкой темных колечек.
И герцог Лито смотрел на него в дверном проходе обеденного зала на Келадане.
— Сейчас мы поедим, — сказал герцог. Это был королевский приказ, но высокомерия не чувствовалось, поскольку его устраняла слабая улыбка, как бы говорящая: «Кто-то же должен это сказать».
«Что происходит с моим умом??
Он припомнил, как идет за Тормса к тому месту, где, как сказал Тормса, их будет ждать не- корабль.
Это было большое здание, возвышавшееся в ночи. Вокруг главного здания разбросаны пристройки поменьше. Они, вроде бы, заселены, из них слышались голоса и звуки работающих машин. Ни одного лица не появилось в узких окошках. Ни одна дверь не открывалась. Данкан уловил запах пищи, когда они проходили мимо самой большой из пристроек. Это напомнило ему, что они ели только сушеные полоски какой-то кожистой штуковины, которую Тормса называл «походной пищей».
Они вошли в темное здание.
Вспыхнул ослепительный свет. Из глаз Тормсы брызнула кровь. Темнота.
Данкан поглядел на лицо женщины. Он и прежде видел лицо, подобное этому: единичный трайд, вынутый из голографического фильма. Где же это было? Где же он его видел? Почти овальное лицо, чуть расширяющее колбу, отсюда легкая ущербинка в идеальности его изгибов. Она проговорила:
— Меня зовут Мурбелла. Ты этого не запомнишь, но я доверяю тебе мое имя, поскольку помечаю тебя. Я тебя выбрала.
«А я все же тебя помню, Мурбелла.?
Зеленые глаза, широко расставленные под изогнутыми бровями, приковывали взгляд к ним одним, лишь позднее начинаешь разглядывать подбородок и небольшой рот. Рот был полным — из тех губ, которые складываются сердечком, когда хозяйка задумчива.
Зеленые глаза смотрели в его глаза. До чего же холодный взгляд. Какая же сила в Нем. Что-то коснулась его щеки. Он открыл глаза. Значит, это не память! Все это происходит с ним сейчас. Происходит сейчас! Мурбелла! Она сперва была здесь, потом его покинула.
Теперь вернулась. Он припомнил, как проснулся обнаженным на мягкой поверхности… на спальном матраце. Да, его руки узнают этот матрац.
Прямо над ним раздетая Мурбелла, зеленые глаза смотрят на него с жуткой напряженностью. Она коснулась его одновременно во многих местах. Тихое жужжание вырвалось из ее губ.
Он ощутил быструю эрекцию, жесткую до боли.
В нем не было сил сопротивляться. Ее руки двигались по его телу. Ее язык. Жужжание! Ее губы всюду касались его тела. Соски грудей скользнули по его щекам, по его груди. Когда он увидел ее глаза, то в них был продуманный умысел.
Мурбелла вернулась, она опять это делает! Через правое плечо он мельком увидел, широкое плазовое окно — и Лусиллу с Бурзмали позади него. Сон? Бурзмали прижал ладони к плазу. Лусилла стояла со скрещенными руками, на ее лице смешанное выражение ярости и любопытства.
Мурбелла пробормотала в его правое ухо.
— Мои руки — огонь.
Ее тело закрыло лица за плазом. Он ощущал огонь всюду, где только она его касалась.
Пламя резко захлестнуло его ум. Скрытые места внутри его ожили. Он увидел красные капсулы, словно полоску сверкающих колбасок, проносящуюся перед его глазами. Он ощутил горячку, он был поглощен капсулой, возбуждение полыхало в его сознании. Эти капсулы! Он узнал их: это был он сам, это были…
Все Данканы Айдахо, и первоначальный, и все гхолы один за другим возникли в его уме. Они были, как взрывающиеся коробочки семян, отрицающие весь другой жизненный опыт, кроме самих себя. Он увидел, как его сокрушает огромный Червь с человеческим лицом.
«Проклятье тебе, Лито!?
Сокрушает, сокрушает и сокрушает… снова и снова.
«Проклятье тебе, проклятье тебе, проклятье тебе…?
Он погиб под сардаукарским мечом. Боль вспыхнула яркой вспышкой, и вспышку эту поглотила тьма.
Он погиб в катастрофе на топтере. Он умер от ножа убийцы -Рыбословши. Он умирал, умирал и умирал.
Памяти иных жизней затопляли его до тех пор, пока он не стал дивиться, как же он может вместить их все. Сладость новорожденной дочери, которую он держит на своих руках. Мускусный запах страстной супруги. Каскады ароматов славного данианского вина. Упражнения до одышки в гимнастическом зале.
АКСЛОЛЬТНЫЕ ЧАНЫ!
Он припомнил, как раз за разом выходит из них: высокие огни и мягкие механические руки. Эти руки крутят его, и несфокусированным зрением новорожденного он видит огромную гору женской плоти — чудовищную в своей почти неподвижной массивности… лабиринты темных трубок, опутывающие, приковывающие его тело к гигантским металлическим контейнерам.
АКСЛОЛЬТНЫЙ ЧАН?
Он задохнулся, охваченный этими воспоминаниями всех жизней, обрушившихся на него. Все эти жизни! Все эти жизни!
Теперь он припомнил, что тлейлаксанцы вмонтировали в него спящие знания, которые ждали только этого момента соблазнения Геноносительницей Бене Джессерит.
Но это совершила Мурбелла, — а она не Бене Джессерит.
Она, однако, оказалась под рукой, чтобы заработало запрограммированное тлейлаксанцами.
Данкан мягко замурлыкал и коснулся ее, двигаясь с потрясшей Мурабеллу живостью.
ОН НЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ НАСТОЛЬКО ОТЗЫВЧИВ! НЕ ТАКИМ ОБРАЗОМ!
Его правая рука, трепеща, пробежала по губам ее влагалища, в то время как левая рука ласкала основание ее позвоночника, его рот мягко задвигался по ее носу, скользнул к губам, к впадинке ее левой подмышки. И все это время он тихо мурлыкал в ритме, который пульсировал через его тело, поднимаясь и ослабевая…
Она попробовала оттолкнуться от него, но это лишь ускорило его ответные реакции.
«Откуда ему известно, что надо касаться меня именно в этот момент? И именно здесь! И здесь! О, Святая Скала Дура, откуда ему это известно?» Данкан почувствовал, как пухнут ее груди, увидел, как краснеет нос.
Он увидел, что соски ее стали жесткими и стоячими, вокруг них все потемнело. Она застонала и широко раздвинула ноги.
«Помоги мне. Великая Черница!?
Но единственная Великая Черница, о которой Мурбелла могла сейчас подумать, была надежно отгорожена от этой комнаты запертой дверью и барьером из плаза.
Энергия отчаянности затопила Мурбеллу. Она отвечала единственным образом, который ей был известен: касания, ласки, используя все техники, которые так тщательно осваивала за долгие годы своего обучения.
На все, что она делала, Данкан отвечал бешено стимулирующим контрходом.
Мурбелла обнаружила, что больше не может контролировать свои реакции. Она реагировала автоматически, из какого-то колодца знаний, который был глубже всех ее тренировок. Она почувствовала, как сжимаются мускулы ее влагалища, быстрое выделение смазочной жидкости. Когда Данкан вошел в нее, она услышала собственный стон. Ее руки, ноги, ладони, все ее тело двигалось в двух одновременных системах реакций — тренированность до автоматизма и все более и более глубокое осознание других требований.
«Как он это сделал со мной??
По мягким мускулам ее таза прошли волны экстатических сжатий. Она ощутила его одновременный
