Глава седьмая
1. Перед походом
На Стокгольмском рейде корабли эскадры приняли добавочный балласт — чугунные брусья и битый камень сотнями бочек. Когда балласт был уложен, малые грузовые суда стали возить питьевую воду. Лекарь эскадры, попыхивая трубкой, подсыпал в каждую бочку совок извести — чтобы вода не загнила во время длительного похода.
В ахтерлюки матросы сваливали провизию — солонину, масло и уксус в долбленых деревянных бутылях, копченые тощие, жилистые туши овец, кули сушеной рыбы, горох, соль. В брот-камеру, обшитую свежими сосновыми досками, сверху, из люка сыпали жесткие с соломой морские сухари, пахучие солодовые лепешки. В винный трюм спускали на канатах бочки с хлебной водкой — для раздачи на походе королевской чарки. Эконом-содержатель по счету принимал матросские бачки для супа, чугунные котлы, кружки, весы с гирями, черпаки, оловянные блюда, посуду для офицерского стола.
В адмиральский и офицерские погреба буфетчики торопясь ставили в лед устрицы, свежую рыбу, развешивали на деревянные гвозди дичь, вяленые седла козули, кабаньи окорока, уток, гусей, кур. Здесь же корабельные констапели складывали оружие и пороховые запасы, которые могли потребоваться офицерам на случай матросского бунта.
Боцманы, срывая хриплые глотки, командовали укладкой сменных запасных канатов, кабельтовых перлиней, буйрепов, вант-тросов. Под нижней палубой считали запасные комплекты шлюпочных весел, шестов, вымбовок. Нок-тали и гинцы со скрипом спускали в фор-люки кораблей смолу, гарпиус, гвозди. Плотники и конопатчики, повиснув над водою в своих «беседках», в последний раз загоняли в пазы шерсть и паклю, стуча деревянными молотками и распевая песни.
На «Злом медведе» принимали дополнительно артиллерийский припас: фитили, ломы, ганшпуги, прибойники, клинья, блоки. На флагманском корабле «Корона» парусиной обносили загородку между грот— и фор-люками: здесь, где полагалось бы быть лазарету, печально мычали коровы, блеяли овцы, кудахтали куры. На «Справедливом гневе», по приказанию шаутбенахта, меняли пушки средней батарейной палубы. Штурманы эскадры в последний раз перед дальним походом проверяли карты атласа «Зеел», что значит — факел, смотрели флагдук, склянки, лоты, лаги, лини. По особому секретному приказу шаутбенахта корабли должны были иметь английские и датские флаги в запечатанных мешках — впредь до уведомления, как с ними поступить.
Ярл Эрик Юленшерна — флагман эскадры — ежедневно по нескольку раз объезжал на своем вельботе все корабли. Его сопровождали капеллан эскадры, флаг-офицер и два наиболее свирепых профоса — палачи. К полудню, обычно, шаутбенахт менял перчатку на правой руке: тонкая лайка не выдерживала, шаутбенахт бил людей по своей манере — кулаком снизу вверх, в рот, чтобы провинившийся вместе с кровью выплюнул и зубы.
С утреннего барабана до вечерней зари на баках кораблей свистели розги и английские линьки — веревки с узлами, вымоченные в соленой воде. Полумертвых от порки матросов поили водкой и пороли дальше.
Люди выбивались из сил, падали на трапах, на палубах. Шаутбенахт никогда никого не хвалил, ему все не нравилось, с каждым днем он хмурился все больше и наказывал людей все жестче. К концу недели на «Ароматном цветке» матросы, обессилевшие от непосильной работы, потребовали воскресного отдыха. Шаутбенахт велел выпороть каждого третьего, а зачинщика — до смерти. Капеллан эскадры отправился на шлюпке исповедовать и причащать приговоренного.
Совет капитанов эскадры был назначен тайно ночью на «Короне», где ярл Юленшерна держал свой флаг. Капитаны линейных судов, фрегатов и яхт прибывали по одному, без своих офицеров, отвечали вахтенным у трапов условленным паролем и рассаживались в адмиральской каюте с плотно занавешенными окнами. Кают-вахтер в мягких туфлях подавал капитанам раскуренные трубки, кают-юнга наливал желтое ячменное пиво в глиняные кружки. Капитаны, эконом эскадры, капеллан, полковник Джеймс — курили, мочили усы в пивной пене, опасливо прислушивались к тому, как за переборкой, в своей спальне, убранной золочеными кожами, кашляет и отплевывается шаутбенахт Юленшерна. По кашлю было понятно, что флагман недоволен, более того — зол. Приглашенные на совет робели, как мальчишки. Ярл Эрик Юленшерна издавна внушил страх всем, кто когда-либо плавал под королевским флагом — золотой крест на синем поле.
Небольшого роста, сухой, с морщинистым желтым лицом, он вышел из спальни вместе с боем часов, коротко поклонился, сел в зеленое сафьяновое кресло. Бесшумно ступая, кают-вахтер подал ему коньяку, кают-юнга в это же мгновение поставил чашку кофе. Шаутбенахт размешал ложечкой сахар, медленно обвел взглядом лица своих капитанов, опаленные порохом, изрубленные в абордажных боях, дубленные ветром Балтики, Немецкого моря, холодного океана.
Капитаны притихли совсем. Шаутбенахт позвонил в колокольчик, велел флаг-офицеру убрать кают-вахтера и кают-юнгу, поставить возле трапа адмиральских покоев двух солдат с мушкетами, никого не пускать на галерею, что расположена на корме за окнами его каюты. Флаг-офицер ушел. Опять наступило молчание. В тишине было слышно, как посвистывает ветер в море да скрипят якорные канаты в клюзах.
— Я недоволен, — внезапно произнес шаутбенахт.
Капитаны молчали.
— Я крайне недоволен! — тоном выше сказал Юленшерна. — Мы разучились, черт возьми, молчать. Мы стали болтливы, как женщины. Весь Стокгольм от ребенка до старухи знает, что в ближайшие дни экспедиция направится в город Архангельск. Всем известно, что мы ищем шхиперов, знающих фарватер реки Двины. Корабли, которые вооружались в Гетеборге и в Кальмаре, известны не только шведам, но и иностранцам. Известны даже имена капитанов, шхиперов, главных артиллеристов; известно, каковы наши запасы пороха, сколько мы берем с собою ядер; известно наконец, кто командует эскадрой и каково прошлое вашего командующего…
Капитаны качали головами, удивлялись.
— Следует думать, — продолжал шаутбенахт, — что не только в Стокгольме проведали о нашей экспедиции. О ней, несомненно, известно и московитам. Ослом будет тот, кто предполагает, что осведомленность русских пойдет нам на пользу…
— Истинная правда! — вздохнул Уркварт.
— Ваши лицемерные вздохи теперь ничему не помогут! — сказал Юленшерна. — Я собрал вас у себя, дабы предуведомить: экспедиция в Архангельск отменяется. Все, кто принимал участие в ее подготовке, могут получить свои деньги по завтрашний день и идти путем, который подскажет им разум и
