желтый, как золото, и прозрачный, как древесный сок, жемчуг, какого не бывало никогда ни у одного из здешних торговцев?
Да, верно, отвечала она им, пусть они пойдут в форт, там они увидят все это собственными глазами.
По листве тихо зашуршал начавший накрапывать дождь.
Вдруг послышался тоненький писк, словно где-то рядом замяукал котенок. Индейцы расхохотались, увидев изумленные лица Анжелики и Кантора. Довольные тем, что они тоже удивили белых, один из индейцев вытащил из охотничьей сумки, болтавшейся у него на боку, красного голенького младенца и показал им, держа его за ножки. Младенец, которому явно не понравилось такое обращение, надсадно закричал.
И тут, плача, заговорила одна из женщин. Она обращалась к Кантору, потому что заметила, что он понимает по-английски. Кантор перевел:
— Она говорит, что это ее ребенок. Он родился шесть дней назад в лесу…
— Великий Боже! — прошептала Анжелика. — Нужно во что бы то ни стало уговорить индейцев зайти в форт, там несчастные пленники хоть немного передохнут.
Наконец, обещая индейцам все больше и больше жемчуга, табака, пороха для мушкетов и великолепных одеял, они сумели уговорить их.
По дороге, в то время как Кантор помогал идти выбившемуся из сил англичанину, второй рассказал ему их одиссею.
Все они жители небольшого внутреннего поселка, «жители границы», как называют их те, кто живет на берегах реки. Может, слышали, форт Биддефорд, неподалеку от озера Себейго? Там всего около тридцати семей. Но некоторые фермеры, более независимые по характеру, такие, как мистер Уильям, обосновались за палисадом форта. Сам же он, его зовут Филей Догерти, и его сын, юный Самюэль, были наняты на работу Уильямами. И вот на днях, придя утром вместе с сыном в их усадьбу, чтобы приступить к своим обязанностям, и едва открыв дверь дома, они увидели, как из чащи выскочили несколько абенаков, которые, должно быть, спрятались там ночью и ждали подходящего случая, чтобы проникнуть в жилище.
В один миг дикари захватили всех, кто находился в доме, вытаскивали детей прямо из кроваток — вот потому-то они были босы и одеты в одни рубашонки, как, впрочем, и сама миссис Уильям, которая в это время только-только поднялась с постели. Индейцы заграбастали все, что смогли найти из одежды, домашней утвари, провизии, и бегом поволокли всех к лесу. Там они вместе со своими пленниками поскорее углубились в самую чащу. Набег был совершен так молниеносно и так тихо, что ни в поселке за палисадом, ни в форте ничего не могли услышать. И увидеть тоже не могли, ибо в то утро пал такой густой туман, что в десяти шагах не было видно ни зги.
И вот для несчастных пленников начался мучительный переход. Индейцы, озабоченные тем, как бы быстрее подальше отойти от места, где они совершили разбой, торопили свои жертвы, не давая им ни минуты передышки, фермер Уильям, на ногах у которого был только один башмак — он как раз обувался, когда его схватили абенаки, — отдал свои чулки жене, так как она оказалась босой. Понимая, что беременная, совсем на сносях, женщина не выдержит долгого пути в одних чулках, кто-то из индейцев дал ей пару мокасин из кожи американского лося. А Уильям, шедший босиком, сильно поранил себе ногу шипом терновника. На следующий день они добрались до реки Андроскоггин. Индейцы соорудили два плота, и они переправились на другой берег. Теперь, когда они далеко отошли от английских поселений, индейцы согласились идти немного медленнее. Нога Уильяма распухла, приходилось его поддерживать. Потом у миссис Уильям начались схватки…
Голос поденщика Филея Догерти, не умолкая, звучал то громче, то тише, и его сетования напоминали бесконечную молитву, но возможность поведать о своих бедах сострадательным ушам приносила ему несказанное облегчение.
А дождь тем временем усилился, и идти по размокшей глинистой дороге становилось все труднее. Когда показался вдали форт Вапассу и они уже шли вдоль озер, поднялся шквальный ветер, и березы, раскачивая своими верхушками, еще больше поливали их водой.
Наконец Анжелика и ее гости ввалились в теплую залу форта и, в то время как Жоффрей де Пейрак, сразу же оценив обстановку, с почтительностью привечал индейцев, Анжелика смогла посвятить себя их пленникам. Миссис Уильям выкупали и уложили в постель госпожи Жонас. Она вскоре согрелась, и ее белое как мел лицо порозовело. Другая женщина, двухлетнего ребенка которой индейцы бросили в реку, сидела на скамье, вся дрожа. Когда Анжелика хотела увести ее в свою спальню, чтобы дать ей переодеться, так как платье на ней было разодрано, Квандеквиба воспротивился. Согласно обычаю абенаков, тот, кто первый завладеет пленником, считается его господином и хозяином, и пленник отныне должен повиноваться ему, иначе с ним будут обращаться самым жестоким образом. Молодая женщина и ее сын принадлежали Квандеквибе, а он, судя по всему, не обещал быть особенно любезным хозяином.
— Этот Квандеквиба — злая каналья, — шепнула Анжелика Никола Перро, отозвав его в сторонку. — Вы канадец, так попытайтесь же переубедить его, пусть он разрешит мне позаботиться об этой несчастной.
Но Никола Перро проявил к судьбе этих людей, особенно почему-то к женщинам, полное равнодушие, и это возмутило Анжелику. Она не учла, что Никола, хотя он и был очень добрым малым, прежде всего был истинным канадцем и для него еретик-англичанин не принадлежал к числу людей, по отношению к которым должно проявлять заботу. Но, увидев в глазах Анжелики разочарование и даже осуждение, он попытался оправдаться.
— Не подумайте, госпожа графиня, что эти женщины такие уж несчастные. Конечно, может быть, индейцы и обращались с ними не очень ласково, но не беспокойтесь за их честь. Индейцы никогда не насилуют своих пленниц, как это случается в Европе. Они считают, что изнасилованная женщина навлекает на вигвам несчастье. И кроме того, мне кажется, что белые женщины внушают им некоторое отвращение. Если эти англичанки и их дети проявят послушание, ничего страшного с ними не произойдет. А если им повезет и их выкупит какая-нибудь уважаемая монреальская семья, они примут нашу веру, и их души, таким образом, будут спасены. Выходит, этим англичанам предоставляется возможность спастись от ереси.
Он напомнил ей, как много выстрадали канадцы от ирокезов, которые тоже похищали белых, французов, и ужасно истязали их, чего не делают абенаки, союзники французов.
Сделав это небольшое уточнение, он подошел к Квандеквибе и убедил его, что пленнице надо отдохнуть и поесть, иначе, если она умрет в дороге, какая же тогда польза будет ему от этой вылазки за многие сотни лье? Не ради же поношенной одежды и кастрюль ходил он так далеко? Посасывая свою трубку, набитую виргинским табаком, и потому находясь наверху блаженства, Квандеквиба милостиво согласился.
Молодая женщина была сестрой миссис Уильям. Она жила в форте Биддефорд, но как раз в эти дни ее муж уехал на неделю в Портленд, и она воспользовалась его отсутствием, чтобы с малюткой сыном навестить сестру. Что скажет бедняга Джемс Дарвин, ее муж, когда, вернувшись, найдет свой дом пустым? Она не переставая плакала. Анжелика с помощью Эльвиры заставила ее вымыться в парной бане, дала ей белье и сухую одежду, расчесала ей волосы, и та наконец слабо улыбнулась, когда увидела накормленного и согревшегося малыша спящим у своей груди.
Она очень боялась за сына. Малыш всю дорогу громко плакал, и это раздражало индейцев, которые уже дважды чуть не лишили его жизни, желая избавиться от него. Сегодня, если бы не Кантор, они бы это сделали. Она целовала руку Анжелики и все умоляла ее выкупить их. Наконец она уснула рядом со своей сестрой.
Госпожа Жонас пришла посоветоваться с Анжеликой, как быть с мистером Уильямом: ему уже попарили ногу в горячей ванночке, добавив в воду росного ладана и окопника, но что делать дальше? Анжелика сразу же поняла, что только вмешательство ножа может спасти Уильяма от заражения крови. Индейцы с восхищением смотрели, как она твердой рукой орудует маленьким блестящим ножичком, который мэтр Жонас изготовил специально для этой операции.
Индейцы остались довольны приемом, оказанным им в Вапассу. Хозяин Уильяма поблагодарил Анжелику за то, что она даровала его пленнику возможность идти самому.
