спустя послышался рев д'Эскренвиля:
— Тебе понравилось, что она с характером! Что ж, получил теперь? Уже моим людям нельзя позабавиться с бабами на собственном корабле!..
Взбешенный, он подбежал к каюте Анжелики.
— Вы что, отказываетесь есть?
— А вы полагаете, что ваши сатурналии возбуждают аппетит?
Страшно худая, вся взъерошенная Анжелика в своем свободно болтающемся корсаже выглядела упирающейся девчонкой-подростком. Губы пирата чуть раздвинулись в подобии улыбки.
— Ладно! Я уже приказал перестать. Но и вам следует пойти навстречу. Мадам дю Плесси-Белльер, вы окажете мне честь поужинать вместе со мной на мостике?
Глава 13
Вокруг низкого столика были уложены подушки. Принесли круглые серебряные миски с густой простоквашей, в которой плавали кусочки мяса, завернутые в виноградные листья. Яркие зеленые, красные и желтые блюдечки с соусами — луковым, перечным и шафранным — расцвечивали стол.
— Попробуйте долму, — Корьяно положил кушанье в тарелку Анжелики. — Если она вам не понравится, то принесут рыбу.
Предводитель пиратов насмешливо посматривал на своего помощника.
— Тебе идет роль кормилицы. Видно, ты для этого родился!
Корьяно обиженно промычал:
— Надо же кому-нибудь исправлять ошибки. Еще хорошо, что она не умерла. А если опять начнет болеть, то конца этому не будет.
Теперь обиделся маркиз:
— Чего ты еще от меня хочешь? Я позволяю ей важничать, чуть не с поклонами приглашаю обедать, все кругом на цыпочках ходят. Мои люди должны вести себя, как певчие в церкви, и ложиться спать в восемь часов вечера…
Анжелика рассмеялась.
Оба корсара уставились на нее, разинув рот.
— Она смеется!.. — волосатая физиономия Корьяно просияла.
— Мадонна! Если она так будет смеяться на рынке, мы возьмем за нее лишних две тысячи пиастров.
— Идиот! — презрительно бросил д'Эскренвиль. — Много ты знал таких, кто смеялся на рынке? А этой такое вовсе не пойдет. Нам повезет, если она хоть будет вести себя спокойно. Почему вы смеетесь, красавица?
— Не могу же я постоянно плакать.
Наступившая тишина и синева этого вечернего неба действовали на нее успокаивающе. В легкой дымке, словно сказочное видение, уходил назад островок с храмом, посеребренным лучами всходящей луны. Маркиз проследил за ее взглядом и сказал:
— У Аполлона было когда-то шесть храмов. На этом острове ежедневно танцевали в честь красоты.
— А теперь тут вашими стараниями воцарился ужас.
— Не сентиментальничайте. Надо же как-то использовать этих выродившихся греков.
— И что же, так полезно отрывать детей от матерей?
— Иначе им суждено погибнуть в этих бесплодных краях.
— А несчастные бессильные старики, которых тоже втащили на ваш корабль?
— Тут дело другое. Я забираю их, чтобы оказать им услугу.
— В самом деле? — иронически усмехнулась она.
— Ну конечно! Вообразите, на острове Хиос существует такая традиция: жители, которым исполнилось шестьдесят лет, должны отравиться либо уехать отсюда. В этом углу Греции стариков не любят. — Он сардонически улыбался. — Вам еще многое придется узнать о Средиземноморье, прекрасная дама.
Раб принес кальян, турецкий курительный прибор с сосудом воды и трубкой. Маркиз закурил трубку и откинулся назад.
— Посмотрите на небо, покрытое облаками. Завтра на заре мы отплывем на Кьюрос. Там, под лаврами и розами, лежит спящий бог Марс. Жители еще не успели растолочь его на известку. Я каждый раз хожу посмотреть на него. А вы любите статуи?
— Да. Король украсил ими свои сады в Версале…
Из ночной тьмы опять выплыл хиосский храм. Казалось, он висит в небе. Анжелика тихо сказала:
— Боги умерли.
— Но не богини. — Маркиз д'Эскренвиль разглядывал ее прищуренными глазами. — Этот костюм, можно сказать, вам идет. Обещает приятные сюрпризы и позволяет догадываться о том, что скрывает.
Анжелика сделала вид, что не слышит, и наклонилась над тарелкой. Ее желудок давно уже требовал пищи, а вкус простокваши не был неприятен.
— Далеко мы от Кандии?
— Не слишком. Мы бы уже были там, если бы этот чертов аптекарь не отвлек меня своими речами и не заставил терять время, таскаясь от острова к острову. Когда его нет рядом, мне хочется раздавить его, как клопа. Но он приходит, хватает меня за пуговицу и начинает внушать, что он добудет мне богатство, и я слушаю его, как дитя. А… Какая разница! Одно из благодеяний Востока — время тут течет неспешно. — Он сильно затянулся. — А вам что, хочется скорее попасть в Кандию?
— Мне хочется скорее узнать, какова будет моя судьба. Оказывается, вы продали в Ливорно маленького слугу, который сопровождал меня…
— Да, и сделка неожиданно была выгодной. Я не надеялся столько получить за него, но мне попался итальянский дворянин, искавший учителя французского языка для своего сына. Это позволило мне поднять цену.
— Флипо — учитель французского языка! — воскликнула Анжелика, и снова зазвенел ее легкий смех.
Она с трудом подавила веселость и стала расспрашивать работорговца, не помнит ли он имени итальянского синьора, которому продал Флипо; потом ей, может быть, удастся выкупить верного слугу.
Теперь расхохотался маркиз д'Эскренвиль.
— Выкупить его? Вы что, рассчитываете освободиться? Следует знать, дорогая, что из гаремов не бегут!
Молодая женщина долго вглядывалась в него, пытаясь найти хоть каплю человечности в этом хмуром лице, выплывавшем из тени, потому что рядом поставили зажженный фонарь.
— Вы действительно намерены это сделать?
— А для чего же я держу на своем корабле такую красотку, как вы думаете?
— Послушайте, — сказала она, увлеченная порывом надежды, — если вам нужны деньги, я сумею дать выкуп за себя. Во Франции у меня много денег.
Он покачал головой.
— Нет. Я не собираюсь вести дел с французами. Они слишком хитры. Чтобы получить деньги, мне пришлось бы поехать в Марсель. Это опасно… и это будет нескоро. Мне некогда ждать. Мне надо купить еще один корабль… Разве у тебя хватит на это денег?
— Может быть.
Но тут она вспомнила, в каком плохом состоянии были ее дела ко времени отъезда. Ей пришлось заложить свое судно и его будущий груз, чтобы оплатить свои расходы при дворе. И потом ведь ее положение во Франции, раз она навлекла на себя гнев короля, было очень и очень непрочным.
